Три ночи - Дебра Маллинз

– Полагаю, мне должно льстить, что мои родственники не отдавали распоряжение своим слугам гнать меня. – Глотнув бренди, Люсьен насмешливо вздернул брови. – А свадебный подарок он хотя бы принес?

– Конечно, нет. О чем ты говоришь, Люсьен?

Он пожал плечами.

– А ты ведь думала, что мой сводный брат, герцог, хотя бы из приличия преподнесет нам свадебный подарок. – Люсьен приблизился к Эвелин и усмехнулся, когда она отступила на шаг. – К сожалению, даже знатные люди не всегда помнят о хороших манерах.

– Он старался быть учтивым. Но он ведь еще очень молод. – Эвелин наблюдала, как Люсьен вливал в себя очередную порцию бренди. Просто ради шутки он облизнул нижнюю губу, словно смакуя напиток. Она быстро отвела взгляд. – Он говорил, что хотел бы помириться с тобой. Вспоминал какую-то давнюю историю.

– Вот как? Интересно. И ты права, он слишком молод. Хотя ему уже двадцать пять, он владеет старым и почитаемым титулом, хорошим состоянием, и, тем не менее, мальчик до сих пор позволяет матери вести его за руку по жизни.

Эвелин подошла к камину с догорающими поленьями.

– Он не очень-то обрадовался, когда увидел Хлою и понял, что ты ее отец.

Люсьен нахмурился.

– Лучше бы ему попридержать язык насчет Хлои.

– Похоже, что он обеспокоен ее общественным положением, возможно, боится, что это коснется и его. – Эвелин вздохнула и оглянулась на Люсьена. Ее кожа золотилась в мерцающем свете огня. – Я знаю, он твой сводный брат, но я не доверяю ему. Мне не нравится, как он обходится с тобой.

Люсьен дернул плечами.

– Он герцог.

– Это не оправдание.

Люсьен снова отхлебнул бренди. Эвелин по-прежнему стояла у огня, пламя высвечивало контуры ее фигуры под тонким ночным одеянием. Люсьен стиснул в руке бокал, сдерживая желание обнять ее.

– Скажи, у тебя была какая-то причина, почему ты хотела видеть меня? – Люсьен сам услышал страстный призыв в своем севшем вдруг голосе.

Эвелин подняла голову и повернулась к нему. Теперь огонь освещал ее сзади так, что глаза казались огромными, губы были приоткрыты, побелевшими пальцами одной руки она придерживала полы капота. Люсьен отметил се напряженную позу, учащенное дыхание. Оба знали, что их влечет друг к другу.

Он был ей небезразличен.

– Была причина. – Ее голос звучал неестественно сипло, и Эвелин прокашлялась. – Я нашла то старое письмо, которое считала написанным тобой.

Увлекшись созерцанием формы ее груди под тонким шелком, Люсьен почти не обращал внимания на ее слова, как вдруг до него дошел их смысл. Он тут же забыл о своем желании и поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с Эвелин.

– Оно у тебя?

– Да, вот оно. – Она протянула зажатый в руке мятый конверт. – Оно оказалось в одном из моих сундуков.

Люсьен поставил бокал и осторожно открыл конверт, взволнованный тем, что он может увидеть внутри.

– Теперь я знаю, что не ты писал его. Посмотри на почерк, Люсьен. Ты левша, а это почерк человека, писавшего правой рукой.

Когда Люсьен разворачивал письмо, у него дрожали пальцы, и он надеялся, что Эвелин не заметила этого. Это письмо было первым настоящим ключом к выяснению обстоятельств его похищения.

– Ты права, – сказал он, изучая округлый почерк. – Я не писал этого.

– И ты ничего не знал о письме?

Люсьен нахмурился.

– Ничего. Хотя теперь мне совершенно ясно, почему ты думала, что я бросил тебя. – Он потер подбородок. – Но почерк кажется мне знакомым.

– Правда? – Эвелин поспешила к нему. Она наклонилась, чтобы посмотреть на письмо, и при этом невинно прижалась к его плечу грудью, от ее волос исходил аромат лаванды. – Где ты мог видеть его раньше?

– Пытаюсь вспомнить, – сказал Люсьен, стараясь просто собраться с мыслями.

– Ты ведь понимаешь, что это значит? Кто-то намеренно пытался разлучить нас.

– И добился в этом успеха.

– Кто-то, – с нажимом сказала Эвелин, – но не мой отец. Это не его почерк.

– Мы ведь уже говорили, что у твоего отца мог быть состоятельный напарник. – Люсьен отошел к огню якобы затем, чтобы получше разглядеть написанное. – Возможно, это он и написал.

– Упрямый ты человек! Почему ты не хочешь признать, что мог ошибиться в отношении моего отца?

– Все может быть. – Где он уже видел этот почерк? – Но ты не представила мне ни одного доказательства его невиновности.

– А ты не представил мне ни одного доказательства его вины. – Ночная рубашка Эвелин с шуршанием обвивала ее ноги, когда она подошла к Люсьену и положила руку на его плечо. – Люсьен, ты не должен относиться к этой истории предвзято.

– Не должен? Я хочу, чтобы наш брак был настоящим, Эвелин. – Данте, да и другие шалопаи из лондонского общества будут надрывать животы от смеха, если прознают правду. Люсьен приложил ладонь к щеке Эвелин в благодарность за то, что по своей неопытности она не подозревает, какую власть имеет над ним. – Но не могу забыть того, что произошло со мной. И я не могу оставить виновного безнаказанным.

– Но как я буду доверять человеку, всецело отдавшемуся чувству мести? – прошептала Эвелин, положив свою ладонь на его руку. – Освободись от гнева и живи полной жизнью.

– Я не могу. – Люсьен отодвинул руку и сжал ее в кулак. – Ты не знаешь. Ты не можешь понять.

– Я не могу? – Она коснулась шрама на его запястье. – Я видела, что с тобой сделали, и это разрывает мое сердце.

Люсьен отстранился.

– А что, если это именно твой отец превратил мою жизнь в ад, Эвелин? Что тогда? Мы, муж и жена, так и будем вести раздельную жизнь из-за того, что ты не можешь понять, в чем заключается справедливость?

– Справедливость и месть – это не одно и то же.

– Для меня – одно. И позволь напомнить тебе, дорогая жена, что в случае с твоим отцом я проявил сдержанность. Я все же не отомстил ему по-настоящему, барон все еще жив. Поступи со мной так любой другой, я бы убил его.

– Господи! – Пораженная Эвелин смотрела на него широко раскрытыми глазами, прижав руку к груди.

– Извини, если это тебя расстраивает, но, похоже, ты думаешь, что я могу просто забыть об этом, а это не так.

– Тебя это съедает, – прошептала Эвелин. – Ненависть и месть. Осталось ли в твоем сердце место для чего-нибудь еще? Подумай о дочери.

– Я никогда не оставлю Хлою.

– В один прекрасный день она станет достаточно взрослой, чтобы поинтересоваться, почему ей никогда не разрешают встречаться с дедушкой. Что ты ей скажешь?

– Возможно, мне не придется ничего ей говорить. – Люсьен замолчал, жалея, что ему пришлось сказать это.

– Ты надеешься, что он умрет раньше. – Ровный голос, каким она произнесла эти слова, лишь подчеркивал ужас, плескавшийся в ее глазах. – Мы опять пришли к тому, с чего начали.