Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, все новое! — восклицает Подрайский, заметив, что я окинул взглядом комнату. — Из старой жизни ничего не взято… Все кануло. И в душе ничего старого.
Его черные живые глазки останавливаются на развешанных веером портретах. Рядом с Марксом — выдающиеся представительницы коммунистического женского движения: Клара Цеткин, Роза Люксембург, кажется, Коллонтай…
Я повторяю:
— У меня к вам срочное дело, Анатолий Викентьевич!
— О делах успеется… Лелечка! Алексей Николаевич, знакомьтесь с моей женой.
Я, конечно, ничем не выражаю удивление, когда вместо Елизаветы Павловны, почтенной дамы, чьим именем был в свое время назван таинственный «лизит», меня приветствует довольно юная особа. Она шутливо восклицает:
— Рукопожатия отменяются!
Таков текст распространенного в те времена плаката. Я отвешиваю поклон. Супруга Подрайского откидывает со лба короткие пышные волосы. Глядит она победоносно. Загорелая, в грубоватой, армейского сукна юбке, в ладных полумужских сапожках. Весьма современный вид!
Однако сейчас меня интересует отнюдь не хозяйка дома.
— Анатолий Викентьевич, мне нужна всего одна бутыль…
— Бутылочка всегда найдется в нашем доме.
Жена моментально подхватывает этот сигнал. Раскрываются дверцы буфета. На столе появляются водка, сало, хлеб, соленые огурчики.
— Не взыщите: угощение пролетарское, — говорит современная женщина.
Хозяин собственноручно накладывает мне соленых рыжиков. Его руки, которые я в последний раз видел заскорузлыми, желтыми, теперь пополнели, порозовели.
Из кухни выплывает сковородка жареной, потрясающе румяной картошки. Мы беседуем о том о сем. Лелечка несколько дней не была в Москве и сейчас выражает неудовольствие. Как это я не знаю, сколько еще магазинов появилось на Петровке? Правда ли, что в Столешниковом открылась кондитерская?
Меня жгуче интересует другое: достану ли я у Подрайского то, что до зарезу мне необходимо? Впрочем, меня волнует и другой вопрос: предложат ли мне еще жареной картошки? Проклятый аппетит…
Но что поделаешь, если с утра во рту ничего не было, кроме нескольких ложек опостылевшей каши?!
Подрайский любезно угощает:
— Разрешите наполнить вашу рюмку, Алексей Николаевич! Выпьем за вас, за вашу энергию, ваше будущее!
Супруга Подрайского значительно добавляет:
— Теперь жизнь повернулась к энергичным людям.
Подкрепившись, я и сам ощущаю прилив энергии.
— Анатолий Викентьевич, придумана потрясающая вещь. Нужна ваша помощь.
— С удовольствием, с удовольствием, — мурлычет Подрайский.
Я с удивлением узнаю интонации прежнего Бархатного Кота. Благосклонно взирая на меня, он поддакивает супруге:
— Лелечка права. Государство снова открыло дорогу энергичным людям.
— Да, да, — соглашаюсь я. — И вот потребовалась бутыль хлористого магния.
— К вашим услугам… И даже без всякой накидки. Так сказать, по себестоимости.
Вот черт, как выговорить, что я приехал за бутылью без гроша в кармане? Я бормочу:
— Но я… Но мне… Поверьте мне, Анатолий Викентьевич, на недельку в долг… Пущу мельницу и расплачусь!
— Мельницу?
— Да, прелестное изобретение, — спешу объяснить я. — Совершенно оригинальное…
Бархатный Кот наклоняется ко мне, с интересом выспрашивает о мельнице.
— Все понятно, — говорит наконец он. — Едем!
— Куда?
— Подкатим прямо к вашему особнячку… Получите бутыль, так сказать, с доставкой на дом… Сам довезу вас на машине.
— Только не на машине!
Это протестует Лелечка. Ее крупные ноздри выразительно потягивают воздух, и я вспоминаю запахи скипидара, пропитавшие облезлый «фиат» Подрайского.
— Поедешь на Еруслане, — решает она. — Сейчас скажу, чтоб подавали к крыльцу нашу конармию.
Меня несколько страшит неожиданная услужливость Подрайского, но предложение весьма кстати. Как иначе я дотащусь со своей драгоценной ношей?
Вскоре мы с Подрайским усаживаемся в заводской тарантас, у наших ног покоится в корзине с соломой заветная бутыль. Мой благодетель, указав на широкую спину кучера, подносит палец ко рту и шепчет:
— Тссс… Ни слова!
9
Подрайский помог мне втащить бутыль в особняк.
— Буду в Москве, — загляну к вам.
— Разумеется, разумеется.
Он повертелся, пожелал удачи и исчез.
«Удачи, удачи…» — напевал я. Немедленно из листа жести я соорудил примитивный противень, поставил туда решето, наполненное толченым булыжником, и залил раствором. Затем в прекраснейшем настроении я отправился к Маше. Она принялась угощать меня все той же кашей — это после того, как меня попотчевали у Подрайских!
Нет, хватит с меня разбухших зерен!
Я уговорил бедную сестрицу продать на рынке всю оставшуюся рожь, вырученные деньги пойдут, как я выразился, на капитальные затраты. Пока, Маша, мы с тобой кое-как просуществуем, а через несколько дней… О, через несколько дней мельница вознаградит своего творца, к нему рекой потекут деньги. Это обеспечит ему, твоему славному братцу, независимость, свободу творчества. И он возьмется за серьезные, большие изобретения — за автомобильные, за авиационные моторы! И, может быть, у него — позволь, Маша, помечтать — будет собственный экспериментальный завод моторов. Как это тебе нравится — экспериментальный завод вольного изобретателя?!
Маша покачивала головой, пыталась возражать. Но мне некогда было углубляться в споры: будущая мельница требовала меня к себе. Напевая, я отправился туда. Заночевал опять в особняке.
Наутро, сгорая от нетерпения, я прежде всего понесся к решету. Ура! В решете — застывший монолит; тронул рукой — пальцы ушли во что-то студнеобразное, я заорал: кожу ожгло.
Черт побери, значит, не схватило! Ничего, подождем, схватит. На следующее утро каменная каша затвердела. Получился прелестный маленький жернов.
10
Жернова есть, но как их установить? Как крутить?
Надо вам сказать, что на всех мельницах земного шара жернова лежат плашмя и, вращаясь вокруг вертикальной оси, размалывают зерно притертыми каменными плоскостями. А в моем распоряжении — в станках, которые мне достались вместе с домом, — имелись лишь горизонтальные оси.
Мгновенно родилось изобретение. Впервые в мировой истории я поставил жернова вертикально, наподобие точильных камней. Конечно, нет ничего хитрого в том, чтобы закрепить на горизонтальной оси два круглых камня, но все специалисты скажут, что молоть на таких жерновах нельзя. Прелесть творчества, однако, в том и заключается, что вы переступаете через «нельзя».
Я придумал особую насечку жернова, насечку по принципу Архимедовой спирали. Терпеливо выбивая на камне рисунок замысловатой спирали, я воображал себя зерном, попадал в ручеек спирали, с наслаждением чувствовал, как меня прихватывают, раздавливают, перетирают жернова, и, довольный, вываливался струйкой замечательной муки. Еще многое предстояло мне придумать и соорудить, чтобы пустить мельницу в ход. Все это я делал молниеносно, так как идеи обуревали меня.
Например, ремень. Из чего сделать передаточный ремень? О настоящем ремне в те времена не приходилось и мечтать. В годы гражданской войны и разрухи было срезано и превращено в подметки грандиозное количество заводских ремней. Над проблемой ремня я поломал-таки голову.
Перебирая в уме всяческие комбинации, я вспомнил о брандмайоре города Москвы, с которым когда-то, работая в мотосекции, чудесно провел один день, демонстрируя в поездке на сто километров отличные качества машины, переоборудованной в пожарную из обыкновенного грузовика.
Вы, пожалуй, спросите: при чем здесь брандмайор, когда дело идет о ременной передаче? А пожарный шланг?! Явившись к брандмайору, я получил два куска рваного пожарного шланга. Срастив их, просмолив, я стал обладателем великолепного ремня.
11
Теперь дело за мотором.
Оставалось роздобыть где-нибудь электромотор — и жернова закрутятся, мельница пойдет.
Я знал, что в свое время в мастерских «Компаса» имелось два-три запасных электромотора небольшой мощности, как раз то, что требовалось мне.
После того как «Компас» со славой закончил свою миссию, его наследством занялась ликвидационная комиссия. Я понесся туда. Меня встретили радостными возгласами:
— Алексей Николаевич, что поделываете?
— Друзья, продайте мне электромотор.
— Зачем?
— Пока тайна. Одно гениальное изобретение.
Мне, однако, ответили, что ликвидационная комиссия, к сожалению, не вправе ничего продавать.
— Тогда дайте во временное пользование. Я подпишу обязательство, что по первому требованию верну мотор в идеальном состоянии.
- На другой день - Александр Бек - Советская классическая проза
- Броня - Андрей Платонов - Советская классическая проза
- Территория - Олег Куваев - Советская классическая проза
- Территория - Олег Михайлович Куваев - Историческая проза / Советская классическая проза
- Ради этой минуты - Виктор Потанин - Советская классическая проза
- Глаза земли. Корабельная чаща - Михаил Пришвин - Советская классическая проза
- Минуты войны - Евгений Федоровский - Советская классическая проза
- Первая детская коммуна - Михаил Булгаков - Советская классическая проза
- Сердце Александра Сивачева - Лев Линьков - Советская классическая проза
- Голос и глаз - Александр Грин - Рассказы / Советская классическая проза