Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

белые и синие, как британский флаг.

Из массы раздавленных органов посыпались золотые и серебряные монеты, как сыплются деньги из разрезанного бритвой кошелька. Сатана сунул левую руку внутрь кишок и показал Мэтью окровавленную ладонь: на ней лежала золотая монетка, измазанная красным.

— Сие да принадлежит тебе, — произнес Сатана.

Он подался вперед, протягивая левую руку, держа монету двумя пальцами. Мэтью не мог отступить, потому что у него руки и ноги были связаны. Сатана навис над ним черным коршуном и вложил край монеты между губ Мэтью.

Медленно и неумолимо монета ползла к нему в рот. Он почувствовал, как глаза лезут на лоб, ощутил горький вкус крови. И только тут увидел, что горит: прямо за спиной повелителя Пандемониума — пылающий столб, и к нему привязана пожираемая огнем человеческая фигура, извивающаяся в невыразимых муках плоти.

Мэтью услыхал собственный стон. Монета лезла в горло, душила его. И тут из-под капюшона Сатаны стало всплывать лицо, вплотную к лицу Мэтью. Показались оскаленные клыки, вставленные в кость челюсти. Следом вылезла морда скелета, пустые орбиты глаз в черепе собаки. Этот череп прижался к лицу Мэтью и дохнул жаром, несшим зловонную мерзость могилы.

Еще раз застонав, Мэтью проснулся. Не сразу он понял, где находится, не сразу осознал, что эта встреча с Дьяволом — просто невероятно яркий сон. Казалось, он еще ощущает вкус крови во рту, но это был вкус излишне наперченной колбасы, которую Бидвелл предложил во время обеда. Наверное, колбаса и вызвала весь этот сон. Сердце все еще колотилось, капли пота собрались на лице и на груди. Первым делом — прогнать эту темноту. Мэтью нашел спичечницу и кремень на ночном столике, высек искру — спичка никогда не зажигается с первого раза, когда это нужно, — и зажег фонарь, который загасил перед сном. Потом вылез из кровати, подошел к комоду, налил себе воды из кувшина и выпил, тут же налив вторую чашку и отправив ее вслед за первой.

— Ф-фух! — сказал он с облегчением.

И все же он ощущал, что его чувства еще не избавились от власти кошмара: казалось, стены комнаты наваливаются на него. Он подошел к окну, распахнул настежь ставни и набрал побольше воздуху, чтобы в голове прояснилось.

Ночь стояла тихая, только где-то брехала собака. В невольничьем квартале не было ни огонька. Мэтью видел вспышки молний над морем, хотя гроза была очень-очень далеко. А потом увидел то, от чего душа возрадовалась: проблеск звезд в просветах медленно плывущих облаков. Можно ли надеяться, что суровая погода уходит? Такого странного мая с его холодами и духотой достаточно, чтобы высосать энергию из самого сильного человека, и, быть может, июнь принесет с собой солнышко и будет милостивее к Фаунт-Роялу.

И опять-таки: ему-то какое дело? Он с магистратом вскоре покинет этот город и никогда не вернется. И ну его в болото вместе с Бидвеллом, подумал Мэтью. За ужином этот человек все время отпускал сварливые замечания насчет Рэйчел, например (между двумя кусками этой адской колбасы): «Клерк, если уж ты так сочувствуешь этой ведьме, можно будет устроить, чтобы ты держал ее за руку, когда она будет гореть!»

Мэтью на эту и все прочие подначки отвечал молчанием, и Бидвелл через некоторое время перестал его подкалывать и занялся набиванием брюха. Мэтью предпочел бы ужинать наверху с магистратом, который с трудом протолкнул сквозь воспаленное горло миску каши и немного горячего чая. Потом снова пришел доктор Шилдс и снова дал работу ланцету и чаше для кровопусканий. Мэтью покинул комнату Вудворда посреди этой неопрятной процедуры, потому что у него желудок свело узлом. Наверное, вид капающей алой жидкости тоже внес вклад в его кошмар.

Звезды исчезали и снова появлялись за бегущими облаками. Мэтью с вечера перечитал показания Бакнера в документах, уже проработанных Вудвордом, но ничего не нашел, что могло бы навести на след лисы. Завтра он прочтет показания Гаррика и Вайолет Адамс, когда магистрат с ними закончит, но тогда Вудворд уже будет близок к тому, чтобы надиктовать приговор.

Подробности сна никак не оставляли его. Сатана в черном плаще с шестью золотыми пуговицами… темнота вместо лица… пойманная живая черепаха… жилистые руки, разрывающие зеленый панцирь… и оттуда окровавленные монеты…

Монеты, подумал Мэтью. Золотые и серебряные монеты. Мысленным взором он увидел содержимое брюха черепах, которое показал ему Гуд. Проглоченные черепахами испанские монеты. Откуда они? Как это индейцы и черепахи нашли такой жирный куш?

Теория насчет испанского шпиона еще не умерла, хотя и получила серьезную рану после откровений Пейна. Но факт оставался фактом: Шоукомб действительно отобрал монету у краснокожего, а индеец, очевидно, должен был получить ее от испанца. Но какой испанец будет скармливать золото и серебро черепахам?

Мэтью уже надышался ночным воздухом, но не спешил вернуться в постель. Он еще минутку понаблюдал танец звезд, потом взялся за ставень, чтобы его закрыть.

Но не успел даже потянуть на себя, как увидел оранжевый свет, весьма неприятно напомнивший о горящем столбе из его сна. Это не был свет от видимого источника, скорее зарево от огня где-то на западе. Прошло секунд, быть может, десять, и раздался далекий голос, подтвердивший то, что Мэтью уже заподозрил:

— Пожар! Пожар!

Тревогу подхватил другой голос. Вскоре хлопнула дверь, и Мэтью понял, что это Бидвелл пробудился от сна. Зазвонили колокола, закричали люди, яростно залаяли псы Фаунт-Рояла. Мэтью быстро натянул на себя вчерашнюю одежду, взял фонарь — освещать путь вниз, и вышел. И тут увидел красные и оранжевые языки пламени, лижущие какое-то здание на улице Истины, пугающе близко от тюрьмы.

Настолько близко, что страх ударил Мэтью как кулаком в живот. Если тюрьма горит, а Рэйчел заперта в камере…

С перекошенным от страха лицом он бросился бежать к улице Истины. Пролетел мимо источника, где одинокая лошадь увозила фургон с