Иногда они умирают - Наталья Турчанинова

Ринпоче монастыря в одну из наших бесед намекнул, что по иной интерпретации сфера также означает человеческую душу – вечную, бессмертную и навсегда утерянную большинством. Ту самую, которая есть у меня… Только поэтому они приняли в своем доме белого человека, к тому же иностранца, и позволили пожить среди них.

Сегодня читали отрывки из «Книги памяти». Редкий язык авадхи, на котором был составлен этот манускрипт, я практически не знал и угадывал лишь некоторые слова и фразы.

Стены зала покрывала роспись, сцены из жизни верховного божества. Вот он, могучий воин, побеждает бессмертного подземного змея – Шэха, а вот великая богиня с прекрасным белым лицом преследует демонов, те бегут от нее испуганной жалкой толпой, с ужасом оглядываясь. Рядом – гора, на вершине которой в цветке лотоса стоит величественный храм…

Я прислонился спиной к холодной стене и смотрел, как плывет в воздухе густой дым от курительниц. В его колебаниях картинки словно оживали и начинали двигаться.

Люди, сидящие вокруг меня, замерли, внимательно слушая монотонный речитатив, гулким эхом отражающийся от стен, им чудилось, будто они присутствуют при каком-то невероятном действе… еще совсем немного – и высшие истины, прежде недоступные, откроются перед ними. Даже боялись слишком громко дышать, чтобы не спугнуть этот миг, но он все время ускользал от них.

Монахи закончили чтение. Мальчишка-послушник прошел между ними, наливая в чашки каждого крепкий чай с молоком для подкрепления сил. В воздухе поплыли тонкие струйки горячего пара. Трекеры вокруг зашевелились, вытягивая шеи, чтобы лучше видеть, кое-кто украдкой вытащил фотоаппарат, но пока не решался снимать, не желая привлечь внимание громким щелчком затвора…

Я жил здесь полгода, все теплое время сезона. Монахи очень вежливо, со вниманием относились к человеку с душой, разрешали читать книги, охотно беседовали, расспрашивая о жизни в цивилизованном мире, и рассказывали о своей. Я был уверен, что именно здесь мог бы узнать все об источнике душ, но услышал лишь про убийство одержимых, стальную волю хищных клинков, которые умели ковать местные мастера, и прочел много стихов о красоте и магии окрестных гор. Больше ничего.

Внезапное тепло, коснувшееся меня, отвлекло от размышлений. Тисса, сидящая рядом, прижалась плечом к моему плечу. Прикосновение легкое, не значащее ничего и значащее так много. Как бы мы ни были близки, остаемся чужими, и даже короткая ночь, проведенная вместе, этого не изменила.

Она поймала мой взгляд, повернув голову, и мягко улыбнулась. Хотела что-то спросить, но монахи взяли в руки музыкальные инструменты, и зал наполнился мощным, гулким пением гьялингов – длинных труб из розового дерева, украшенного семью металлическими полосами, усыпанными драгоценными камнями. Мне показалось, что вибрирующий звук проходит прямо через мой позвоночник и заполняет собой всю голову. Иногда сквозь этот гул прорывались тонкие голоса медных колокольчиков, мелодично подпевающих трубам.

Люди вокруг начали ежиться. Высокий рыжеволосый мужчина поднялся, потянув за собой такую же рослую спутницу. Они торопливо направились к выходу.

Тисса коснулась моего плеча и показала взглядом на дверь. Ей тоже хотелось уйти.

– Я замерзла, – прошептала она.

Я кивнул в ответ, оглянулся на Дика и Джейка. Судя по напряженным лицам и сгорбленным спинам, им также стало не по себе, и оба поспешили согласиться на мое предложение покинуть молитвенный зал.

Пение труб и перезвон колокольчиков остались за спиной. Мимо, хихикая, пробежали две худые девчонки-туристки, опоздавшие на службу и теперь спешащие попасть хотя бы на ее окончание. Джейк проводил их равнодушным взглядом. Дик все еще сутулился, глубоко засунув руки в карманы.

– Жаль, что у нас нет никакой религии, – мечтательно произнесла Тисса, выходя из здания монастыря.

– Когда нет души, религия не нужна – нечего спасать, – отозвался Джейк. Похоже, он слегка отдохнул во время службы, и голос его звучал бодро, даже весело.

Конфессий у нас действительно не было. Наше общество не могло принять мистических постулатов – оно было слишком рационально для этого. И не желало тратить силы на пустое времяпрепровождение.

– Ни у одного из этих монахов ее тоже вроде нет. – Дик оглянулся.

– Они верят в существование не души, а временной сущности, поселенной в каждом теле, – сказал я, указывая на смутно видимую тропинку, по которой мы могли быстрее дойти до лоджа в густеющих сумерках.

– А как приятно было бы иногда посидеть в таком красивом месте, послушать музыку… – продолжила рассуждать Тисса. А потом улыбнулась. – Кстати, скажите, это только у меня здесь возникли всякие эротические фантазии?

– Какие, например? – заинтересовался Джейк, обнимая ее за талию. Но, видимо вспомнив о моем предостережении, убрал руку и тут же, рассердившись на себя за подобное малодушие, вновь властно привлек девушку к себе.

Я промолчал.

Дик сделал вид, что ничего не замечает.

Проводив спутников до лоджа, где Тшеринг занял для нас комнаты, я направился к покосившемуся строению, предназначенному для носильщиков. Несколько кайлатцев уже расположились возле него, покуривая самокрутки и распивая крепкий чанг. Это было их обычное занятие после работы.

Завидев приближающегося иностранца, они прервали общий разговор, но затем, узнав меня, заговорили вновь. Это был хороший знак – я не считался чужаком, которого нужно опасаться и в присутствии которого неловко.

– Садись, Рай-джи, – позвал меня Тшеринг, пересаживаясь на скамье так, чтобы дать мне место.

Я опустился рядом и прислушался к беседе, ведущейся на найтили.

Говорили о погоде. Она, по мнению одного из горцев, у которого начали ныть кости, вот-вот должна была испортиться. Посмеивались над самым младшим из носильщиков, первый раз вышедшим на трек, тот неумело отшучивался, слегка робея перед старшими. Затем завели беседу о чудесном и мистическом.

– Раньше из дома просто так было не выйти, – попыхивая трубкой, важно заявил пожилой кайлатец лет сорока, похожий на старое, высохшее дерево. Даже его растянутая, давно не стиранная одежда напоминала грязную оборванную кору. – Каждый, кто через порог переступал, молитву читал от злых сил. Идешь по тропе – то духа, то дайкини встретишь. А теперь… – Он неодобрительно покачал головой.

«Раньше» – это примерно пятьдесят лет назад. Тогда страной правил жестокий клан Рама, сурово следуя правилу «Не пускать чужаков на святую землю» и безжалостно убивая любого, кто нарушил этот запрет. Когда Рама с помощью заговоров и интриг был свержен нынешней правящей семьей, отношение к иностранцам изменилось. Новый правитель начал выступать с абсолютно противоположными высказываниями.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});