Вертикаль жизни. Победители и побежденные - Семен Малков

— Цо желаемо панове? — произнес он с приторной улыбкой и обратился к Кате, расточая любезности. — Цо пани таке бляда? Пани естем здрава?

Его речь переводилась так: «Чего пан желает? Почему госпожа такая бледная? Ей нездоровится?» Но Катюша не знала по-польски и, оскорбившись, с размаху отвесила ему здоровенную оплеуху. Рассвирепев, хозяин разразился грубой бранью, из которой можно было разобрать лишь знакомое «пся крев», и стал выталкивать их из лавки. Ничего не понимая, Тёма тоже разозлился на поляка за это насилие и оказал ему сопротивление. Дело дошло бы до драки, если бы на шум не выскочила хозяйка, которая хорошо понимала по-русски. Разобравшись наконец, в чем дело, посмеялись, покупатели приобрели все, что было нужно, и они мирно расстались.

Путь до Москвы запомнился частыми вынужденными стоянками поезда из-за повсеместных торжественных встреч населением возвращающихся с фронта воинов-победителей. Радость встреч с обеих сторон била через край. Бойцам дарили цветы, их благодарили, обнимали и целовали. Люди пели под гармошки и трофейные аккордеоны. Тут и там возникали пляски. Некоторых встречали родные.

Люди искренне верили в то, что за все муки, которые им довелось испытать, будут вознаграждены достойной и счастливой мирной жизнью. И никому тогда даже в голову не могло прийти, что их справедливые ожидания будут жестоко обмануты и им не дадут воспользоваться плодами победы, добытой ценой неимоверных жертв и лишений.

Часть третья

Украденная Победа (1946−1955 гг.)

Глава 13

Эйфория победы

Первый послевоенный год проходил в обстановке эйфории от одержанной великой победы. Щедро награждались правительством и военные, и труженики тыла. За работу во фронтовом госпитале получил свою первую в жизни награду — медаль «За победу над Германией» — и Тёма. Сразу две получила Леля, ее участие в рытье окопов было вознаграждено медалью «За оборону Москвы».

Энтузиазма в учебе прибавило также возвращение из армии мобилизованных во время войны студентов. Влившиеся во второй курс фронтовики — уже взрослые люди, прошедшие суровые испытания войны, — сразу подтянули легкомысленный молодняк. Их серьезное отношение к занятиям заставило и остальных добросовестно учиться. Однако разница в возрасте и интересах была столь велика, что курс разделился на две части. Одну составляли бывшие фронтовики, которых главным образом интересовали политика и учебный процесс, а другую — молодежь, больше увлекавшаяся спортом.

Среди студентов-фронтовиков были замечательные личности. На одном курсе с Темой учились начальник полковой разведки Винокур и воздушный ас-истребитель Алкнис, а в одной с ним группе — Белянин, полный кавалер орденов Славы, воевавший в составе Войска Польского. В их институте училась даже знаменитая Валя Борц — член подпольной организации «Молодая гвардия».

И вполне естественно, фронтовики заняли все руководящие студенческие посты в профсоюзном, партийном и комсомольском комитетах, были назначены старостами курсовых потоков и групп. Лишь в Тёминой группе по-прежнему старостой осталась Рябинина, так как ее незыблемый авторитет был признан и деканатом, и влившимися в группу фронтовиками. Они сразу же по достоинству оценили ее твердый характер, честную и справедливую натуру.

— С такой девушкой я бы пошел в разведку! Не подвела бы, — выразил общее мнение Белянин.

Энтузиазм и серьезное отношение к занятиям фронтовиков здорово помогли их молодым товарищам в учебе, так как второй курс в МАИ был особенно трудным. Многие не выдерживали, и после весенней сессии обычно начинался «перелет птиц». Так в шутку называли переход провалившихся на экзаменах студентов из Авиационного в расположенный напротив Пищевой институт, учебная программа которого была намного легче.

Одним из предметов, являвшихся для многих камнем преткновения, был знаменитый сопромат, то есть курс сопротивления материалов. Шутили, что только сдав сопромат, студент получает право жениться. Наиболее трудным было решение разнообразных задач на построение эпюр распределения нагрузки, на которых студенты обычно и «засыпались». Однако благодаря регулярному посещению практических занятий, которые вела молодая и красивая, но очень строгая доцент Татьяна Ленская, в группе Рябининой с ними справлялись довольно уверенно.

При сдаче зачета по сопромату с Темой произошел курьезный случай, который чуть было не сорвал сдачу зимней сессии и навсегда врезался в память. А все вышло из-за рассеянности, которой он страдал с детства. Учебный корпус был школьного типа, и туалеты находились в конце коридора. Поднявшись на этаж, где принимали зачет, Тёма решил туда зайти, но, к несчастью, перепутал и вместо мужского попал в женский.

Каков же был его ужас, когда, торопливо войдя, он застал там Ленскую! Растерявшись, вместо того, чтобы ретироваться, Тёма проявил себя полным идиотом — стал косноязычно бормотать извинения. Красная от стыда и гнева преподавательница молча указала ему на дверь. И лишь тогда, проклиная свою рассеянность, он выскочил из туалета, отлично понимая, что пощады ему не будет. Это означало полную катастрофу, так как из-за незачета по сопромату не допускали к экзаменам!

В тот день Ленская пребывала в отвратительном настроении и половину их группы прогнала, засыпав на коварных задачках, которые давала дополнительно к билету. «Все! Такая же участь ждет и меня, — уныло подумал Тёма, написав ответ на билет, который оказался довольно легким. — Только ребята потом у нее пересдадут, а мне она своего конфуза никогда не простит!»

К счастью, он ошибся. Может быть, именно потому, что ей было противно иметь с ним дело, доцентша, бегло пробежав глазами ответы, молча взяла его зачетную книжку и, сделав заветную запись, не глядя на него, молча, протянула ему зачетку. Только яркий румянец на обычно бледных щеках Ленской свидетельствовал, что она помнит о происшедшем. Все еще не веря тому, что все обошлось, Тёма на негнущихся ногах покинул аудиторию.

* * *

Учебная программа была очень насыщенной и трудной. Полностью сдать зимнюю сессию удалось далеко не всем. Многие студенты начали следующий семестр с «хвостами» по одному, а то и по нескольким предметам. Фактически провалился на экзаменах Вася Назаров. Несмотря на Тёмину помощь, он сумел сдать только два, и было ясно, что до весны ему эти «хвосты» не ликвидировать.

— Жаль расставаться, дружище, да что поделаешь. Придется и мне совершить «весенний перелет» в Пищевой. А что? Это, может, и к лучшему. — Он явно бодрился. — Там одни девчонки, и у меня есть шансы преуспеть.

— Рано сдаешься, — упрекнул его Тёма.

— А когда мне заниматься? Сам знаешь, я матери должен помогать, — с горечью возразил Василий. — Вот как разделаемся с японцами и вернется домой отец, тогда и у меня будет время для учебы.

Он грустно посмотрел на друга и сказал с легкой завистью:

— Мне бы твои способности, Тёмка! Но я не осилю МАИ. А вот Пищевой, наверное, смогу, — через силу улыбнулся. — Он-то будет мне как раз по зубам.

— Я бы тебе помог, — не сдавался Тёма. — Ты же мой единственный друг.

— Смотри, сам весной не завались! Это жуть, сколько будет экзаменов и зачетов, — уныло покачал головой Василий. — И потом, ты что же, всю дорогу собираешься меня тянуть?

Тёме крыть было нечем. Назаров вздохнул:

— Ничего страшного! Мы ведь все равно будем часто видеться, вместе ходить на спортивные соревнования. Да еще встречаться у сестры Яшки Гобермана. Он ведь тоже твой друг.

И это тоже было правдой. Последнее время с Гоберманом, переведенным осенью в их группу со старшего курса, Тёма встречался, пожалуй, даже чаще, чем с Назаровым. Яша жил совсем рядом — на Чистых прудах, у них было много общего: оба писали стихи и любили играть в шахматы. Кроме того, новый друг ввел Тёму и Василия в молодежную компанию, которую собирала у себя его двоюродная сестра Тамара.

— Нет, Васька, он тебя не заменит, — вздохнув с сожалением, заключил Тёма. — Яшка, конечно, хороший друг, но сам знаешь: он равнодушен к спорту. С тобой же мы всегда вместе: и на лыжне, и на стадионе. Уйдешь, и я останусь один.

— Я тоже, наверное, брошу заниматься спортом. Без тебя скучно! — кивнул Василий. — Может, это и к лучшему, здоровее будем! — со свойственным ему оптимизмом подмигнул он другу. — При нашей скудной жратве, спорт отнимает последние силенки.

Надо сказать, питались они оба из рук вон плохо. В столовой института на обед, как правило, подавали водянистые щи без мяса, ложку пюре и тощую котлетку. Тёму поддерживали только завтраки и ужины из продуктов, что присылали из Львова родители. Чем был жив Васька — оставалось загадкой, так как его семья жила впроголодь. Они были крепкими мускулистыми парнями, но в последнее время сильно отощали и, что особенно удручало, мало прибавляли в росте.