Большая восьмерка: цена вхождения - Анатолий Уткин

14 июля 1989 г. Политбюро одобрило «проект платформы» по национальному вопросу. Речь преимущественно шла о балансе «сильные республики — сильный центр», типичное горбачевское изобретение223. Но пробил колокол истории — теперь уже не только прибалты и Молдавия, но и критически важная Украина получила свое национальное движение.

Горбачевское руководство начинает задумываться над значимостью контактов националистических сил с западными организациями. В высшей степени секретным был доклад Центрального Комитета, одобренный Политбюро 14 января 1989 г., за который выступили Горбачев, Яковлев, Шеварднадзе. Доклад призывал КГБ и МВД «не позволять социальным организациям использовать свои международные контакты в ущерб интересам страны»224. (Речь шла прежде всего об организациях прибалтов в США, радио «Свобода».)

Нужно прямо сказать, что американские контрпартнеры Горбачева вели себя непоследовательно. С одной стороны они славили главного крушителя устоявшегося порядка в Европе, с другой стороны, американское правительство провело ритуальную «Неделю порабощенных стран», что совпадало с визитом президента Буша в Восточную Европу. Буш клеймил «подавление национального самосознания» балтийских народов именно тогда, когда они получили полное право самовыражения. Буш в отношении восточноевропейских народов: «Мы должны признать, что брутальные репрессии продолжаются»225.

Горбачев, со своей стороны, продолжал прославлять свободу выбора для восточноевропейских стран, не обращая внимания на то, что он резко ослабляет геополитическое положение своей страны и будит центробежные силы в собственной державе. Каким же беспредельно невежественным и безразличным в отношении своей мученицы-страны нужно было быть, чтобы, ценя свое положение, полностью отвернуться от взглядов и чаяний тех, кто построил и защитил нашу страну. Выступая в Сорбонне 5 июля 1989 г. — сразу же после крушения заглавной страны Варшавского Договора, — не упомянув, что из-за границ и строя этой страны началась «холодная война», Горбачев едва ли не ликуя, постарался соединить свои фантазии в одну большую сказку, концепцию «единого европейского дома», объединяющего Восточную и Западную Европу

Горбачев повторял свою сказку сразу после крушения Берлинской стены, выступая в ноябре 1989 г. в Италии. Да, в стране Нерона, его, играющего на лютне перед горящим городом, могли понять. Как же, это была дивная песня об «общей цивилизации, в которой ценности всего человечества и свобода выбора будут доминировать»226.

Горбачев дожил до тех лет, когда визовые барьеры в Восточной Европе восстановились вновь, когда НАТО приблизилось на расстояние часовой езды от Петербурга. Заслужила ли великая и великодушная страна такого безразличия к своей судьбе? Стоит ли честолюбие одного человека мук сотен миллионов?

Манифест дипломатического маразма

Горбачев подстраховался. 28 августа 1989 года Политбюро ЦК КПСС приняло примечательный документ — «О стратегической линии СССР в отношении ООН и связанных с ней международных организаций»227. На 24 страницах этого сверхсекретного документа создается новая концепция генеральной политики всех советских институтов (в координации с ролью Министерства иностранных дел). Видна рука команды Шеварднадзе: как можно скорее покончить с курсом предшествующих 45 лет. Наивные и злые в своей наивности люди. Их дальнейшая судьба полностью проявила дефицит зрелого мировоззрения и отсутствие преданности по отношению к вскормившей их стране.

Жестокий в своей глупости документ. Выше Библии и национальной истории ставится в нем… Хартия ООН, определившая якобы «основные человеческие ценности». Советская политика (утверждает документ) смотрела на ООН сугубо «с пропагандистской точки зрения… Советский Союз не сумел оценить потенциал Организации Объединенных наций».

Страна, потерявшая в двадцатом веке семьдесят миллионов своих сынов и дочерей, вдруг увидела защиту в организации, которая никогда не охраняла ее от военных угроз и изоляции. Скупые умы в окружении Шеварднадзе запели невероятные гимны абстрактной схеме. В соответствии с этим документом «признание необходимости защиты национальной безопасности как компонента международной безопасности постоянно укрепляется». Более того. «С постоянным уменьшением роли военной силы в мировой политике, значимость политических средств разрешения наиболее важных международных вопросов, роль и значение ООН растет». Уход СССР из Афганистана укрепил ООН и ее роль в международных конфликтах. Теперь ООН возьмется за сокращение вооружений, в том числе и стратегических.

В мягком определении это идеализм, в жестком — это неумное саморазоружение, провозглашение вечного мира в бушующем ввиду неравенства и несправедливости мире. Горе стране, в которой власть получили неумные слепцы. ООН потеряла необходимую степень уважения в Соединенных Штатах, не имела механизма реализации своих решений, ее характеризовал глубокий раскол между Севером и Югом, между представителями самых различных цивилизаций, между великими и алыми странами. Но Шеварднадзе с сотоварищами это не смущало. Они исходили из несуществующей картины ооновской идиллии, в которой механизм ООН изображался как наилучший из имеющихся инструментов модернизации международных отношений. Документ утверждал, что следует в полной мере использовать статус постоянного члена ООН, имеющийся у СССР. Примечательна следующая сентенция авторов документа: да, придется платить за операции ООН, но это значительно меньше, чем помощь одному из участников конфликта — и, ведь это — «вклад в нашу безопасность… Это будут инвестиции в наш социально-экономический и научно-технический прогресс». Последует необходимая деидеологизация международных отношений, переход от конфронтации к нахождению баланса интересов между отдельными странами. Целями стран будут разоружение, меры по укреплению доверия, неиспользование силы, мирная конверсия военной индустрии, уменьшение военных расходов в условиях господства разумной достаточности, ликвидация «синдрома секретности».

Ключевая роль принадлежит улучшению отношений с США, без чего многосторонние усилия могут лишиться смысла. В документе нет ни единого слова о братской помощи революционным и «братским» режимам. Слова о «солидарности стран социалистического сообщества» звучат привычным и малозначимым оборотом — дань традиции. Зато «плюрализму» интересов пелся гимн. В документе осуждались ГДР, Румыния и Куба, как отстающие в сфере «деидеологизации и демократизации политики»228.

Самоубийцы из кабинетов Шеварднадзе и Горбачева призывали усилить международную роль Украинской Советской Социалистической Республики и Белорусской Советской Социалистической Республики, поддерживать международные инициативы других союзных республик.

Друг «Джека Дэниэлса»

12 сентября 1989 г., опоздав на тридцать минут, к западному (рабочему) крылу Белого дома прибыл Б.Н. Ельцин, призванный организацией по борьбе со СПИДом за 25 тыс. долл. прочитать лекции в США. На протяжении восьми дней Ельцин выступил в Нью-Йорке, Вашингтоне, Балтиморе, Чикаго, Филадельфии, Миннеаполисе, Индианаполисе, Сан-Франциско и Лос-Анжелесе. Буш опасался принимать Ельцина: какой будет реакция Горбачева? В представлении президента Буша Ельцин был «отвязавшейся пушкой» на скользкой, колеблющейся палубе советской политики. Приверженец крепких напитков, угрюмо-мрачный параноик, лишенный внутренней дисциплины, он способен только на спектакль, который дискредитирует и Горбачева и Буша.

Но уже сложившаяся группа экспертов в США стала приходить к мнению, что Ельцин «даст больше, быстрее и надежнее», чем Горбачев. Лидером был заместитель главы ЦРУ Роберт Гейтс — главный противник «горбоцентризма» в американской политике, который считал, что Горби ненадежен, что пик его влияния в России уже пройден, что подлинно радикальные перемены произведет лишь бесшабашный Ельцин. Вторым «проельцинистом» в американском руководстве был Фриц Эрмарт, председатель Национального комитета по разведке. Он сказал Кондолизе Райс, что, хотя Ельцин эксцентричен и склонен к авантюре, он осмелится на то, на что Горбачев уже не осмелится.

Советник президента по национальной безопасности Брент Скаукрофт постепенно склонялся к мысли о полезности Ельцина для Америки. Встреча с ним дала бы президенту Бушу дополнительные возможности воздействовать на руководство СССР. Будучи в той же должности, Скаукрофт в 1975 г. отказался от встречи с Солженицыным; нынешняя обстановка в Советском Союзе, полагал Скаукрофт, не позволяла замыкаться на Горбачеве.