Большая Игра против России - Питер Хопкирк

До этого момента Поттинджер не раскрывал своего присутствия городским властям, вполне довольствуясь скромной ролью наблюдателя. Но однажды на базаре он почувствовал, как чья‑то мягкая рука опустилась ему на плечо. Раздался шепот: «Вы — англичанин!» По счастью, оказалось, что человеком, раскрывшим его обман, был старый друг Артура Конолли, врач из Герата, путешествовавший с ним семь лет назад. Более того, он бывал в Калькутте и мог распознать европейца, даже если тот выкрасил лицо. Врач посоветовал Поттинджеру пойти к Яр Мохаммеду и предложить тому свои услуги, включая знание современного осадного искусства. Визирь принял англичанина с энтузиазмом: хотя жители Герата и сумели отбить несколько прежних нападений персов, было ясно, что на этот раз все гораздо серьезнее. И дело было не только в том, что на службе у шаха теперь состоял русский генерал, в его армии был отряд, сформированный из бежавших в Персию русских дезертиров. Гератская кавалерия, посланная беспокоить передовые отряды врага, вернулась, жалуясь на то, что в этот раз тот использует непривычную тактику. Вместо обычной разбросанной массы войск, прежде столь уязвимой для атак афганских всадников, теперь двигались руководимые русскими компактные отряды под защитой артиллерии.

Решающая роль Поттинджера в защите Герата прояснилась только тогда, когда в городе появились другие британские офицеры и поговорили с теми, кто пережил там десятимесячную осаду. В своем официальном отчете руководству он занизил свой вклад, не упоминая о собственном мужестве, хотя критически описал роль, которую играли другие, особенно Яр Мохаммед. Но попутно он вел дневник, и из этого дневника историк сэр Джон Кайе позднее собрал по кусочкам красочный рассказ о тех волнующих событиях для своей знаменитой книги «История войны в Афганистане ». Позднее дневник был утерян в результате пожара в кабинете Кайе.

Военные действия начались 23 ноября, когда войска шаха, поддержанные артиллерией, яростно атаковали город с запада. «По мере их продвижения вперед гарнизон отвечал вылазками, — писал Кайе. — Афганская пехота сражалась за каждый дюйм, а кавалерия висела на флангах персидской армии. Но они не могли отбросить врага с позиций, которые ему удалось занять». Так началась осада. Кайе писал, что она велась «в духе беспощадной ненависти и дикой бесчеловечности… каждая сторона старалась превзойти другую жестокостью и мстительностью». Один из варварских методов, введенных Яр Мохаммедом для поднятия духа своих войск, заключался в том, что головы убитых персов отрезали и приносили ему для проверки. Его целью было посеять среди врагов страх, так как потом эти головы выставляли для всеобщего обозрения во рвах вдоль земляных валов. «Так как за эти кровавые трофеи всегда выдавались награды, — записывал Поттинджер, — то, естественно, воины гарнизона были весьма активны в своих действиях ради их получения». Но как солдат он рассматривал это не только как отвратительное, но и как контрпродуктивное действие: вылазки афганцев рассеивались, потому что защитники, вместо того чтобы выполнять свои задачи, были слишком заняты отрубанием голов.

Это также вело к различного рода соблазнам. Однажды после вылазки афганец принес Яр Мохаммеду пару ушей. «За свою работу мясника он получил халат и несколько дукатов», — рассказывал Поттинджер. Однако прежде чем его успели расспросить, он исчез. Полчаса спустя появился другой, на этот раз он принес покрытую грязью голову. «Визирь, заметив, что она выглядит так, словно у нее нет ушей, приказал одному из слуг осмотреть ее», — сообщал Поттинджер. «При этом хозяин отвратительного трофея швырнул его на землю и пустился прочь со всей скоростью, на какую был способен». Когда голову обследовали более тщательно, обнаружилось, что она принадлежит одному из защитников, погибшему во время вылазки. Человека, который ее принес, разыскали, схватили и представили Яр Мохаммеду, который приказал избить его до полусмерти. Но человека, который принес уши и исчез с наградой, так никогда и не нашли, хотя Яр Мохаммед пообещал халат и деньги любому, кто его приведет. Впрочем, афганцы были не одиноки в своем варварстве. В лагере шаха бедолаги‑афганцы, которых угораздило попасть в руки персов, подвергались не меньшим зверствам, включая потрошение.

Шли неделя за неделей, месяц за месяцем, и ни одна из сторон не могла добиться перевеса. Хотя персам удалось прорваться через внешнюю цепь оборонительных сооружений города, они никогда не смогли его полностью окружить. Даже в самый разгар боев некоторые поля, расположенные возле городских стен, использовались для сбора урожая и выпаса скота. Каждую ночь осажденные афганцы устраивали вылазки против персидских позиций, но выбить с них врага не могли. В то же время персы продолжали обстреливать крепостные стены, а защитники непрестанно их ремонтировали. Кроме пушек у нападающих были ракеты, чей «огненный полет над городом, — рассказывает Кайе, — вселял ужас в сердца людей, которые собирались на крышах домов, поочередно молясь и стеная». Более точными, чем пушки и ракеты, были мортиры, которые за недели осады превратили в груды щебня немало домов, лавок и прочих строений. Одна бомба из мортиры с дымящимся и шипящим фитилем пробила крышу дома, соседнего с домом Поттинджера, и упала возле спящего ребенка. Перепуганная мать ребенка бросилась между нею и своим отпрыском, но через несколько секунд бомба взорвалась, оторвав ей голову и отбросив ее тело на ребенка, который задохнулся.

Бывали и моменты, похожие на фарс. Однажды защитники были всерьез взбудоражены таинственным сверлящим звуком, который, казалось, доносился с вражеских позиций, где русские солдаты копали большую яму. Немедленно возникло предположение, что они копают туннель под оборонительным валом, чтобы подвести под него мины. Так как звук не затихал, беспокойство нарастало и были предприняты отчаянные попытки найти туннель и залить его водой. И только позднее был обнаружен истинный источник звука: «Бедная женщина, — рассказывает Поттинджер, — которая имела привычку пользоваться ручной мельницей, чтобы смолоть свое зерно». Среди 70 000 жителей города снова поднялась тревога, когда на Новый год осаждавшие доставили большую пушку, способную бросать через крепостные стены разрушительные восьмидюймовые бомбы. Орудий такого размера в Центральной Азии еще не видели. Но после всего полудюжины сделанных выстрелов под ней лопнул лафет, и больше ее никогда не использовали. Даже когда персам действительно удавалось добиться успеха и прорвать оборонительные валы, они, несмотря на русских советников, не могли воспользоваться этим преимуществом, возможно, обескураженные видом мертвых голов своих товарищей, ухмылявшихся сверху.

Все это время Поттинджер работал без устали, нередко крепя решимость защитников там, где она ослабевала, и выдавая технические советы в соответствии с последними достижениями европейской военной науки. «Его активность была неисчерпаемой, — писал Кайе. — Он всегда был на оборонительных валах, всегда готов помочь советом… и вдохнуть своим воодушевляющим присутствием новое мужество в афганских солдат». Однако сам Поттинджер приписывал выживание города некомпетентности персов и их русских советников. Он утверждал, что Герат без особых проблем мог быть взят одним британским полком.

Шах, настроенный графом Симоничем и своими русскими советниками на быструю победу, теперь впал в отчаяние из‑за неспособности захватить город намного превосходящими силами. Чтобы убедить жителей Герата сдаться, он даже послал к Яр Мохаммеду его собственного брата Шер Мохаммеда, ранее захваченного в плен. Но визирь отказался с ним видеться, осудив его как предателя и отрекшись от него как от брата. Однако прежде чем вернуться к персидским позициям, Шер передал брату сообщение, предупреждавшее, что когда войска шаха возьмут город штурмом, его повесят как собаку, а его женщин и детей публично обесчестят погонщики мулов. Более того, если город будет продолжать сопротивляться шаху, его самого персы казнят. На это Яр Мохаммед ответил, что он будет очень рад, если шах казнит брата, так как это избавит его от необходимости делать это самому.

Во время затишья в боях обе стороны вновь и вновь делали попытки найти какое‑то решение путем переговоров. Одно из предложений шаха состояло в том, чтобы Герат номинально принял суверенитет Персии, а в управление провинцией он вмешиваться не будет. Все, что он потребует от Герата, — это снабжение его войск. Нынешняя кампания, как он настаивал, была направлена не столько против Герата, сколько против Британской Индии. Если жители Герата к нему присоединятся, он сам поведет их на Индию, чьи богатства они смогут поделить между собой. Это предложение, по мнению Поттинджера, явно прозвучало с голоса Симонича. Но Яр Мохаммеда было не так просто обмануть, и он заявил, что лучшим доказательством искренности персов стало бы снятие осады. Была организована встреча между Яр Мохаммедом и главным участником переговоров со стороны шаха, которая состоялась на краю рва у крепостной стены. Однако она быстро закончилась, едва Яр Мохаммед понял, что шах ждал, чтобы они с Камраном (который большую часть времени был слишком пьян, чтобы проявлять какой‑то интерес к переговорам) перед фронтом всей персидской армии сделали официальное заявление о своем подчинении ему.