В небе – гвардейский Гатчинский - Николай Богданов

К их радости, все члены экипажа были на своих местах – крепко спали после тяжелой летной ночи.

Захаров осторожно разбудил борттехника лейтенанта Николая Третьякова:

– Товарищ техник-лейтенант, куда вы зарулили самолет?

– Как куда? На свою стоянку.

– Его там нет. Там стоит чужая машина, без хвоста…

– Ну и что из того, что без хвоста? Это наша машина. Кстати, уточняю. Нам просто укоротили киль и, руль поворота. А ты – «без хвоста»!

– А как же вы на ней прилетели?

– Так и прилетели. Спроси летчиков… – уже сердясь, что его разбудили, ответил Третьяков. – Ну, хватит болтать. Идите к машине, там за капонирами нашей эскадрильи лежит хвост от самолета лейтенанта Дакиневича, демонтируйте его, как раз годится для ремонта нашего корабля. Сейчас позавтракаю и приду к вам.

Так и не отдохнув после полетов, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить остальных товарищей, Третьяков оделся и осторожно вышел из палатки.

Командование уже знало о происшествии с экипажем Бурина. Командир дивизии полковник Нестерцев и командир полка полковник Божко как всегда находились на взлетно-посадочной полосе и встречали возвращающиеся с боевого задания самолеты. Один за другим совершали посадку воздушные корабли и, когда они попадали в серебристое поле луча посадочного прожектора, были видны их номера, написанные на руле поворота белой, голубой или красной краской – в зависимости от того, какому полку они принадлежали.

Но вот в яркий луч прожектора попал очередной самолет, шедший на посадку, и все, кто находился на старте, были поражены: на самолете не было не только номера, но и киля с рулем поворота, вместо них болталась узкая полоса перкаля.

Севший самолет, как ни в чем не бывало, порулил к себе на стоянку, в расположение 2-й эскадрильи.

Когда Нестерцев и Божко подъехали к самолету на автомобиле, члены экипажа уже разглядывали поврежденное хвостовое оперение, освещая его карманными фонариками.

В лучах фонарей было видно, что на уровне кронштейна тросов управления словно острой пилой была срезана большая часть киля и руля поворота. Было удивительно, как летчик ухитрился благополучно прилететь и произвести посадку тяжелого корабля с такими повреждениями.

За плохую осмотрительность в воздухе Михаилу Бурину крепко влетело. Командование подозревало, что в районе цели экипаж не выдержал дистанции и заданной высоты и столкнулся с одним из бомбардировщиков. Тот, возможно, погиб, упав где-нибудь в районе Сталинграда. Оба стрелка экипажа в один голос утверждали, что, когда, отбомбившись, они пошли от Сталинграда на свой аэродром и стали снижаться, над их машиной на встречном курсе пронесся чей-то самолет. Они почувствовали удар, машину сильно тряхнуло, а через некоторое время стрелок турельной башни старший сержант Ярцев видел на земле взрыв и пожар.

Штаб дивизии о случившемся доложил командованию АДД. Были запрошены все части и соединения, участвовавшие в эту ночь в боевых действиях над Сталинградом. Выяснилось, что ни одна из частей в эту ночь потерь не имела. Сам собой напрашивался вывод, что Михаил Бурин столкнулся в воздухе с неприятельским самолетом и тот, получив большие повреждения, упал, взорвался и сгорел.

Так, случайно, экипаж Бурина таранил врага. После этого экипаж долгое время «ходил в героях». Главная заслуга принадлежала летчику Михаилу Бурину, который не растерялся и без киля и руля поворота смог привести самолет на аэродром и благополучно его посадить. Мы наглядно смогли убедиться, что Ли-2 – машина крепкая, на нем можно летать и даже садиться с большими повреждениями средств управления.

В исключительно трудных условиях работал в те дни технический состав нашей дивизии. Мы диву давались, где брали наши техники силы, чтобы без отдыха с огромным напряжением трудиться и обеспечивать непрерывные вылеты самолетов на боевое задание.

Редкую ночь над ними не летали вражеские бомбардировщики, не рвались на аэродроме бомбы, и в то короткое время, что выпадало им для отдыха, а промежутках между вылетом и прилетом самолетов, заснуть им практически не удавалось. С раннего утра они осматривали и готовили к очередному боевому вылету свои воздушные корабли. Раскаленная песчаная пустыня дышала зноем. В полдень – настоящее пекло. Прикоснешься пальцами к металлу – обжигает. Работа в таких условиях была подвигом. И теперь, оглядываясь в то далекое прошлое, я с благодарностью вспоминаю инженера полка инженер-майора Спиридонова, инженера по вооружению инженер-капитана Пургина, инженера нашей эскадрильи инженер-капитана Литвиненко, техников отряда гвардии старших техников-лейтенантов В. Ф. Мысака, А. К. Кулинковича, Ф. Б. Харченко, Т. С. Картеля, мотористов сержантов В. И. Дунаева, П. К. Щетинина, В. И. Хабарова, П. А. Вишневского, П. Ф. Лиманского, Н. А. Карнеева и многих других, чьими руками в невероятно трудных условиях готовились к бою воздушные корабли и кому мы обязаны нашими боевыми успехами. Пусть не обижаются те мои товарищи, кого я не упомянул, – и к ним все мною сказанное относится в равной мере.

24 сентября мы нанесли бомбардировочный удар по врагу в южной части Сталинграда и сразу же после посадки, захватив с собой все свое имущество и усадив в самолеты технический состав, перелетели на новое место базирования.

Отсюда мы летали на выполнение самых разнообразных боевых заданий. Самые опытные экипажи, как и раньше, выполняли задания органов разведки, летали к партизанам, а большинство экипажей вместе с другими частями авиации дальнего действия наносило удары по железнодорожным станциям на подступах к Сталинграду, по вражеской авиации на аэродромах, по передовым позициям противника.

При интенсивных бомбардировках переднего края врага, чтобы избежать столкновений самолетов, полет к цели и удар по ней мы производили с временным интервалом в 2-3 минуты, заход на цель выполняли строго с заданного направления, по характерным ориентирам и при помощи светонаведения. Наши войска обозначали передний край обороны кострами, ракетами, в сторону противника стреляли трассирующими снарядами и даже светили фарами автомашин. Это помогало нам находить цель.

Коммунисты и комсомольцы всегда брались за выполнение самых сложных и ответственных заданий, показывали образцы организованности и дисциплины, храбрости и отваги.

Коммунисты командиры кораблей Агапов, Бурин, Гаврилов, Готин, Майоров, Засорин, Савченко, Крюков, Киселев, Кулаков, Терехов, Шестак, Куценко, комсомолец Кучеренко были примерами для всех, по их экипажам равнялись все остальные. Молодой командир корабля комсомолец Михаил Кучеренко специализировался на выполнении самых сложных и опасных заданий, он же летал фотоконтролером результатов бомбардировок.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});