С.М. КИРOB Избранные статьи и речи 1916 - 1934 - Д. Чугаева и Л. Петерсон.

Вот примерно в кратких чертах те разногласия, которые были у нас до съезда и которые в основном развернулись у нас на съезде.

Приехали мы на съезд. В первый же день съезда уже обнаружилось нечто такое, что говорит не о кулацком или бедняцком уклоне, а о том, что у нас в отдельных звеньях партии определенный крен.

После отчета ЦК мы заслушали, как вы знаете, содоклад Зиновьева, которого «уполномочила» на это ленинградская делегация и еще два-три делегата из других мест. Вот тут два слова в разъяснение оппонентам. Нас все время спрашивают: «С каких пор в партии, на партийном съезде, нельзя говорить откровенно, что думаешь?» Мы отвечаем: «Можешь говорить все, что тебе угодно, никто тебе не помешает; можешь говорить с утра до ночи, если красноречиво говоришь, съезд и это вынесет, а вот содоклада мы никак не можем принять». По какому вопросу мы выслушали содоклад? По отчету Центрального Комитета партии за полтора года совместной работы. Одно требование этого содоклада показывает, что имеется оппозиция, имеется совершенно другая линия, чем та, которую выдвигает генеральный секретарь Центрального Комитета партии. И это тогда, когда мы на всех конференциях, по всему лицу нашей советской земли приняли резолюции, что мы приветствуем генеральный штаб, что мы за единство и прочее. Ведь всякий понимает, в чем тут дело. И мы, конечно, были тысячу раз правы. Теперь на всех империалистических колокольнях звонят во все колокола, что у большевиков трещина, и т. д.

Кончился содоклад, и дальше — знаменитое голосование против резолюции по отчету Центрального Комитета партии. Теперь все это уже начинает покрываться временем, хотя бы двух-трехнедельной давностью. Теперь уже начинают объяснять это другим. Один из делегатов съезда, с Гвоздильного завода, говорил мне, что они голосовали против потому, что так вышло технически. «Мы, — говорил он, — были поставлены в такие условия, что должны были голосовать против». Но это не объяснение: вышло «против». Технически ли, механически или еще как-нибудь, но получилось «против». (Голос: «Химически».) Вот тут подсказывают: химически. Может быть и так, но как ни поверни — выходит «против», «за» никак не получается. Как было дело, товарищи? Имейте в виду: вначале мы руки подняли кто «за», кто «против», но так как это вопрос колоссальной важности, это не то, что бюро коллектива переизбрать, так мы решили поименно каждого человека переспросить: «Иванов, ты «за» или «против»?» Терпеливо сидели несколько часов, нас 665 делегатов было, и мы каждого по фамилии выкликали и спрашивали, и он говорил — «за» или «против». И здесь ленинградские делегаты говорили «против». Руки, значит, поднимали «технически», сказали «против» потом тоже как-то случайно, и теперь приехали сюда, в Ленинград, и говорят: «У нас времени не было, не успели, не обсудили, перерыва не сделали, по частям не голосовали, за основу не голосовали, а в целом сразу приняли». Одним словом, как-то не выходит никак «за», а все-таки выходит «против». (Смех.) Ну, товарищи, хотя я и назвал вас «приготовительным классом», но все-таки вы люди взрослые, — если вам предложат резолюцию, в которой вы, предположим, не разобрались, толком не прочитали, просто не сумели разобраться, времени нет, надо через две минуты голосовать, — скажите: будете вы голосовать или нет. Ведь закричите, как вы умеете это делать (смех) — дайте прочитаем, переговорим с активом, как это у нас делается, и только, дескать, после этого голоснем. Это так и бывает. Как можно навязать голосование, да еще на съезде партии, по столь серьезному вопросу, кого можно заставить крикнуть «да» или «нет» механически или технически? Никак это не выйдет.

Таким образом, имея налицо все эти разногласия, оппозиция, видимо, имела в виду дать свою платформу. Мы, грешные люди, глубочайше убеждены в том, что они хотели в этом содокладе развернуть свою платформу. Когда мы предложили резолюцию, оппозиционеры внесли некоторые «поправочки» такого характера, что они ставили на дыбы всю нашу резолюцию. Мы тогда сказали: вы эти поправки положите в карман, вот вам резолюция, желаете — голосуйте «за», не желаете — голосуйте «против», как хотите. Ну, это у них не вышло. Просчет получился.

Теперь съезд кончился — как же быть? Оппозиционеры остались в меньшинстве. Кроме той делегации, которая явилась уже с готовым мнением по всем вопросам, никто к ним не присоединился, ничего у них не вышло. И вот дальше мы видим, уже после подведения итогов работы съезда, заявление о том, что, дескать, съезд партии кончился, решения съезда для нас обязательны, мы их проводить будем и прочее. Казалось бы, не о чем и разговаривать. Но я думаю, что вы согласитесь со мной, что разговаривать все-таки есть о чем. Разговариваем мы тут до двух часов ночи иногда, а иногда и маленько позже, и никак не можем договориться. Дело изображают так, что как будто за спиной ленинградских делегатов стоит Ленинградская организация. Так дело изображали — что, дескать, «нас послали», «мы уполномочены заявить», «мы имеем право предложить», и т. д. и т. п. Когда мы на съезде произвели это голосование, тогда половина ленинградской делегации вернулась сюда обратно и здесь заручилась свежими мандатами на крупных предприятиях. Им удалось изобразить дело так, — как нам теперь на заводах рассказывали, — что «Ленинград бьют», «надо нам подтянуться, плечом к плечу, надо гамузом нажать» и прочее и прочее. А вы знаете, что у нас в партии — народ артельный: «Если наших обижают, то давайте подмахнем». Вынесли резолюции на Обуховском заводе и других, хотя в это время решение съезда по отчету ЦК уже было принято. Вынесли такие резолюции: «Мы целиком и полностью поддерживаем нашу делегацию, которая отражает наше, мол, мнение», и т. д. и т. п. Оппозиционеры опять в Москву приехали и привезли делегатов от заводов с «приветствиями» — вы это читали в газетах, — где говорится, что «мы, ленинградцы, за них».

Когда мы приехали сюда, то застали здесь двойную бухгалтерию. Может быть, вам тут тоже откроют страничку из этих бухгалтерских книг, скажут: «Мы стоим за резолюцию, но мы стоим и за ленинградскую делегацию; съезд поступил правильно, но и ленинградская делегация поступила правильно, защищая. .» и прочее. Товарищи, согласитесь, что если дело пойдет так, что в одном месте одно будет правильно, в другом — совсем другое, а завтра — что-нибудь третье, то получится, что у нас будет не партия, а какой-то базар. Нужно все-таки помнить, что, несмотря на все эпитеты, которыми нас награждают, называя нас чуть ли не полуварварами, нет ни одного серьезного человека, который пытался бы опровергнуть, что более сильной, сплоченной, могущественной партии, чем ВКП(б), во всем мире не найдешь. Это знают все. (Бурные аплодисменты.) Все прекрасно понимают нашу роль в международном революционном движении. Если бы действительно обнаружилось то, что наметилось, то ни один достопорядочный член партии не мог бы спать ни одной ночи спокойно на тех угольках, которые подогрели оппозиционеры к XIV съезду партии. Вот почему с таким жаром и настойчивостью, в частности, сторонники большинства съезда, которые признают и разделяют до последней запятой то, что было принято съездом, защищают свои позиции.

Если, товарищи, мы действительно с завтрашнего дня хотим наметить новые вехи нашей дальнейшей работы, новые вехи нашего движения вперед по пути к социализму, хотим действительно итти по этому пути успешно, то ведь главное и основное условие заключается в том, чтобы ряды нашей партии не были расстроены ни в одном месте, так как малейшая заминка, сбивчивость, сдвинутость наших стройных рядов повлечет за собой глубоко отрицательные моменты в нашей работе и в нашей жизни. Вот почему ЦК партии так внимательно и настойчиво добивается того, чтобы выслушать подлинный голос Ленинградской организации. Мы на съезде, до съезда и после съезда, мы, большинство ЦК, ни на одну минуту не сомневались в том, что подавляющее большинство испытаннейших революционеров Ленинграда, лучших членов нашей партии, несомненно, находится в заблуждении, а не разделяет тех ошибочных взглядов, которые развернула оппозиция на съезде. (Аплодисменты.)

Теперь, товарищи, несколько слов о нашем комсомоле. Тут греха таить нечего и скрывать ничего нельзя. Мы знаем, что то, что происходило в рядах нашей партии, перекочевало явным образом и в наш комсомол. Если мы со стороны ряда взрослых товарищей, членов нашей партии, встречаем такое поведение, то в рядах комсомола мы сплошь и рядом видим прямо бесшабашные настроения. За последние десять дней мы наблюдали колоссальнейший переворот в стотысячной организации Ленинграда. Не подлежит никакому сомнению, что как бы ни были разгорячены головы у известной части ленинградского комсомола, но все-таки он найдет в себе мужество и спокойствие для того, чтобы действительно от доски до доски разобраться во всем том, что происходит, и он не замедлит последовать за лучшими, испытанными отрядами нашей партии. (Аплодисменты.)