Рейтинговые книги
Читем онлайн Чистая сила - Михаил Иманов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 96

— Пойдемте, — мягким шепотом проговорил Мирик и взял мою руку повыше кисти. — Пойдемте, пусть она сама…

Не отпуская моей руки, он осторожно открыл дверь и вывел меня. Здесь он руку отпустил и коротко оглянулся по сторонам:

— Лучше не здесь. Давайте спустимся.

У входа он опять посмотрел по сторонам, на этот раз медленно и внимательно.

— Сюда, — сказал он и пошел впереди, по направлению к боковой аллее.

Мы дошли до первой скамейки, он указал на нее рукой, но я не сел; он тоже остался стоять.

— Вы извините, — начал он, потирая руки, словно от холода, и глядя чуть пониже моих глаз. — Женские слезы, сами понимаете — характер. И вы в такую минуту. Вообще-то она разумная, без этих бабьих… Но знаете, — он хлопнул ладонями и прижал их крепко, — иногда прорывается… прорываются… отрицательные накопления. А они — что поделаешь — всегда, хоть понемножку… И потом, у мужчин все на сердце, а у них — в слезы. Здесь уж физика — ничего не поделаешь. Я бы вот тоже поплакал бы… иногда, по надобности, но — не могу, не умею. А они…

Он не продолжил и сбился. Наверное, потому что я молчал. Я молчал и все это время имел равнодушный вид. Немного с намерением, конечно. Но кроме этого, от невольного своего присутствия при случившейся семейной сцене, я чувствовал тяжелую усталость: и говорить уже не хотелось, и слушалось лениво. Я бы и ушел, но, во-первых, мне нужно было узнать о Марте, во-вторых, слова Леночки, что «он приходил», не отпускали меня и беспокоили. В-третьих же, хотя это впрямую к делу не относилось, у меня еще было время до встречи с Коробкиным: достаточно много, если придется подождать, и совсем мало, чтобы начинать поиски Марты.

Молчание продолжалось недолго, но было тягостным: я смотрел в сторону и только боковым зрением видел его сцепленные замком пальцы, он — лицом ко мне, все так же глядя пониже моих глаз.

— Вы не слушаете? — сказал он тихо и, так как я не отвечал, продолжил уже громче: — Вот вы мне скажите, почему я… почему я должен за все отвечать? И с какой стати? Нет, вы правильно поймите, я не в том смысле, что боюсь или… но посудите сами, я сторонний человек, и потом, у меня жена. И почему я должен всем этим заниматься. Я, конечно, не осуждаю: вам нужно, вы и спрашиваете. Но если бы моя роль заключалась… только в ответах или в помощи (вы не думайте, я всегда готов помочь — в пределах разумного, конечно), а то… я просто не могу понять, что от меня хотят. Сначала Марта Эдуардовна попросилась… Что ж — мы с женой рады помочь. Тем более что Ирина Аркадьевна, хотя я и не разделяю ее воззрений, не отказалась. Пожалуйста, пусть живет, если ей так лучше. Но вы сами знаете, каково влезать в чужие дела, и я не побоюсь сказать — интимные. Я не знаю, может быть, Петр и не совсем достойный человек, но она сама… то есть разве здесь можно что-нибудь понять со стороны. Потом он начинает требовать и даже, простите, угрожать — в особенном, конечно, роде, но все-таки. А каково нам, а каково мне быть… и на чьей, посудите сами, стороне?

— Чего же вы боитесь? — сказал я.

— Ничего не боюсь, — он развел пальцы, коротко развел руками, и голос его зазвучал не то что обрадованно, но заметно энергичнее, — но поймите, каково мне, если я не хочу вмешиваться. А с меня спрашивают — я не имею в виду вас, — так спрашивают, как будто я центр всего. Ну хорошо: помогли женщине, устроили — что же еще? Так нет, он является, часа за три до вашего прихода, и заявляет мне, во-первых, что я вмешиваюсь не в свои дела (это я-то вмешиваюсь не в свои дела!), а во-вторых, намекает, как и вы…

— На что намекает?

— Я же говорю — как и вы. Я понимаю, что вы это больше для экспрессии. Он-то не для… Говорит, что может что-нибудь… то есть, если что-нибудь случится, то я буду виноват, и…

— Что случится? — повернулся я к нему.

— Я не знаю, — он пожал плечами и поднял на меня как будто виноватый взгляд. — Но вы сами назвали это слово. Ну, про преступление.

— Я сказал… — проговорил я, не зная как продолжить, — я сказал это так… и это касается не вас.

— Вот-вот, — подхватил он, — теперь говорите, что не касается. А если не касается, то для чего же вы слово назвали и он назвал. А теперь — не касается.

— Вы мне вот что скажите, — перебил я его. — Ваша жена сказала, что… что вы договорились и что поделили.

— Неправда, — быстро воскликнул он, вскинув голову, но тут, словно почувствовав, что такое восклицание не в его пользу, заговорил размеренно: — Вы же сами видели, в каком она состоянии. Да, я не хотел травмировать жену такими разговорами и принял один. Но вы не думайте, что я боялся, — нет, я отчетливо сказал ему, чтобы он не вмешивал меня. Хотя он говорил всякие странности: как будто я, смешно сказать, какую-то долю хочу получить через Марту… через Марту Эдуардовну. И потом, признаюсь вам — он мне угрожал, то есть физической расправой… А от него всего можно ожидать. Вы не думайте, что я боюсь, но и мое положение, посудите сами, двусмысленное. У него там какие-то свои дела, а я должен еще думать. Я ему сказал, что я сам спрошу Марту Эдуардовну, пусть она сама подтвердит, что мы просто так. Но он говорит (неудобно даже пересказывать, вы поймите), что если я только близко подойду к ней, то он сделает… Но, неважно. Это, может быть, и нехорошо, но я впервые за всю мою жизнь пожалел о моем добре, то есть, что сделал доброе. И он так говорил, как будто я юноша и имею виды. Леночка, она, конечно, все понимает, но все-таки, как ни говори…

— Да, — сказал я. — Но все это к моему делу не относится…

— Вот, — перебил он, уличительно ткнув в мою сторону пальцем, — и вы говорите, что «к вашему делу не относится». Я ей тоже говорил, что к нам не относится, а она…

— Кто — она?

— Лена, Елена Владимировна, моя жена. Я ей тоже объяснял, что невозможно во все чужие дела мешаться. Но разве женщина понимает! Ей бы везде хорошей быть. Я не против, но ведь есть предел. И потом, — существует все-таки главное в жизни, дело, которое нельзя подставлять под случайности. Если бы так подставляли, то не было бы ни «эйнштейнов», ни «платонов». Я не хочу сравнивать, а говорю только для примера, но если входить во всякие дрязги, то так можно все в них утопить.

— Что — все?

— Ну, — замялся Мирик, — вообще. А главное: кто поручится, что, желая сделать хорошее, не сделаешь хуже? Это только совершенному доступно. А кто может сказать о своем совершенстве как о факте?

— А вообще кто-нибудь мог бы так сказать? И если бы мог, то, значит, ему все можно, если он совершенный?

— Зачем же так прямо? — снисходительно улыбнулся Мирик. — Почему же «все можно»? Совершенный, на то он и совершенный, что знает: что можно, а чего нельзя. Умеет различать.

— Относительно чего он «различает»? Относительно какого идеала?

— Идеала?

— Да, идеала.

— При чем здесь идеал?

— А при том, что надо же с чем-то сверяться. А если ваш совершенный ни с чем не сверяется, то он сам по себе и будет действовать: решит, что уже все, что дальше некуда, что он на самой вершине, — и станет действовать по своему усмотрению.

— На какой вершине? — Мирик поджал губы и поднял плечи.

— Да на любой. Хоть бы и семью взять: решит муж, что он умней жены, ребенка и тещи, а значит — он уже на вершине. А значит — может диктовать… потому что ему с вершины виднее. А они должны слушаться, потому что он их идеал и есть.

— Но вы, моло… вы не о том совсем.

— Почему же не о том, как раз о том. Только дело тут не в совершенстве, а в том, что у мужа власть, а они зависимы. Но если жена, предположим, научный работник со степенью, а муж простой инженер, и у нее зарплата выше и труды печатные, то будь он хоть семи пядей во лбу — никто за ним вершины не признает.

— Вот, во-о-от, — протянул Мирик печально и вздохнул: — И вы туда же, на материальное сводите.

— Не на материальное, а на социальное.

— Какая разница, — он покачал головой. — В совершенствовании нет социального — это вы должны понять. Духовное, оно вне, за чертой, если хотите. Оно…

Но я не дал ему договорить:

— Нет, вы мне про идеал объясните. Есть у совершенного идеал? А если нет, то как же он совершенствуется, к чему идет?

— Идеал — самосовершенствование! Сам процесс. Это, если хотите, духовный подвиг.

— А для чего?

— Что «для чего»?

— Во имя чего подвиг? Для самого себя? Кому от этого подвига лучше? Или кому-то теплее? Или как?

Он опять вздохнул и теперь посмотрел на меня уже не снисходительно, а соболезнующе:

— Вы любите простые примеры. Что ж — давайте с примерами. Любите альпинизм?

Я не ответил.

— Ну, не важно, — махнул он рукой. — Но все-таки признаете, что люди лезут на самые недоступные вершины не от одной глупости или от того, что силы девать некуда? Казалось бы: кому от этого лучше, что человек залезает на вершину — залез и залез. Но в том-то и дело, что есть великий смысл: если один покорил самую высокую вершину, то он уже не сам по себе, он уже со всем — не побоюсь сказать — человечеством, как бы его представитель. А подвиг? Да, пока он лезет, это еще для самого себя. Но когда достиг, это уже для всех. И заметьте, он может и не долезть, сорваться, убиться. Значит, есть риск. А если есть риск, то есть и право.

1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 96
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Чистая сила - Михаил Иманов бесплатно.

Оставить комментарий