Тысяча И Одна Ночь. Книга 4 - без автора

И затем Ахмед Камаким взял то, что он хотел, и получил грамоту на право врываться в дома и обыскивать их.

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести шестьдесят пятая ночь

Когда же настала двести шестьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Ахмед Камаким взял то, что он хотел, и получил фирман на право врываться в дома и обыскивать их. И он пошёл, держа в руках трость, треть которой была из бронзы, треть из меди и треть из железа, и обыскал дворец халифа и дворец везиря Джафара и обходил дома царедворцев и привратников, пока не прошёл мимо дома Ала-ад-дина Абу-ш-Шамата.

И, услышав шум перед домом, Ала-ад-дин поднялся от Ясмин, своей жены, и вышел, и, открыв ворота, увидел вали в большом смущении. "В чем дело, о эмир Халид?" - спросил он; вали рассказал ему все дело, и Ала-ад-дин сказал: "Входите в дом и обыщите его". Но вали воскликнул: "Прости, господин! Ты верный, и не бывать тому, чтобы верный оказался обманщиком". - "Обыскать мой дом необходимо", - сказал Ала-ад-дин. И вали вошёл с судьями и свидетелями, и тогда Ахмед Камаким пошёл в нижнюю часть комнаты и, подойдя к мраморной плите, под которой он зарыл вещи, нарочно опустил на плиту трость. И плита разбилась, и вдруг увидели, что под нею что-то светится, и начальник воскликнул: "Во имя Аллаха! Как захочет Аллах! По благословению нашего прихода, нам открылось сокровище. Вот я спущусь к этому кладу и посмотрю, что там есть".

И судья со свидетелями посмотрели в это место и нашли все вещи полностью и написали бумажку, в которой стояло, что они нашли вещи в доме Ала-ад-дина, и приложили к этой бумажке свою печать.

И Ала-ад-дина приказали схватить, и сняли у него с головы тюрбан, и все его имущество и достояние записали в опись, и Ахмед Камаким схватил невольницу Ясмин (а она была беременна от Ала-ад-дина) и отдал её своей матери и сказал: "Передай её Хатун, жене вали".

И старуха взяла Ясмин и привела её к жене вали. И когда Хабазлам Баззаза увидел её, к нему снова пришло здоровье, и он в тот же час и минуту встал и сильно обрадовался.

И он приблизился к девушке, но она вытащила из-за пояса кинжал и сказала: "Отдались от меня, или я тебя убью и убью себя!"

И мать его Хатун воскликнула: "О распутница, дай моему сыну достигнуть с тобою желаемого!" А Ясмин сказала: "О сука, какое вероучение позволяет женщине выйти замуж за двоих и кто допустит собак войти в жилище львов?"

И страсть юноши ещё увеличилась, и он так ослаб от любви и волнения, что расстался с едой и слёг на подушки; и тогда жена вали сказала Ясмин: "О распутница, как это ты заставляешь меня печалиться о моем сыне? Тебя непременно надо помучить, а что до Ала-ад-дина, то его обязательно повесят". - "Я умру и буду любить его", - воскликнула невольница. И тогда жена вали сняла с неё бывшие на ней драгоценности и шёлковые одежды и одела её в парусиновые штаны и волосяную рубашку и поселила на кухне, сделав её одной из девушек-прислужниц.

"В наказанье ты будешь колоть дрова, чистить овощи и подкладывать огонь под горшки", - сказала она; и Ясмин ответила: "Я согласна на всякую пытку и работу, но не согласна видеть твоего сына". И Аллах смягчил к вей сердца невольниц, и они стали исполнять за неё работу на кухне.

Вот что было с Ясмин. Что же касается Ала-ад-дина Абу-ш-Шамата, то его взяли с вещами халифа и повели, и вели до тех пор, пока не дошли с ним до дивана.

И халиф сидел на престоле и вдруг видит, что они ведут Ала-ад-дина, и с ним те вещи. "Где вы их нашли?" - спросил халиф; и ему сказали: "Посреди дома Ала-аддина Абу-ш-Шамата".

И халиф пропитался гневом и взял вещи, но не нашёл среди них светильника. И он спросил: "О Ала-ад-дин, где светильник?" И Ала-ад-дин отвечал: "Я не крал, и не знаю, и не видел, и нет у меня об этом сведений". И халиф воскликнул: "Как, обманщик, я приближаю тебя к себе, а ты меня от себя отдаляешь, и я тебе доверяю, а ты меня обманываешь"? И затем он велел его повесить.

И вали вышел, а глашатай кричал об Ала-ад-дине: "Вот возмездие, и наименьшее возмездие, тем, кто обманывает прямоидущих халифов!" И люди собрались около виселицы.

Вот что было с Ала-ад-дином. Что же касается Ахмедаад-Данафа, старшего над Ала-ад-дином, то он сидел со своими приспешниками в саду; и пока они сидели, наслаждаясь и радуясь, вдруг вошёл к ним один человек - водонос из водоносов, которые в диване, и поцеловал Ахмеду-ад-Данафу руку и сказал: "О начальник Ахмед-адДанаф, ты сидишь и веселишься, а беда у тебя под ногами, но ты не знаешь, что произошло". - "В чем дело?" - спросил Ахмед-ад-Данаф; и водонос сказал: "Твоего сына по обету Аллаху, Ала-ад-дина, повели на виселицу". - "Какая будет у тебя хитрость, о Хасан Шуман?" - спросил Ахмед-ад-Данаф; и Хасан сказал: "Ала-ад-дин невиновен в этом деле, и это проделки какого-нибудь врага". - "Что, по-твоему, делать?" - спросил Ахмед-ад-Данаф. "Спасение его лежит на нас, если захочет владыка", - ответил Хасан; а затем Хасан Шуман пошёл в тюрьму и сказал тюремщику: "Выдай нам кого-нибудь, кто заслуживает смерти". И тюремщик выдал ему одного человека, более всех тварей похожего на Ала-ад-дина Абу-ш-Шамата, и Хасан закрыл ему голову, и Ахмед-ад-Данаф повёл его между собою и Али-Зейбаком, каирцем.

А Ала-ад-дина повели, чтобы повесить; и тут Ахмед-адДанаф подошёл к палачу и наступил ногою ему на ногу, и палач сказал ему: "Дай мне место, чтобы я мог сделать своё дело!"; а Ахмед-ад-Данаф молвил: "О проклятый, возьми этого человека и повесь его вместо Ала-ад-дина Абу-ш-Шамата: он несправедливо обижен, и мы выкупим Исмаила барашком".

И палач взял того человека и повесил его вместо Алаад-дина, а потом Ахмед-ад-Данаф и Али-Зейбак, каирец, взяли Ала-ад-дина и отвели в комнату Ахмеда-ад-Данафа.

И когда они вошли, Ала-ад-дин сказал: "Да воздаст тебе Аллах благом, о старший!" И Ахмед спросил его: "О Ала-ад-дин, что это за дело ты сделал?.."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести шестьдесят шестая ночь

Когда же настала двести шестьдесят шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Ахмед-ад-Данаф спросил Ала-ад-дина: "Что это за дело ты сделал? Аллах да помилует сказавшего: того, кто тебе доверился, не обманывай, даже если ты обманщик. Халиф дал тебе у себя власть и назвал тебя верным и надёжным, почему же ты поступаешь с ним так и берёшь его вещи?" - "Клянусь величайшим именем Аллаха, о старший" - воскликнул Ала-ад-дин, - это не моя проделка, и я в ней неповинен и не знаю, кто это сделал!" - "Это дело сделал не кто иной, как явный враг, - сказал Ахмед-ад-Данаф, - и кто это сделал, тому воздаётся за это. Но тебе, Ала-ад-дин, нельзя больше пребывать в Багдаде: с царями не враждуют, о дитя моё; и кого ищут цари - о, как долги для того тягостны!" - "Куда я пойду, о старший?" - спросил Ала-ад-дин; и Ахмед-ад-Данаф молвил: "Я доставлю тебя в аль-Искандарию - это город благословенный, и подступы к нему зеленые, и жизнь там приятная". И Ала-ад-дин отвечал: "Слушаю и повинуюсь, о старший!" И тогда Ахмед-ад-Данаф сказал Хасану Шуману: "Будь настороже, и когда халиф спросит обо мне, скажи ему: он уехал объезжать земли".

После этого Ахмед взял Ала-ад-дина и вышел из Багдада, и они шли до тех пор, пока не достигли виноградников и садов. И они увидели двух евреев из откупщиков халифа, которые ехали верхом на мулах, и Ахмед-ад-Данаф сказал евреям: "Давайте плату за охрану". - "За что мы будем давать тебе плату?" - спросили евреи; и Ахмед сказал: "Я сторож в этой долине". И каждый из евреев дал ему сто динаров, а после этого Ахмед-ад-Данаф убил их и, взяв мулов, сел на одного, и Ала-ад-дин тоже сел на мула.

И они поехали в город Айяс и отвели мулов в хан и проспали там ночь, а когда настало утро, Ала-ад-дин продал своего мула и поручил мула Ахмеда-ад-Данафа привратнику; и они взошли на корабль в гавани Айяса и достигли аль-Искандарии.

И Ахмед-ад-Данаф с Ала-ад-дином вышли и пошли по рынку - и вдруг слышат: посредник предлагает лавку с комнатой внутри за девятьсот пятьдесят динаров.

"Даю тысячу", - сказал тогда Ала-ад-дин, и продавец уступил ему (а лавка принадлежала казне); и Ала-аддин получил ключи, и отпер лавку, и отпер комнату, и оказалось, что она устлана коврами и подушками, и он увидел там кладовую, где были паруса, мачты, канаты, сундуки и мешки, наполненные скорлупками и раковинами, стремена, топоры, дубины, ножи, ножницы и другие вещи, так как владелец лавки был старьёвщиком.

И Ала-ад-дин Абу-ш-Шамат сел в лавке, и Ахмед-адДанаф сказал ему: "О дитя моё, лавка и комната и то, что в ней есть, стали твоим достоянием. Сиди же в ней, покупай и продавай - и не сомневайся, ибо Аллах великий благословил торговлю".

И Ахмед-ад-Данаф оставался у Ала-ад-дина три дня, а на четвёртый день он простился с ним и сказал: "Живи Здесь, пока я съезжу и вернусь к тебе с вестью от халифа о пощаде и высмотрю, кто проделал с тобой такую штуку".

И потом Ахмед-ад-Данаф отправился в путь и, достигнув Айяса, взял своего мула из хана и поехал в Багдад. И он встретился там с Хасаном Шуманом и его приспешниками и сказал: "О Хасан, халиф спрашивал обо мне?" И Хасан отвечал: "Нет, и мысль о тебе не приходила ему на ум". И Ахмед-ад-Данаф остался служить халифу и стал разведывать новости. И он увидел, что халиф обратился в один из дней к везирю Джафару и сказал ему: "Посмотри, о везирь, какое дело сделал со мной Ала-аддин". И везирь ответил ему: "О повелитель правоверных, ты воздал ему за Это повешением, и возмездие ему то, что его постигло". - "О везирь, я хочу выйти и посмотреть на него, повешенного", - сказал халиф; и везирь молвил: "Делай, что хочешь, о повелитель правоверных". И тогда халиф и с ним везирь Джафар пошли в сторону виселицы.