Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых - Энн Райс

она к Маарет. – Я уничтожу тебя, если смогу. Я нанесу удар тем, кого ты любишь.

Все испуганно замолчали. Я чувствовал запах страха, хотя никто не осмеливался пошевелиться или заговорить.

Маарет кивнула и улыбнулась всезнающей улыбкой.

– Это ты самонадеянна, – ответила она. – Это ты ничему не научилась. Это ты не изменилась за шесть тысяч лет. Твоя душа остается несовершенной, в то время как смертные движутся к сферам, которых тебе никогда не достичь. Оказавшись в изоляции, ты, как многие тысячи смертных, придумывала мечты, которые не подверглись ни проверке, ни обсуждению, ты вышла из безмолвия, готовая осуществить свои мечты для всего света. Ты выкладываешь их за этим столом горстке себе подобных, и мечты рассыпаются в пыль. Ты не можешь их отстоять. Как же их будет отстаивать кто-то другой? И ты еще говоришь, что мы отрицаем очевидное!

Маарет медленно поднялась с кресла. Она слегка наклонилась вперед и оперлась пальцами о деревянную крышку стола.

– Так я скажу тебе, что я вижу, – продолжала она. – Шесть тысяч лет назад, когда люди верили в духов, произошел ужасный и непоправимый несчастный случай, в своем роде такой же ужасный, как уродливые дети, рождающиеся у смертных и обреченные природой на смерть. Но ты, цепляясь за собственную жизнь, цепляясь за собственную волю, за свои королевские прерогативы, отказалась унести эту чудовищную ошибку в свою безвременную могилу. Ты задалась целью освятить ее. Распространить великую и славную религию, и цель твоя с тех пор не изменилась. Но в конечном счете это был всего лишь несчастный случай, простое искажение реальности.

А теперь оглянись на века, прошедшие с той темной, злой минуты, оглянись на другие религии, основанные на магии, на каком-то видении или голосе из-за облаков! Основанные на вмешательстве сверхъестественного в том или ином обличье – на чудесах, откровениях, на явлении восставших из мертвых!

Посмотри на результат своей религии, на движения, захватившие миллионы людей своими фантастическими претензиями. Посмотри, как они повлияли на историю. Посмотри на связанные с ними войны, на преследования, на бойни. Взгляни на порабощение разума, взгляни на цену веры и фанатизма.

И ты говоришь нам о детях, умирающих в странах Востока во имя Аллаха, где стрекочут пулеметы и падают бомбы!

А война, которую ты упомянула, когда одна маленькая европейская нация пыталась истребить целые народы… Во имя какой великой возвышенной цели это делалось? И что о ней помнит мир? Лагеря смерти, печи, где тысячами горели людские тела. А сами идеи исчезли!

Послушай, очень сложно определить, что хуже – религия или сама идея. Вмешательство сверхъестественных сил или простое и логичное абстрактное решение! И то и другое наводнило землю страданиями, и то и другое в буквальном и фигуральном смысле поставило человеческую расу на колени.

Как ты не понимаешь? Не мужчина враг человеческого рода. Это нерационально – духовное, отделенное от материального, от уроков бьющегося сердца или кровоточащей вены.

Ты обвиняешь нас в алчности. Но ведь в алчности наше спасение. Ибо мы знаем, кто мы такие, мы знаем свои пределы и свои грехи, ты же своих никогда не знала.

Ты хочешь начать все заново – принести с собой новую религию, новое откровение, новую волну суеверий, жертвоприношений и смертей.

– Ты лжешь, – ответила Акаша, едва сдерживая бешенство. – Ты искажаешь саму красоту моих мечтаний, искажаешь, потому что тебя не посещают ни видения, ни мечты.

– Красота там, за дверью! – воскликнула Маарет. – Она не заслужила твоего насилия. Ты так безжалостна, потому что уничтоженные жизни ничего для тебя не значат? Ах, ты совсем не меняешься!

Напряжение становилось невыносимым. Мое тело покрылось кровавым потом. Все постепенно впадали в отчаяние. Луи наклонил голову и закрыл лицо руками. Только юный Дэниел пребывал в безнадежно восторженном состоянии. А Арман лишь бессильно смотрел на Акашу.

Акаша вела какую-то немую борьбу. Но потом к ней явно вернулась убежденность.

– Ты лжешь, как всегда, – отчаянно повторила она. – Но не имеет значения, станешь ли ты воевать на моей стороне. Я сделаю то, что собираюсь сделать: я пересеку тысячелетия и искуплю тот давний миг, то давнее зло, которое вы с сестрой привели в нашу страну, я подниму его в глазах всего мира, пока мир не превратится в новый Вифлеем, и на земле наконец-то восторжествует справедливость. Не бывает так, чтобы великое благо не потребовало жертв и мужества. А если все вы восстанете против меня, я создам себе более ретивых ангелов.

– Нет, ты этого не сделаешь, – сказала Маарет.

– Акаша, пожалуйста, – начал Мариус, – дай нам время. Согласись всего лишь подождать, подумать.

– Да, – добавил я. – Дай нам время. Отправимся туда вместе – ты, я и Мариус, выйдем из снов и видений в реальный мир.

– Ох, как же вы меня оскорбляете, унижаете, – прошептала она. Ее гнев относился к Мариусу, но вот-вот грозил обрушиться и на меня.

– Существует столько вещей, столько мест, – продолжал Мариус, – которые я хотел бы тебе показать! Ты только дай мне шанс. Акаша, две тысячи лет я заботился о тебе, защищал…

– Ты защищал самого себя! Ты защищал источник своей силы, источник своего зла!

– Умоляю тебя, – сказал Мариус, – я встану перед тобой на колени. Подари мне всего один месяц – пойдем со мной, поговорим, рассмотрим доказательства…

– Какие мелочные, какие эгоистичные, – прошептала Акаша. – И вы не чувствуете себя в долгу перед миром, давшим вам жизнь, чтобы облагодетельствовать его своим могуществом, чтобы магическим образом превратить себя из дьяволов в богов?!

Она резко повернулась ко мне, по лицу ее скользнула тень потрясения.

– А ты, мой принц, вошедший в мои покои, словно к Спящей красавице, вызвавший меня к жизни своим страстным поцелуем? Ты не передумаешь? Во имя моей любви! – Ее глаза опять наполнились слезами. – Неужели тебе обязательно вставать на их сторону и идти против меня? – Она сжала ладонями мое лицо. – Как можешь ты предать меня? – спросила она. – Предать такую мечту? Они – существа ленивые, лживые, полные злобы. Но у тебя чистое сердце. Твое мужество стояло выше прагматизма. У тебя тоже были мечты!

Мне не пришлось отвечать. Она знала. Ей, возможно, это было видно лучше, чем мне. Я же не видел ничего, кроме страдания, застывшего в ее черных глазах, кроме боли, непонимания и скорби, которые она уже испытывала из-за меня.

Казалось, она вдруг лишилась способности двигаться или говорить. И я больше ничего не мог сделать, ничего – чтобы спасти их или себя. Я любил ее! Но оставаться с ней не мог! Я безмолвно просил ее понять меня и простить.

Ее лицо заледенело, как будто ее