Встречный марш - Александр Михайловский

Помните, как вы говорили потом, — Тамбовцев достал из папки бумажку и зачитал: — «Разве этот факт не доказывает способность русского народа к заводскому делу и разве не следует его внести на страницу истории русских заводов?» А сегодня вам предстоит не меньшая по важности и объему работа.

— А какие корабли вы хотите строить? — спросил заинтригованный Путилов.

— Прежде всего нам нужны быстроходные грузопассажирские пароходы водоизмещением восемь-десять тысяч тонн, — ответил Тамбовцев, — с новыми машинами, позволяющими развивать скорость до тридцати узлов. Я вообще не специалист в судостроении, завтра сюда, в Константинополь, должен прибыть адмирал Андрей Александрович Попов, конструктор и строитель башенного броненосца «Петр Великий». Он вам хорошо знаком.

Вот он и будет у вас главным конструктором. С ним вместе вы переговорите с нашими механическими чинами на эскадре. Они люди грамотные, подскажут, что к чему. И приготовьтесь, Николай Иванович, в ближайшее время предстоит вам узнать много нового и удивительного. А пока…

Александр Васильевич взял со стола колокольчик и позвонил. Дверь открылась, и на пороге появилась высокая брюнетка кавказского типа, лет примерно двадцати — двадцати пяти, с вьющимися черными волосами.

— Тамара, — сказал ей канцлер, быстро черкая что-то ручкой на листе бумаги, — возьми, пожалуйста, авто и доставь Николая Ивановича Путилова в госпиталь к доктору Сергачеву. Скажи, что этот человек нам очень нужен. Так что пусть подойдет к этому вопросу серьезно. Впрочем, я то же указал в записке.

— Хорошо, Александр Васильевич, — глубоким грудным голосом сказала брюнетка, — все будет исполнено. Идемте, Николай Иванович. — И, цок-цок-цок, повела господина Путилова. Впереди его ожидала новая работа, способная прославить его на весь мир — такие вещи, как конвертерная плавка стали, конвейер, электросварка и прочее, прочее, прочее.

В этом мире все это навсегда будет связано с Константинопольским этапом в жизни великого русского промышленника Николая Ивановича Путилова.

13(1) августа 1877 года. Вена

Барон Альфонс де Ротшильд, директор,

Banque de Rothschild Freres, Париж

— Вена! Вена, господа! — кондуктор согнулся в глубоком поклоне с подобострастной улыбкой.

Альфонс поднял голову, вздохнул, достал бумажку в десять франков и протянул ее кондуктору. Тем временем его слуга Жан, доставшийся ему по наследству от отца, Джеймса Майера, уже доставал чемоданчик, с которым Альфонс всегда ездил в такие поездки. Есть и другой чемодан, побольше, с подарками для семьи, будь они неладны…

Если б здесь был его брат Гюстав, то и слуг, и багажа было бы намного больше. Альфонс любил путешествовать с Гюставом, с ним можно и поговорить об искусстве, и выпить вина — Гюстав, как и Альфонс, был ценителем. Но телеграмма от его кузена Альберта была недвусмысленной: «Альфонс, нужна твоя помощь! Приезжай тринадцатого в Вену! Ни слова никому, даже Гюставу!»

Альфонс удивился этой телеграмме и все обдумывал, зачем ему так срочно ехать в Вену. Но тут пришла вторая телеграмма, из Лондона, от кузена Лайонела: «Альфонс, срочно приезжай в Вену к Альберту. Нужно встретиться».

Так-так, подумал тогда Альфонс. Вена, Лондон. Так ведь русского императора убили люди из банды некоего американского экс-полковника Бишопа. Но также там прослеживался как австрийский, так и английский след. Неужто эти два шлимазла финансировали эту операцию? А теперь запели: мол, братец, приезжай, спасай нас… И главное, придется что-нибудь делать, семья все-таки. Но что?

И тут, уже перед самым отъездом, пришло письмо из Америки. Писал Соломон Леб, начальник банка Kuhn, Loeb & Со, банка-партнера в Нью-Йорке. Письмо было написано почти три недели назад, и только сейчас дошло до адресата. В нем Соломон писал, что какой-то англичанин по имени Джон Смит (вероятно, псевдоним) приехал к ним в банк с рекомендательным письмом к Джейкобу Шиффу, зятю Соломона, которого Соломон готовил в свои преемники. Шифф был дальним родственником Ротшильдов, эмигрировавшим в Америку. В банк его в свое время взяли по просьбе Ротшильдов, в том числе и Альфонса, и были им вполне довольны.

Но вот сейчас Соломон написал, что Шифф выдал англичанину кредит на основании гарантийного письма Лайонела. Кредит был, в общем, небольшой. Но вот что встревожило Соломона: под этот кредит был выписан чек некому Бишопу, известному наемному убийце. И когда он напрямую спросил у Шиффа, не знает ли он, почему этот Смит обратился к этому Бишопу, то Джейкоб сказал прямо, что это произошло по его наводке. И добавил, к удивлению Соломона, что он ненавидит русских за погромы и притеснения евреев. При чем здесь русские, Шифф не сказал.

Письмо было написано еще до убийства русского императора, поэтому Соломон был всего лишь обеспокоен. Но тут Альфонсу все стало ясно. Или здесь имеет место быть дичайшее недоразумение, или пора забывать о родственных связях и рубить концы. Альфонс был на грани отчаяния — почему же эти сволочи, когда затевали такое дело, не спросили его, думал он, меряя шагами свой кабинет.

После появления на европейской шахматной доске Югороссии Альфонс подумал, что зря их предок не открыл банк еще и в Петербурге. Он и сам подумывал заняться этим делом. Ненависти к России, которая прослеживалась у Шиффа, а также других членов клана Ротшильдов, включая даже брата Гюстава, у Альфонса не было.

Лет пять назад в Париж приехал один молодой человек — еврей из Москвы, весьма способный художник. Гюстав, ценитель искусства и меценат, решил купить у молодого человека пару картин, а также составить ему протекцию при приеме в Парижскую академию художеств. А еще он решил устроить мальчику выставку.

На предварительный показ пригласил и Альфонса. Альфонсу картины понравились, и он даже положил глаз на три картины. Но потом произошло вот что. Во время ужина Гюстав начал ругать Россию, на что художник сказал: а я, мол, люблю свою страну и никуда из нее уезжать не хочу. И если евреи научатся жить и приносить пользу родной стране, то нигде им не будет лучше, чем в России. А погромов в Москве вообще не бывает…

После этого, естественно, никакой выставки уже не было. Молодой человек вернулся в Россию — в академию ему путь теперь был закрыт. Но Альфонс подумал, что, может быть, зря они все так ополчились на Россию? Перед отъездом художника он тайно посетил его и все-таки купил те картины. А еще взял у него адрес отца — московского купца, надеясь открыть дело в России.

Но когда картины у Альфонса увидел Гюстав, произошел настолько громкий скандал, что они с братом несколько месяцев не разговаривали, а картины пришлось положить в кладовку. И никто из братьев его не понял — для них Россия так и оставалась адом кромешным.

И теперь, увы, похоже, они совершили преступление против всей семьи, ужасно разозлив русского медведя.

Вскоре он уже сидел в особняке Альберта, щедро одаривая его домашних привезенными из Парижа подарками (часть он еще раньше передал Лайонелу для родственников в Лондоне). Пусть их, от него не убудет. После обеда, где все расхваливали вино — Альфонс привез несколько бутылок со своих виноградников в Бордо, — они уселись с кофе и сигарами в курительной комнате особняка. И вот тут Лайонел рассказал ему все.

Однажды, несколько недель назад, как раз после Афинского инцидента, к нему в контору пришел британский премьер Бенджамин Дизраэли, тоже, кстати, еврей, пусть и выкрест, и сказал ему, что правительству её величества необходимо срочно избавиться от русского царя и его щенка. Что только таким образом Россия перестанет постоянно угрожать Великобритании. Он сказал, что как официальное лицо просит помочь как с финансированием, так и с организацией этого дела, тем более что русские — злейшие враги евреев.

Недолго подумав, Лайонел согласился. Для покушения решили использовать какую-нибудь банду американских ганфайтеров, которых можно потом ликвидировать, и тем самым спрятать концы в воду. Для того чтобы найти и нанять такую банду, Лайонел послал в Нью-Йорк одного из своих людей, который с помощью Джейкоба Шиффа нашел и нанял экс-полковника Бишопа и его отряд.

Тем временем Альберт по его просьбе связал англичан с Саидом Мехмет-оглы, который обещал все устроить непосредственно в Софии. Кроме того, были наняты люди, которые должны были ликвидировать Бишопа и его людей после операции — кто ж знал, что Бишоп не вернется в Бухарест или в Вену. И наконец, Альберт сумел отследить банк, куда Бишоп перевел деньги, и после того, как Бишопа поймали, сумел договориться об их возврате.

Но совсем недавно, после того как три державы предъявили Австро-Венгрии ультиматум, в Вену приехал какой-то странный русский дипломат, который буквально за пару дней успел, судя по косвенным признакам, выйти на след Альберта. Поскольку этим делом сразу занимались полиции четырех стран, у Альберта возникло подозрение, что этот господин под странной фамилией Petroff (вероятно, еще один псевдоним, подумал Альфонс) никакой не дипломат, а высококлассный полевой агент югоросской Кей-Джи-Би. По крайней мере, он уже побывал в том банке, который выплатил Бишопу задаток, и там ему рассказали, откуда именно деньги, выданные Бишопу, пришли в их банк.