Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918 - Мария Романова

Но небольшой город Гумбиннен, расположенный на полпути между Эйдткуненом и Инстербургом, был в наших руках, и нам посоветовали направиться туда.

Пока мужчины выгружали оборудование, мы, сестры милосердия, бродили по городу. Было совершенно очевидно, что этот город находится рядом с фронтом. Везде были солдаты в испачканной полевой форме; телеги сгрудились в кучу; там и сям от полевых кухонь поднимался дымок; воздух был наполнен смесью запахов: душистого сена и лошадьми, теплым запахом свежеиспеченного хлеба, запахом вытоптанной травы, запахом дымка. Некоторые семьи, очевидно, решили покинуть город. Их пожитки были нагружены в повозки, стоявшие посреди дворов, или были разбросаны на улице среди сена и соломы. Там и сям на улице валялись вещи, которые уронили или забыли; солдаты тщательно разглядывали эти вещи и, как правило, немедленно присваивали их, независимо от их величины или полезности. Я сама подобрала новенький кофейник и гордо показала его своим спутницам как свой трофей. Я засунула его себе под мышку и долго пользовалась им, всегда рассказывая историю своей находки.

Когда разгрузка закончилась, Елена, мадам Сергеева и я поехали на машине в Гумбиннен, в то время как вся наша часть должна была следовать за нами маршевым порядком.

На все эти действия взирали безутешные жители городка. Я бы предпочла остаться со всем персоналом и ехать вместе с ними на повозках, но Елена решила, что нам следует поехать вперед и, если это будет возможно, найти место для госпиталя.

Нелегко было добраться до Гумбиннена. Еще совсем недавно этот городок был полем боя, и дороги сильно пострадали. С напряженным любопытством я смотрела на вытоптанные поля по обеим сторонам дороги, на ямы, еще недавно вырытые снарядами, на сломанные деревья. В одних местах оставались следы лагерных стоянок, в других – боевых действий: брошенные ранцы, сломанные винтовки, пустые жестянки, клоки одежды. Я высматривала мертвых, боясь увидеть их; но все тела погибших людей к тому времени уже убрали; однако трупы лошадей с задранными ногами и вздутыми животами еще лежали.

Нигде не было видно ни окопов, ни колючей проволоки. Продвижение частей генерала Ренненкампфа в Восточную Пруссию, предпринятое, чтобы оттянуть германские армии с Западного фронта, в то время когда они уже наводнили Бельгию и были готовы идти на Париж, до сих пор было в целом успешным; оно захватило врага врасплох. Они не ожидали, что мобилизация в России пройдет так быстро и организованно. Однако наше поспешное наступление не оставило нам времени для постройки укреплений и оставило тыл беззащитным.

В Гумбиннене царил беспорядок. Насколько мы могли определить, штаб Ренненкампфа был переведен в Инстербург. Тем не менее Елена решила осмотреть некоторые дома. Мы объехали Гумбиннен в сопровождении нескольких городских чиновников.

Я никогда не забуду этот город. Внешне немногие дома пострадали; на первый взгляд аккуратные немецкие кирпичные строения казались чистыми и нетронутыми. Но внутри все было иначе: не было ни одной неразграбленной квартиры. Покосившиеся двери были раскрыты, замки взломаны, посудные шкафы зияли пустотой, одежда разбросана по полу, глиняная посуда и зеркала лежали разбитыми, мебель перевернута и проткнута штыками.

Жители, не ожидавшие появления русских, спасались бегством, побросав свои пожитки. Тревога, вероятно, поднялась приблизительно в обеденное время, так как почти во всех домах столы были накрыты. На тарелках лежали сухие куски мяса в густой холодной подливке, рядом с ними валялись салфетки, стулья были отодвинуты. Если бы не ужасный беспорядок и разрушение, можно было бы подумать, что семья только что встала из-за стола и ушла в другую комнату.

Но еще более ужасной была мертвая тишина, нависшая над городом. Наш выбор не остановился ни на одном из домов.

Дмитрий и Иоанн, муж Елены, каким-то образом узнали о нашем пребывании в Гумбиннене, приехали к нам в автомобиле и застали нас за осмотром домов. Я и не надеялась увидеть Дмитрия так скоро и пришла в неописуемую радость, но сразу же заметила, что он не полностью разделяет мои чувства. Он видел страшные вещи, выглядел печальным и измученным и не одобрял моего присутствия вблизи боевых действий. Ситуация, по его словам, была очень неопределенная; штаб на тот момент находился в Инстербурге.

Соответственно в Инстербург направилась наша часть, где и разместилась в помещении школы. Это было самое большое здание в городе, но не совсем приспособленное для жилья и чрезвычайно мрачное. Как только прибыл наш обоз, мы быстро разгрузились, и очень скоро школа приобрела вид настоящего госпиталя. Медсестры и я работали весело и слаженно. Мы вымыли все здание сверху донизу, оттирая тряпками полы, окна и лестницы. Классные комнаты на двух верхних этажах мы превратили в больничные палаты, другие помещения – в перевязочные и операционные комнаты. На первом этаже, где комнаты были меньшего размера, жили мы; стульями нам служили упаковочные ящики. В комнате, выделенной для меня и мадам Сергеевой, как и во всех других, был каменный пол и серые блестящие стены. Переносные кровати, чемоданы и кое-какие ящики были нашей единственной мебелью. Мы мылись в школьной прачечной, которая находилась в подвале.

Чем больше приближаешься к фронту, тем, как правило, меньше знаешь о том, что там на самом деле происходит. Это было верно и в нашем случае. В действительности мы не имели представления о шаткости нашего положения. Армия Ренненкампфа была рассредоточена, позиции не укреплены, тыл не защищен. Некоторые наши части были уже перед Кенигсбергом, и немцы, занятые на других фронтах, казались неподготовленными к тому, чтобы оказать решительное сопротивление или контратаковать.

Наши первые дни в Инстербурге прошли сравнительно тихо. Время от времени мы слышали звуки канонады, обычно далекие и глухие, но иногда они приближались и становились более отчетливыми. Пехота с засохшей грязью на сапогах с песнями проходила через город; кавалерийские эскадроны, автомобили, обозы постоянно двигались в сторону, откуда стреляли пушки.

Дмитрий размещался в Инстербурге и служил офицером связи в штабе армии Ренненкампфа. Он часто приходил в госпиталь в сопровождении датского дога, который привязался к нему где-то на пути к фронту. Иногда нас с Еленой приглашали на обед в штаб армии. Казалось, все там пребывали в том же приподнятом настроении, в котором несколько недель назад одержали победу; все выражали непоколебимую уверенность в быстром и блестящем окончании войны. За несколькими исключениями все было хорошо и давало надежду. Армия еще хорошо снабжалась продуктами и имела более чем достаточно оружия и боеприпасов. Все были довольны, и наши взаимоотношения были отмечены той особой сердечностью, которая происходит от осознания своей силы и сравнительно небольших потерь. Это был, если можно так выразиться, медовый месяц войны.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});