Чёрный король - Евгения Грановская

Двое журналистов с криками повисли у шахматиста на руках, но он тряхнул могучими плечами, и журналисты разлетелись в стороны.

– Жуй, не выплевывай! – приговаривал Чигорин, запихивая газету Пожедомскому в глотку. – Нравится? Нет? Значит, еще не распробовал!

В комнату вбежали еще двое молодых людей, и теперь уже четверо мужчин пытались вырвать бедного редактора из медвежьих лап Чигорина.

– Наелся? – спросил, не обращая на них внимания, Чигорин. – Ну, молодец! А теперь запомни: если еще раз прочту в твоей газетке что-нибудь этакое – выкуплю весь тираж и заставлю съесть! – Чигорин стряхнул с себя журналистов и, окинув их грозным взглядом, прогудел: – И вас касается, господа кровососы! Всех научу, никого не забуду!

Чигорин отшвырнул от себя редактора, повернулся, крякнул и двинулся к выходу.

Когда он вышел, все бросились подымать с пола Пожедомского. Около минуты редактор отплевывался, потом вытаращил глаза и прохрипел:

– Хам… Негодяй… Где Быстрописцев?

На клич из-за стола высунулась взлохмаченная голова, приделанная к тонкой, кадыкастой шее.

– Я здесь, – с вялой улыбкой проговорила голова.

– Фельетон… – прохрипел Пожедомский. – Два фельетона… Три… В завтрашний номер… Первая полоса…

– Фельетон дело хорошее, – проговорил Быстрописцев с тонкой улыбкой. – Но субъект больно агрессивный. Этак можно и жизни лишиться.

Пожедомский попытался что-то сказать, но закашлялся. Журналисты кинулись наливать ему воду из графина. А Быстрописцев, все еще не спеша полностью выбраться из-под стола, перевел взгляд на дверь и тихо прошептал:

– А какой здоровяк этот Чигорин… Ему бы шпалы укладывать, а не в шахматы играть.

2

Вечер у промышленника Бостанжогло был, что называется, камерный. Гостей – минимум. Кроме Чигорина – два вежливых купца во фраках и с женами да один потрепанный дворянчик с недовольным лицом.

Обняв за плечи Чигорина, хозяин дома, Александр Бенедиктович Бостанжогло, подвел его к ослепительно красивой молодой женщине в светлом платье и со светлыми, почти платиновыми полосами.

– Дорогая, позволь тебе представить – это Михал Иваныч Чигорин, лучший шахматист в мире! – представил шахматиста Бостанжогло.

– Тот самый Чигорин? – улыбнулась женщина, подавая руку. – Саша мне все уши про вас прожужжал.

– Он может, – улыбнулся Чигорин и поцеловал даме руку.

Бостанжогло улыбнулся и сказал:

– Анна Петровна Голубева мне почти жена. Прошу любить и уважать ее, как меня самого. И даже больше!

Чигорин галантно поклонился. Шахматист был одет в коричневый фрак, довольно ловко сидевший на его мощной фигуре, а его каштановые волосы и борода были красиво расчесаны.

Александр Бенедиктович Бостанжогло смотрелся полной его противоположностью – невысокий, полноватый, с редкими, но аккуратно подстриженными волосиками льняного цвета и маленькой, светло-русой бородкой. Вид у промышленника был не то чтобы не осанистый, а просто-таки никакой, однако все знали, что Бостанжогло – миллионер, и это каким-то странным образом придавало ему солидности и лоску. В газетах писали, что Александр Бенедиктович – один из самых оборотистых промышленников в России, называли его «табачным королем», и Бостанжогло, хоть и посмеивался, но носил этот «титул» не без удовольствия.

– Согласитесь, Михал Иваныч, моя Анечка – настоящая русская красавица! – продолжал весело разглагольствовать Бостанжогло. – Если бы кому-нибудь взбрело на ум устраивать в России конкурсы женской красоты – Анна заняла бы на нем первое место!

Чигорин улыбнулся и сказал:

– Глупо оспаривать очевидное.

Женщина тихо засмеялась, а Бостанжогло добавил:

– Друг мой, эта женщина – лучшее, что у меня есть! Она стоит всех алмазов Голконды!

– Его сиятельство князь Шервалидзе! – объявил дворецкий.

Бостанжогло засуетился.

– Дорогая, прошу тебя, поухаживай за господином Чигориным, пока я встречу гостя.

– С удовольствием, – ответила красавица.

Александр Бенедиктович ушел к новому гостю, а Анна Петровна взяла Чигорина под руку. Он уже кое-что слышал об этой женщине. Поговаривали, что она – что-то вроде наложницы у Бостанжогло, что он познакомился с ней в Париже, где она состояла в связи с бароном Ротшильдом, и отбил ее у барона.

Доходили до Чигорина и слухи о красоте наложницы табачного короля, но сегодня он увидел ее воочию и убедился, что слухи эти отнюдь не преувеличены. Что-то в ней было такое, отчего сердце Михаила Ивановича забилось быстрее. В повороте маленькой головки, в движениях тонких рук, в милой манере говорить и слушать собеседника, в мягком, лучистом взгляде зеленых глаз.

Чигорин смотрел на нее, слушал ее негромкий голос и чувствовал, что с ним что-то происходит. Какая-то сладостная истома поселилась в душе, вперемешку со светлой грустью. Если бы Михаил Иванович был поэт, он бы сразу понял, что это чувство именуется «влюбленностью». Но в сухой системе координат профессионального шахматиста нет такой категории, как «влюбленность». И если в голову поэту в эту минуту, вероятно, пришли бы какие-нибудь стихи, то Чигорину встреча с Анной Голубевой показалась началом какой-то игры. Это подсказала ему интуиция шахматиста. К тому же он чувствовал, что игра эта обещала впереди много удовольствий. Каких именно – было пока непонятно.

Чигорин не был ловеласом, но женщин никогда не избегал и умел с ними ладить, а потому беседовал с Анной Петровной легко и свободно. Речь зашла о Бостанжогло.

– Он очень милый, – с улыбкой сказала Анна Петровна. – Но иногда он говорит глупости.

– Ничего удивительного, – ответил Чигорин. – При виде красивой женщины мужчины часто теряют ум.

Женщина быстро и остро глянула на него из-под густых ресниц и сказала:

– Бостанжогло не из таких. Вот вы – да. Саша говорил, что вы романтик.

– Он так говорил? – улыбнулся Чигорин.

Она кивнула:

– О, да. Мой муж вас обожает. Чигорин то, Чигорин это. Чигорин – лучший из лучших! Саша в вас просто влюблен.

– Он дает деньги на проведение матчей, а это главное, – заметил Михаил Иванович.

Беседуя, они ходили по зале, и Чигорин вдруг поймал себя на том, что не замечает остальных гостей. Словно они в этой зале совершенно одни. Нет, он, конечно, вел себя с окружающими вежливо и корректно: кому-то отвечал на приветствие учтивым кивком, с кем-то перебрасывался парой пустых фраз, – но проделывал он все это как бы по инерции. Все его внимание сфокусировалось на этом милом лице с зелеными глазами, ласково глядящими на него из-под темных, пушистых ресниц.

– Если честно, я давно мечтала с вами познакомиться, – говорила Анна Петровна. – Правда, я представляла вас себе немного иначе. Я думала, что вы – этакий сухой, колючий, немногословный истукан без капли юмора. Этакая бездушная машина для игры в шахматы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});