Лохless. Повесть о настоящей жизни - Алексей Швецов

Я представляю эту картину, и мне реально хочется встать и уйти. Меня тошнит/выворачивает. Но я хочу разобраться, что так поломало Женьку. Когда он успел свихнуться? От чего его переклинило?

– Тебе не кажется, что это извращение? — я задаю ему вопрос, отчаянно кусая губы.

– Почему извращение? Иметь собственного сына — извращение?!

Это уже перебор. Я понимаю, что пора уходить. Я разливаю остатки водки в стаканы, выпиваю свой и молча выхожу из кухни.

– Куда ты? — кричит этот идиот мне вслед.

– Ухожу.

– Почему? Я думал, мы сядем, выпьем. Все-таки ребенок не каждый день рождается.

– Ребенок? — удивляюсь я. — Какой ребенок? У кого рождается? У тебя?

– Ну да! Я ж тебе говорю: жена в роддоме.

– Что ж ты сразу не сказал?

– А о чем мы тут битый час перетираем?

Выяснив и посмеявшись над нелепой ошибкой, мы снова усаживаемся на кухне.

– За выпивкой идти надо, — говорю я, бычкуя окурок в самопальной пепельнице.

– Обижаешь, — говорит Женька. — В доме имеются горячительные напитки.

Он становится на табуретку и лезет за икону. Под охраной Николая Угодника припрятана затянутая в паутину бутылка водки.

Итак, мы сидим, тупо квасим, переговариваемся через стол и периодически перебрасываемся именами знакомых, которых давно не видели. Когда мы, смеясь и куря в перерывах между тостами, выпиваем половину пузыря, телефонный звонок вторгается в наши пьяные разговоры/воспоминания.

– Кого вам? — нетерпеливо орет Женька. — Что? Правда?! Ура! Спасибо за новость!

С просветлевшим лицом он оборачивается ко мне и сообщает:

– Все! Родила! Реально. Девка. Три пятьсот. Теща только что звонила. Сказала, с Катькой все нормально. И дочь у меня! Понимаешь? Дочь!

– Чувак, поздравляю от души! Давай тяпнем.

– Давай, — соглашается счастливый отец. — Теща сказала, что девчонка здоровенькая. Черненькая, на меня похожа.

Я наливаю, мы быстро пропускаем, и я растерянно закуриваю. Женька замечает, что я чем-то смущен:

– Что не так?

– Черненькая, — говорю я, пряча от него взгляд.

– Что? — не врубается он.

– Почему черненькая? — повторяю я. — Негритянка, что ли?

Женька реально зависает минуты на три. Глаза отражают работу неповоротливых мыслей. Наконец он приходит в себя, ударяет кулаком по столу, отчего пепельница с окурками летит на пол, осыпая мои брюки серым пеплом. Женька резко вскакивает с места и кидается к телефону.

– Алло, ёп-понский городовой! — ревет он, — Нина Петровна, чё, б-блин, за дела? Почему черненькая?

Я четко слышу долгую речь, произносимую монотонным, назидательным голосом с той стороны провода. Лицо Евгения принимает умиротворенное и счастливое выражение. Он пару раз угукает в трубку и мягко кладет ее на рычажки.

– Дурак ты, — радуется он. — Волосы у нее черненькие. А сама она — белая, на меня похожа.

– Дурак! — смеясь, соглашаюсь я.

Я реально радуюсь за приятеля, который в этой стране при зарплате в пять тысяч рублей может чувствовать себя счастливым.

Мы приканчиваем бутылку, и я отправляюсь домой.

Я иду домой, но четко осознаю, что идти мне туда совсем не хочется и все такое. Хочется тепла и уюта в душе. Где их найти?

Я долго размышляю над этим у двери собственной квартиры, не решаясь вставить ключ в замочную скважину. Когда я все же осмеливаюсь открыть дверь, меня прошибает пот. Я понял! Нельзя сидеть и тупо ждать, когда тебе принесут счастье и ощущение тепла и уюта. Разносчиков счастья не бывает. Надо искать себя в себе самом! Надо решиться на поступок. Это не меня выгнали с работы, это я выгнал ненавистную работу из своей жизни!

Я раздеваюсь. И чувствую себя если не счастливым, то удовлетворенным принятым решением. Я уеду. Уеду искать себя.

Я засыпаю. Мне начинает сниться сон. Я вижу Москву. Мне по приколу. Я реально понимаю, что поеду в Москву, и лишь после этого окончательно отрубаюсь и с головой проваливаюсь в свой сон.

Плевок фортуны

И ты, Брут?

Г. Ю. Цезарь

У природы нет плохой погоды,

Каждый день по-своему хорош!

Только почему ж вокруг уроды

Мир заполонили — не пройдешь?!

Пользуйся, мужик, презервативом!

Меньше станет на земле козлов!

Будем мы отличным коллективом,

Сократив количество голов.

И тупых на белом свете много.

Так зачем природу напрягать?

Массу поголовья тормозного

Вы не торопитесь умножать.

Мир таков, как в Ноевом ковчеге,

Во времена потопов и богов.

Горсточка людей в море-пробеге

Среди уймы тварей и скотов.

А. Ф. Швецов

Через два с половиной часа после беседы с Разгуляевым, я уже покупаю газету в воронежском аэропорту. До регистрации пассажиров еще около тридцати минут, и я тусуюсь по старомодному зданию аэровокзала, стараясь тупо убить время. Странно! Я ловлю себя на размышлениях, что время — весьма странная штука. В основном его всегда не хватает. Все говорят о перманентном дефиците времени. А иногда приходится вот так бесцельно убивать драгоценное время.

Именно для того, чтобы сохранить время, спасти его, я выбросил билет на поезд, который должен был отправить меня домой только завтра вечером. Вместо этого я намериваюсь улететь на самолете сегодня (что у меня денег, что ли, нет?). Я тороплюсь покинуть этот город сейчас, сию минуту. Мне здесь скучно и беспонтово. Я чувствую себя чужим и покинутым на этом острове царящего бесперспективняка, особенно с идиотской сумкой с поддельным логотипом «Filch&Clamour».

Для того чтобы скрасить последние минуты пребывания в Воронеже, я иду квасить (простите за рифму) в буфет/ресторан. Коньяк, на удивление, весьма недурного качества, хорошо расслабляет меня и приятно отдаляет меня от всего этого натуралистического перформанса, который аборигены по своей недальновидности и ограниченности кругозора наивно считают настоящей жизнью. Пока я таким образом заполняю временной вакуум, кто-то из шустрых аборигенов решает навсегда избавить меня от багажа. Я четко и ясно вижу, что сумка «Filch&Clamour», стоявшая рядом со мной минуту назад, навсегда исчезла из моей жизни. Я ничуть не расстроен. Напротив, представляю себе, как мудила/злоумышленник раскроет сумку и, рассчитывая на приличную добычу (все-таки я прикинут недурно!), запустит туда свою жадно-грязную руку. Каким же будет разочарование, когда рука его попадет в мир грязных треников, вонючих носок и сухого хлеба! Эта картина, нарисованная моим воображением, вызывает бурю положительных эмоций, и меня реально начинает косоротить от безудержного смеха.

Я звоню Алле, думая обрадовать ее своим скорым возвращением, но в голосе ее чувствуется недовольство и даже скрытое раздражение. Она долго и сбивчиво рассказывает о неотложных делах, которые ей необходимо завершить сегодня. Моя настойчивость вознаграждается тем, что она меня все же приглашает к себе, но ближе к вечеру.

Я прогуливаюсь по залу этаким слегка расстроенным и скучающим денди и ловлю себя на мысли, что время, которое я так старательно сейчас убиваю, замирает в отдельных местах или течет, ничего не меняя. Если отбросить сотовые телефон и некоторые из новейших заморочек, то люди, манеры, бег/суета и тупизм — все, как всегда. Такие же люди, такие же непоседливые дети, такие же бродящие скучающими парами менты. Как и всегда, они чувствуют себя хозяевами жизни. Сладкая парочка из толстопузых блюстителей законности лениво передвигается по рядам ожидающих, презрительно посматривая на них. Удивительное перерождение! Только-только докурив на сельской завалинке дешевую сигаретку и отбросив в сторону колхозные вилы, облепленные навозом, они надели мундиры цвета печали и серости. И вот из бесперспективных чуваков они превращаются в перманентных мудаков, считающих себя вправе диктовать нам правила жизни. Что это? Визит из прошлого или символ нового будущего?

Девяностые годы прошлого столетия в таких городах, как Воронеж, не отличались от нынешних времен. Москва — своеобразная лупа времени. Каждый день, прожитый в московской суете, чувствуется ушедшим навсегда. Здесь же во всем ощущается неторопливость. Я прихожу к выводу, что большое скопление людей провоцирует время убыстрять свой бег. Следуя моей логике, где-нибудь на необитаемом острове время почти застывает. Его течение не ощущается.

Полет проходит нормально и незаметно. Выкушенный мною коньяк приятно тянет в сон, и я прихожу в себя только при заходе самолета на посадку. Я прогоняю сон. Да-да, то самое нескончаемое продолжение в несуществующем городе Комске. И прихожу в себя. Интересная фразочка: «Прийти в себя». Невольно вспоминается Сергей, грузчик из Комска и герой моих сновидений. Он рассказывал своему приятелю о лептонном облаке, которое остается от человека после смерти. Может, он — это оно? Может, это отголосок путешествия астрального тела? «Выйти из себя», «прийти в себя», «уйти в себя» и, наконец, «убежать от себя». Подумай над этим, Серега, раскинь извилинами! Снюсь ли я тебе, мой шизофренд, как снишься мне ты? Расскажи мне, что тебе снится, и я расскажу, насколько ты болен головой!