Бригада - Уильям Форстен

— Ладно, Ганс.

Стрельба за воротами начала стихать. Сгустились сумерки, а снег все так же валил густыми хлопьями. На дороге, ведущей от перевала, показался одинокий всадник. Приблизившись к деревне, кавалерист пустил лошадь шагом и замахал над головой вымпелом своего отряда, чтобы его не приняли за бантага. Въехав в ворота, всадник заметил Ганса и спешился рядом с ним.

— Отличная работа, полковник, — похвалил его Ганс.

— Боюсь, что не совсем, — покачал головой Василий.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мои парни засели по обе стороны перевала. Как только мы услышали стрельбу в деревне, я выстроил одну роту прямо поперек дороги, плечом к плечу, а за их спинами поставил десяток конников: на тот случай, если кому-то из бантагов удастся прорваться. — Василий шумно перевел дыхание. — Их было несколько сотен. Они возникли буквально из ниоткуда и напали на нас с ходу. Мы устроили им кровавую баню, но кое-кому удалось прорваться.

— А что твои всадники — они их догнали?

— Не могу утверждать этого со всей уверенностью, сэр. Они уложили четверых беглецов, но их могло быть и пять, и шесть. Я приказал своим людям скакать во весь опор, но не могу поклясться, что мы уничтожили всех врагов до единого. Возможно, некоторым удалось проскользнуть сбоку от перевала — мы слышали какой-то шум в лесу ниже по склону. Я и туда послал своих парней.

Ганс только вздохнул. Проклятье! Глупо надеяться на лучшее. Если хотя бы одному из бантагов удастся добраться до своих и сообщить о броневиках в горах, у Гаарка будет время подготовиться к этой атаке.

Фактор неожиданности был потерян. Если он теперь поведет своих людей в открытую степь, несмотря на то что запас прочности броневиков почти исчерпан, это будет равносильно самоубийству.

Может, отступить или, по крайней мере, укрепиться на этих позициях?

Нет, черт возьми, это не поможет.

— Ты сделал все, что мог, — поблагодарил он Василия. — Отправь роту своих кавалеристов вниз по дороге, насколько сочтешь безопасным, а потом доложи обо всем мне. Совещание штаба состоится через час.

Василий вскинул руку к виску и ускакал обратно. Ганс слез со стены и, заметив Кетсвану, поманил зулуса к себе.

— Отличная драка, Ганс! — возбужденно воскликнул Кетсвана. — Мы всех тут уничтожили?

Шудер покачал головой и изложил другу положение дел.

— И что теперь?

— Как скоро нам удастся подтянуть сюда остальные броневики? — спросил у него Ганс.

— Не знаю, — пожал плечами Кетсвана, — Большинство машин будет здесь через час или два. Впрочем, я боюсь, что они не смогут быстро ехать в такой темноте.

Ганс задрал голову и взглянул на небо. Снегопад не прекращался, но сквозь скопление туч на юге пробивались тусклые лучи света. Одна из лун Валдении скрылась за облаками, но вскоре вновь вынырнула из-за них.

— Мы должны сегодня же ночью выступить в поход, — решил Ганс. — Надо исходить из того, что бантагам известно о нашем маневре. Мы больше не имеем права терять время впустую.

— Ты спятил, Ганс! Большинство солдат не успеют подойти сюда до полуночи!

— Я знаю. Пусть эти люди остаются здесь. Ночью они смогут отдохнуть, а завтра спустятся с перевала и займут позицию у подножия гор. Но я хочу, чтобы экипажи броневиков были немедленно накормлены, как только они окажутся здесь. Даю им четыре часа отдыха. Тимокин осмотрит все машины и решит, какие из них способны добраться до цели нашего пути. Поврежденные и ненадежные броневики мы оставим тут, а членов их экипажей распределим по другим машинам. Возьмем с собой все горючее и боеприпасы, посадим солдат на повозки и на броню наших железных коней и в полночь выступим из деревни.

— Ганс, ты просто псих, — убежденно произнес Кетсвана.

— Я знаю, — усмехнулся сержант.

Глава 11

— Сегодня здорово потеплело, — сообщил Эмил, распахивая дверь в комнату Пэта.

Ирландец зевнул и потер глаза, прогоняя остатки сна.

— Который час? — спросил он.

— Четыре часа утра, — отозвался Эмил, протягивая Пэту дымящуюся чашку чая и тарелку, на которой лежал бутерброд с солониной. Благодарно кивнув, Пэт присел на краешек койки и отхлебнул из чашки.

— Как он?

— Я отсылаю его обратно в Суздаль. Сегодня утром должен подойти Буллфинч. Мы отправим Эндрю на мониторе.

— Черт возьми! — вздохнул Пэт. — Если весть об этом дойдет до ребят, это подорвет их боевой дух.

— Я позабочусь о том, чтобы никто ничего не узнал. Мы положим Эндрю рядом с другими тяжелоранеными, которых я хочу вывезти из Рима. Будь уверен, мы хорошо его спрячем.

— Спрячем! — с горечью произнес Пэт. — Спрячем Эндрю Кина. Не думал я, что доживу до такого дня.

— Он преодолел кризис. Кэтлин удалось заставить его встать с кровати и пройтись по комнате. Но он очень ослабел и стал бледным как привидение.

— Он и есть привидение, Эмил. Если Эндрю суждено было превратиться в испуганный призрак, мне жаль, что тот снаряд не убил его.

Пощечина, отвешенная ему Эмилом, так ошеломила Пэта, что он выронил из рук чашку, которая упала на пол и разлетелась на множество осколков. Гневно выругавшись, Пэт вскочил на ноги и сжал кулаки.

— Давай, паршивый ирландец, ударь меня!

Пэт угрожающе навис над доктором, занеся руку для удара.

— Ни разу в жизни, — процедил он, — я не позволял кому-либо безнаказанно поднимать на меня руку.

Эмил бестрепетно смотрел ему прямо в глаза.

— Если бы ты не был таким жалким старикашкой… — Голос Пэта сорвался, и он замолчал.

Эмил дернулся, как от удара. Повернувшись спиной к О'Дональду, он направился к двери.

— Эмил? — едва слышно произнес Пэт.

Доктор обернулся, в его глазах стояли слезы.

— Эмил, не уходи.

— Ты ведь правду сказал, черт тебя возьми. Я жалкий старикашка. Состарился, возвращая вас к жизни, проклятые убийцы. И Эндрю состарился, все мы тут жалкие старикашки. Как ты смеешь желать ему смерти после всего, что мы пережили?

— Прежний Эндрю сам бы этого захотел, — возразил Пэт. — Он бы предпочел смерть в бою такому существованию. Если ты позволишь ему выйти из этого боя, он никогда не поправится.

— Я больше ничего не могу для него сделать. Отправь его в Суздаль. На краю Северного леса у нас есть госпиталь для чахоточных больных. Туда я его и пошлю. Там чистый воздух, в нем нет и примеси того запаха смерти, которым здесь все вокруг провоняло. Кроме того, этот город кишит вшами, здесь разгорается эпидемия тифа как брюшного, так и сыпного, а я не могу ее остановить, потому что акведуки перекрыты.

— Ты все равно его убьешь! — воскликнул Пэт, — Если он забьется в какую-то нору, боясь даже собственной тени, он никогда не станет прежним.

— Пэт, мне уже доводилось сталкиваться с такими случаями. Пусть мальчик несколько месяцев отдохнет вдали от фронта. Дай ему возможность поспать в чистой постели и поесть хорошей еды, подальше от этих бантагов и мерков. Пусть у него будет время разобраться в собственных мыслях.

Пэт протестующе мотнул головой:

— Во-первых, Эндрю не мальчик, он главнокомандующий. Ты помнишь, что сказал Хэнкок при Геттисберге незадолго до того, как его подстрелили?

Эмил покачал головой:

— Меня никогда не интересовали эти «проявления героизма».

— А меня интересовали. Так вот, я его видел в тот день. Хэнкок был в чистой выглаженной рубашке. Как раз перед тем, как подошел Пикетт, мятежники стали обстреливать наши позиции. А Хэнкок медленно ехал верхом вдоль наших шеренг, как будто он просто решил совершить променад после плотного обеда. Один из солдат попросил его слезть с лошади, на что Хэнкок, рассмеявшись, ответил: «Бывают моменты, когда жизнь командира корпуса не имеет никакого значения».

— И если я правильно помню, сразу после этого его и подстрелили? — перебил Пэта Эмил.

— Да, но этот поступок воодушевил солдат, они выстояли, и южане были отброшены, а все благодаря Хэнкоку, у которого хватило пороху продемонстрировать ребятам свою смелость. Так вот, я тебе говорю, что в данный момент для судьбы нашей окруженной армии жизнь Эндрю Кина не имеет значения. Я не раз видел, как он делал то же, что и Хэнкок при Геттисберге: гарцевал перед нашими позициями, показывая солдатам, что он не боится и что победа гораздо важнее, чем его жизнь. Если ты теперь поможешь ему превратиться в труса, это и будет для Эндрю настоящая смерть.

Эмил возмущенно вскинулся, и Пэт умиротворяюще поднял вверх руку.

— Ты хочешь спасти Эндрю или, вернее, то, что от него осталось. А я думаю о том, как выиграть эту проклятую войну. И мой внутренний голос подсказывает мне, что сегодня нам придется ой как несладко. Если ты вывезешь Эндрю из этого города, то, как бы ты его ни спрятал, ребята обо всем узнают. Слух об этом облетит армию со скоростью лесного пожара, и к вечеру начнется паника. Люди побегут к пристаням, умоляя увезти их отсюда, или уйдут через западные ворота. Как ты думаешь, почему Гаарк не атакует нас с той стороны реки? Потому что он хочет, чтобы мы ударились в панику и попытались уйти через черный ход. Если кольцо блокады замкнуто и бежать некуда, человек дерется, как загнанное в угол животное. Но ребята знают, что в пяти милях от западной дороги нет ни единого всадника орды. Они сломаются и побегут, я тебе точно говорю.