История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

Икбал был уверен, что ислам противопоставляет себя как индуизму, который содержит только принцип непрерывности, так и современному Западу, который из-за критической слабости христианства, отвергнувшего закон, использует только принцип развития. Однако он не смог привести серьезных доказательств того, что в других средневековых системах, например в индуизме, действительно отсутствовал принцип развития, или что ислам способен лучше, чем христианство, адаптироваться к современным условиям, не утратив принцип непрерывности, и писал об этом как о само собой разумеющемся факте. Однако система Икбала представила более серьезную защиту ислама, чем те упреки в сторону ислама и способы защиты христианства, которые мусульмане привыкли встречать в книгах западных авторов; действительно, его искажение истории было не более вопиющим, чем попытки любого популярного западного автора писать историю исключительно с точки зрения христианства.

Естественным следствием совмещения Икбалом воинственности с осторожностью, его веры в высокое предназначение ислама с трепетным, но явно неадекватным отношением к существующим исламским институтам было оправдание мусульманского коммунализма. Можно с уверенностью сказать, что Икбал не верил в то, что мусульмане должны ограничивать свои социальные или политические взгляды какой-либо территорией. Он рассматривал исламское сообщество как мировую структуру, и его равно волновало положение мусульман в Палестине и в Дели. В этом отношении очень показательно, что все свои наиболее важные поэтические произведения, содержавшие послания к мусульманам, он писал на международном персидском языке, а не на местном индийском урду. Он выступал против любого чрезмерно территориального национализма, поскольку это могло вызвать раскол в исламском мире (хотя он с некоторой симпатией относился к национальным движениям в районах, где мусульмане составляли большинство, если они выступали за необходимые социальные реформы). Однако на практике акцент на социальной и культурной независимости мусульман вне рамок какой-либо территориальной нации служил делу мусульманского культурного консерватизма, боровшегося с широкими взглядами индийского национализма. Он выступал за независимую органическую эволюцию ислама и сотрудничал с Мусульманской Лигой.

Ганди был сторонником активный действий, он признавал, что общество деградировало, но верил в благородство людей и руководствовался этим принципом. Он читал сравнительно мало, хотя и очень избирательно. Ганди стремился к созерцательной жизни и проповедовал ее, сожалея, что у него нет времени на серьезные занятия йогой. Икбал, напротив, будучи поэтом, вел созерцательный образ жизни. Он считал свое поколение слишком погрязшим в деградации и направил весь свой поэтический талант на проповедь благородной жизни, которую должно будет вести следующее за ним поколение. Однако он больше стремился к спасению того, что уже существовало, чем к созиданию чего-то нового прямо сейчас. Созидательная деятельность Ганди отличалась практичностью, он всегда старался делать все в нужное время и в нужном месте. Он никогда не углублялся в философские глубины, и его исторические представления отличались наивностью (что позднее он частично осознал сам). Икбал обладал намного более глубоким чувством хода истории и ценности непрерывной традиции, поэтому он более реалистично осознавал политические требования культурных институтов своего поколения. Когда интерес к Ганди среди мусульман пошел на спад, а интерес к коммунализму и историческому исламу увеличился, Икбал стал источником вдохновения для молодых образованных мусульман.

Пакистан

Вторая мировая война значительно ускорила развитие событий. Лишения и голод превысили даже ужасные масштабы Первой мировой. Очень скоро не осталось ни малейших сомнений в том, что при любом исходе войны Индия станет независимым государством и эта политическая независимость откроет новую страницу в истории страны. Все без исключения политические силы с нетерпением ожидали этого дня, надеясь, что именно они станут определять, как будут выглядеть институты нового общества. Лишь Ганди и гандисты в первую очередь думали не о том, как взять власть в свои руки, а о моральном уровне общества, которому предстоит жить при этой власти. Такая позиция казалась менее терпеливым политикам неправильной, и Ганди быстро утратил свое лидерство. Коммуналисты, возможно, несознательно поддержали некоторые маневры британского правительства (которое все надеялось сохранить свой контроль над Индией), создав опасное напряжение в обществе. Массы мусульман все глубже и глубже разделялись на меньшинство сторонников Индийского Национального Конгресса и подавляющее большинство, особенно в долине Ганга, прямо или косвенно поддерживающее все более резкие коммуналистские требования Мусульманской Лиги.

Политическим лидером Мусульманской Лиги в этот период был Мухаммад Али Джинна, умный и расчетливый политик, завоевавший сердца молодых образованных мусульман, которые называли его Каид-э-Азам («Великий учитель»). В конце 30-х годов Джинну удалось превратить Мусульманскую Лигу в широкомасштабное общественное движение. С началом войны, в которой он поддержал британцев, только усилилось его политическое влияние. В итоге он довел доктрину «двух наций» до логического, в чем-то гротескного завершения. Во время переговоров по вопросам предоставления самоуправления или независимости он заявил, что англичане должны вести переговоры не с группами, представляющими интересы всех, но с каждой нацией отдельно в лице одной, наиболее сильной организации, представляющей ее интересы. Он считал, что Индийский Национальный Конгресс представляет интересы индуистов, а Мусульманская Лига — интересы мусульманской Индии. Британцы согласились с этой концепцией и отказались вести переговоры с другими мусульманскими движениями, поскольку боялись потерять расположение Джинны. Таким образом, многочисленные мусульманские организации были полностью лишены права голоса, у них не оставалось иного выбора, кроме как присоединиться к Мусульманской Лиге. Индийский Национальный Конгресс вынужден был вести переговоры исключительно от имени индусов (и по умолчанию от имени мусульман, не разделявших коммуналистские взгляды), а Мусульманская Лига провозгласила себя представителем всех мусульман.

В течение некоторого времени многие политики думали, что, когда Индия обретет политическую независимость, те провинции, в которых проживало преимущественно мусульманское население, также станут независимыми государствами или по крайней мере получат статус автономии, чтобы освободиться от давления индуистского большинства. Примерно в 1937 году эта идея оформилась в понятие «Пакистан» — будущее независимое мусульманское государство в бассейне Инда. В 1940 году идея создания Пакистана была одобрена Мусульманской Лигой.

Некоторые мусульмане восприняли идею создания Пакистана как своего рода сделку с индусскими националистами, ведь эта идея разрушала коммуналистские надежды мусульман остальной Индии (которые являлись главной социальной базой Мусульманской Лиги), хотя и воплощала сходные ожидания мусульманских провинций (в которых Лига особой поддержкой не пользовалась). Тем не менее эта идея стремительно распространилась среди мусульман, которые поддерживали ее столь же эмоционально, как ранее движение в защиту Османского халифата. Утвердить статус ислама как государственной религии хотя бы на одной территории — ради этой идеи мусульмане Индии готовы были пожертвовать своими социальными амбициями и отказаться от статуса привилегированного сословия на тех территориях, которые останутся за пределами Пакистана. Улемы решительно выступили против этой идеи, но их мнение проигнорировали практически все классы общества. В сознании крестьянства идея создания независимого мусульманского государства была неразрывно связана с идеей возрождения ислама: если хоть где-то будет восстановлено подлинно исламское государство, то рано или поздно это произойдет во всем мире. Улемы с самого начала выступали на стороне землевладельцев против социальных реформ, и, естественно, их позиция нисколько не изменилась. В среде образованной городской молодежи преобладали более светские настроения. Они верили, что после того, как культура урду получит политическую автономию хотя бы в части страны, она сможет возродиться по всей Индии. Здесь нашли свое отражение хилиастические идеи, затронувшие данные слои городского населения. Их ислам, разбавленный западным либерализмом, был больше основой для коммуналистских идей, чем вселенское, космическое учение. Тем не менее он оставался для них религией предков, поэтому они воспринимали возрождение политической власти на основе моголомусульманской культуры как свою святую задачу