Рука - Юз Алешковский

Передайте, пожалуйста, всем членам политбюро мой сердечный приеет и душевную просьбу. Я прошу их поскорее освободиться от ряда соблазнительных ложных идей, в которые они никогда не верили и не верят, а если им все-таки кажется, что верят, то уровень современной медицины позволяет надеяться на частичное, переходящее постепенно в полнейшее, излечение пациентов от одной или множества структурно-окостеневших навязчивых идей. Гораздо труднее обстоят дела в СССР не с навязчивыми, а с навязываемыми идеями. С ними у нас полный завал.

Я полагаю, что СОВЕТ это и есть НАВЯЗЫВАЕМАЯ ИДЕЯ. Читайте лозунг, покоривший своей бессмысленностью массы: «Вся власть Советам!» – «Вся власть навязываемым идеям!» Никогда так прочитанный лозунг не привел бы ваше кодло к власти! Никогда!

И вообще многие правильно прочитанные лозунги перестали бы существовать в миг дешифровки и обнажения своей оборотистой сути… Но я, пишу, отвлекся и настаиваю на том, что борьбу за права человека необходимо увязать с борьбой за права людей, занимающих самые высокие посты в государстве, партии, армии и органах. Надо начать борьбу эту немедленно и в мировом масштабе. На что уходит жизнь вождей при служении навязанной идее? Почему должны они жертвовать радостями личного существования во имя царствования мертвых догм? Почему должны мучиться, запутавшись в постулатах выжившего из ума Учения Почему? Пусть же простые люди доброй воли дружно воскликнут: Свободу вождям и руководителям от ложной коммунистической идеи!..

Увязать необходимо, повторяю, борьбу за права человека, в Советском, читай: в навязанно-идейном, Союзе с борьбой за права людей, занимающих высокие посты: здесь мы все сейчас рабы сатанинской идеи и ее силы и должны сочуствовать друг другу. Если не вожди нам, то мы им. Ибо нам легче: мы увидели свет. А на вопрос: что же делать если у обеих сверхдержав масса пороков, а радикально изменить их политические и экономические структуры не предстаеляется возможным до начала олимпиады-80, я отмечу так: нужно создать международный координационный и исполнительный комитет по выявлению и корректированию социальных и общественно-политических пороков, имеющих место в жизни сверхдержав и стран, находящихся в сферах их влияния. Вот и все. Но для начала вы – руководители – должны стать не инакомыслящими, а свободомыслящими существами, хотя бы украдкой подумывающими на охоте, в бассейне, в супружеской постели и на заседаниях о том, что не мешало бы свергнуть тиранию идеи и зажить практически по-человечески. И вот когда вы осознаете необходимость бороться под властью тиранической идеи за свои человеческие права, когда вы почуете непреодолимую страсть освободиться от всесильной лжи существования и достойно сформулируете его высшие цели, тогда инакомыелие и свободолюбие подданных будет восприниматься вами не как проявление вражды и ненависти к вам – «горстке смельчаков и провидцев, – ведущим корабль державы по бурным волнам океана к коммунизму», а как солидарность, сочувствие и ответственность перед живущими и следующими поколениями людей страны и земли. И в атмосфере естественного Бытия, трагизм которого не снимается наличием у общества гарантированных свобод, сама собой пропадет нужда бороться за права человека. Нелепо ведь тигру, выпущенному на волю, часами разгуливать взад-вперед по полянке, как по клетке, а орангутангу гневно и тоскливо расшатывать воображаемые решетки. Правда, есть в каплаге группки молодых людей, которые ведут себя как тигры и обезьяны, вообразившие, что они живут не на свободе, а в клетках. Жизнь может сыграть с ними жуткую шутку. Она уже сыграла ее с русскими интеллигентами и рабочим классом, получившими взамен захудалого, в либеральном смысле, но все-таки свободного государства полицейскую империю в концлагерями, судебным произволом, новым суперкрепостным строем и кабальным трудом…

Как вам нравится этот странный молодой человек, гражданин Гуров? Не нравится, но смешной?

Я приказал, отведя более сильный удар, продержать этого симпатичного молодого человека пару месяцев в психушке. Сейчас он, очевидно, в кафе «Лира» глобально мыслит за рюмочкой низкокачественной водки.

Я все это вам к чему, собственно, рассказывался А!.. Теперь вы понимаете, что и к идее можно относиться как к бабе? Понимаете, что Сталин относился к идее с такой же ненавистью и омерзением, как вы к Коллективе-Клавочке? Он рад был бы поступить по-вашенски, да не мог. Не то что реформация, а ревизионизм любого толка были для него смертельны. Ненавидя и содрогаясь от бессильного бешенства, он третировал, где только мог, и дискредитировал свою проклятую жену-идею, а мстил за все унижения, страх и пожизненное заточение ее старьпм и молодым пылким любовникам. Он мечтал погубить их к чертовой матери всех до одного. Но террор для этого был слаб, каким бы тотальным он ни казался. Можете считать мою идею безумной, но я лично убежден, что война представлялась Сталин идеальной союзницей в деле уничтожения ленинской гвардии интеллектуальной большевистской элиты и, может быть, самой ИДЕИ…

Да! Он страстно мечтал поиграть в войну, и поэтому, только поэтому не внял здравым предупреждениям своих загипнотизированных советников, донесениям талантливых шпионов и представляемым в сводках тревожным картинам объективного положения дел… Война должна была стать достойным объектом приложения его сил… Пусть танки фюрера перепашут и переутюжат пол-России… Пусть гибнут миллионы Их у него немало за Уралом… Пусть гестапо перешлепает уцелевших большевистских фанатиков и ревнивых жрецов Идеи, пусть! Когда немецкие танки и солдаты сделают сво~ очистительное дело, он скажет: Смерть фашистским оккупантам! И люди с его именем на устах бросятся в атаку освободят занятые территории, а там что-нибудь придумаем Начнем строить что-нибудь новое. И может быть, на его закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной… Ему необходима была война, чтобы встряхнуть приунывшую от внутренних потрясений страну, чтобы заставить людей забыть о миллионах их родственников, подыхающих на Севере, на Колыме, в Казахстане, в Сибири, в двух-трех километрах от дверей родных домов за колючей проволокой.

Он один понимал, что не продержится долго в живущей почти на осадном положении стране. Суд за опоздания и прогулы. Запрет беспаспортным колхозникам бросать колхозы и искать работу в городах. Офицерство, не уверенное в безопасности, чекисты, ждущие своей очереди попасть в расход, народы Литвы, Латвии, Эстонии, прочие только и жаждущие освободиться от советского ига, республики, многочисленное ворье, шпана, богема, коррупция, рахитичная технология и многое другое – все это не давало ему покоя денно и нощно, он уже не знал, на кого положиться, и идея войны закономерно показалась ему спасительной. Во время войны он и сам станет иным, другим Сталиным. Он станет Сталиным – величайшим полководцем. Сталиным – освободителем Европы от фашизма, этого родного брата ненавистной Идеи, отвратительного шурина вождя. Он поживет как мужчина, как орел, а не как хорек-политик с вымазанной кровью мордой…

К тому же пропагандисты устали, философы вот-вот рехнутся от осмысления его произведений, а советских людей уже не взволнуют и не отвлекут от разгула опричнины ни перелеты через полюс, ни зимовки на льдинах, ни блуждания летчиц по тайге, ни жуткий фарс процессов, ни шельмование в прессе бывших кумиров. Все! Только – война!

Она займет умы и руки, она сплотит разобщенных в распрях, она спишет все чудовищные грехи, она зажжет чувство родины в проклявших ее сердцах, сообщит единство усилиям, освятит ненавистью к врагу ошибки тупиц и ненужные жертвы. Война!

Конечно, гражданин Гуров, Сталин из-за отсутствия гениальности, а подчас и воображения, иначе представлял себе начало и течение войны.

В октябре сорок первого он раз по десять на день, посасывая мундштук и степенно шагая, чтобы не выдавать мандраже, удалялся в сортир. Там он переживал острейший, истинно опасный момент своей жизни, не зная, чем кончится для него рискованнейшая игра, и испытывая обыкновенное человеческое волнение, дарующее не совсем приятное, но истинное ощущение личного существования. Он как бы перестал быть по законам военного времени пленником Идеи. Наоборот, он чувствоеал, что никогда судьба ее так не зависела от его поведения и решений, как перед зимним сражением под Москвой…

Рябов! Это – ты? .. Войди! .. Ну вот! Пойманы Трофим и Трильби. Нас приглашают взглянуть на них, гражданин Гуров!

46

Мне понятно потрясение человека, которого не узнают его лучшие, любимейшие и нежные друзья. Но, поверьте, «мои ветеринары» не делали им никаких прививок. Тем более разрушающих привычные сеязв с хозяином и его уютным домом. Даю слово: я здесь ни при чем… Эту пытку, к сожалению, придумал для вас не я. Не я… Поймали их, обнаружив с помощью нашей агентуры, в Сухумском обезьяньем питомнике.