Бро (СИ) - Большаков Валерий Петрович

…Усмехнувшись своим мыслям, я шагнул в гулкий, темный коридор редакции, и отпер бывший кабинет бро. Нынче Марлен Владимирович обитает в иных краях, и витает в нездешних сферах.

Теплицкий подтянул его к себе в райком. Мне показалось, что Ким Вадимович чуял некую вину — вот, дескать, одарил новобрачных! Бедняги еле выжили!

Марлен с месяцок ходил в помощниках у второго секретаря — вживался, или, как он сам говорил, внедрялся. Инфильтрация прошла успешно — уже к ноябрю Осокин «подсидел» начальство. Заделался ВРИО. Главное же, идеологическая работа, которой и полагалось заниматься второму секретарю, при Марлене развернулась по-настоящему, ожила как бы. ВРИО отринул циркуляры — и пошел в народ.

Ким Вадимович нарадоваться не мог, да и в области благоволили молодому коммунисту. Случится пленум в феврале, пожилого и вялого вторсека «уйдут» на пенсию, а молодого и рьяного усадят на его место. Чую, так оно и будет.

А в области тоже кадровый голод… Отучится Марлен в партшколе, и перетянут его, перспективного, в обком. Вот и хорошо, нам такие люди нужны…

— Игна-ат! — загуляло по коридору, и в дверях нарисовалась Галка. Всё такая же, худая и звонкая, она понемногу закалялась в боях местного значения, вырабатывая стойкость. Мудрость придет потом…

— Слушаю вас внимательно, Галина Сергеевна, — отозвался я церемонно.

— Ох… — девушка плюхнулась на стул, и шлепнула ладонями по столешнице. — По-моему, ты один еще не в курсе!

— Да что случилось-то? К нам едет ревизор?

— К нам едет Эдита Пьеха! — воскликнула Галина. — Представляешь?!

— Нет! — рассмеялся я. — Да что ты так распереживалась? Радоваться надо! В кои-то веки со сцены нашего ДК настоящий вокал услышим, а не хор безголосых старушек. Это отделу культуры горкома переживать надо, суетиться и пить валерьянку литрами! Дита же не одна приедет, а со всем ансамблем. И где им встать на постой? В местной гостинице, смахивающей на двухэтажный барак? А какая аппаратура в ДК, ты видела? Времен раннего Хрущева! Вот, пусть и бегают… Дворец культуры! Позорники! Послезавтра Новый год, а у них до сих пор елки нет! М-м… А Дита когда приедет?

— Сразу после новогодних праздников, — Галка успокоилась немного. — Тик, это тебе надо спасибо сказать. Если бы ты не съездил тогда, она бы и не знала, что есть на свете такой Приозерный…

— Работа у меня такая! — ухмыльнулся я.

— И еще одно спасибо…

— Да за что еще-то?

— Ну, тебя же звали в районку… — застеснялась девушка. — А ты не пошел.

— Районка! — фыркнул я. — Тоже мне, уровень! «Флажок» куда интересней. Коняхин, конечно, трусоват, но не зажимает креатив… Гал, — мой голос набрался серьезности. — Твои сплетнявые товарищи уже судачат, как я место Ивана Трофимыча займу…

— А ты метишь выше? — оживилась Горбункова.

— Возможно, — смутно улыбнулся я. — Только речь не обо мне. А о тебе. Почему бы на двери к главреду не висеть табличке с твоей фамилией?

Галка растерялась настолько, что даже рот раскрыла.

— Моей? — пролепетала она.

— Твоей, твоей! Секундочку, — поднял я руку, — не торопись отбрыкиваться. Я в курсе, что Лысых старше, но она совершенно не способна руководить. У Ергиной опыт есть, согласен, но нет и не будет желания брать на себя ответственность.

— А-а… Быков?

— Чует мое сердце, что наш доблестный ветеран и до весны не продержится. У его второй жены дом в Евпатории. Вот туда он и умотает со всем семейством, будет старые кости греть у теплого моря. Так что… — я развел руками. — Вся надёжа на тебя.

— И… что мне делать? — промямлила Гала. — Я же… Мы же…

— Ты же… Они же… — продолжил я ряд, тонко улыбаясь. — Работать, что ж тут делать еще. Работать! Пробовать себя в очерках, фельетонах, да хоть в поэзии. Не сочинишь чего путного? Да и ладно, зато узнаешь свой предел. А вдруг в тебе дремлет Ахмадуллина? Да и, потом, Коняхин никуда пока не ушел, времени у тебя полно. Годика три-четыре, как минимум. А ты за это время и опыта наберешься, и связями обрастешь…

— Ох, ну, не знаю… — затянула Горбункова, и улыбнулась. — Но я подумаю!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Тот же день, позже

Приозерный, улица Ленина

На работе я не задержался, но пришлось и очередь отстоять в новеньком гастрономе (взял два кило мандарин!), и в хозяйственный забежать, лампочки купить, а потом еще возвращаться в булочную за хлебом.

И вот иду я домой, и размышляю. Обо всем сразу. О том, кем я был, и кем стал. И кем стану.

Острая радость перемен давно схлынула, осталась лишь сдержанная ясность. Редко кому удается самому выбрать жизнь по вкусу, и уж точно никому из смертных не было дано выбрать время, в котором ему суждено жить и умереть.

Ну, о печальном конце лучше промолчать — он скрыт за тьмой десятилетий. Я молод, я в самом расцвете сил. О чем вы?

Уже стемнело, под ногами крахмально хрустел снег, невысокие дома светились желтыми квадратами окон. Улица почти обезлюдела, лишь припоздавшие селяне поспешали, волоча обмотанные шпагатом елочки. Праздник надвигался — еще пара оборотов вокруг оси, и Земля замкнет очередной виток…

Неожиданно опала странная, глухая тишина, сковавшая движения, и откуда-то, то ли из окна напротив, то ли из космоса, донесся четкий голос:

— Хронокоррекция успешно завершена.

Тут же ворвались звуки, закружили вокруг — отдаленным женским смехом, фырчаньем проехавшего автобуса, визгливым лаем соседской псины.

Покачав головой, унимая смятение в душе, я вошел в знакомый подъезд. Лязгнул ключ, отворяя дверь, и я окунулся в уютное тепло.

Прочь, куртка… Долой «прощайки»… Уф-ф…

Из кухни выглянула Маринка — теперь она здесь хозяйка. Алена нынче обживает новую квартиру в Дровне.

— Ты слышал? — беспокойно спросила жена. — Только что…

— Про хронокоррекцию? — я размотал шарф, и забросил его на полку.

— Да, да! — обрадовалась Маришка. — Ох… Хорошо как… А то я уже испугалась! Глюки, думаю, что ли?

Я пошел ее обнимать.

— Ну, наверное, устаканился Гомеостазис Мироздания!

— Наверное… — девушка приникла ко мне. — Тик…

— М-м?

— Я беременна…

Чуток отстранившись, оглядел тревожное, одновременно испуганное и смущенное, но такое родное лицо.

— Девочка будет? — ляпнул я.

— Рано еще знать! — засмеялась Марина.

— А, ну да… Просто я девочек люблю. Вот тебя, например.

— А я люблю одного мальчика, большого уже…

Жена прижалась ко мне, я рассеянно гладил ее отросшие волосы, и думал, что уж моей-то раскрасавице точно пойдет «сэссун».

ЭПИЛОГ

Пятница, 8 июля 2022 года. День

Москва, улица Горького

В просторных комнатах стыла тишина. Мягкими, невесомыми лапами она ступала по старинной, вычурной мебели, спрыгивала на паркет, гуляя под большим овальным столом, застеленным белоснежной камчатной скатертью, или витала под высокими потолками.

Я прошаркал к балконной двери, и приоткрыл ее. Сегодня не слишком жарко. Пусть хоть вопли детворы спугнут безмолвие огромной квартиры.

Маринка ворчит иногда, шумно ей, видите ли. А мне нормально. У нас и спальни, и зал во двор выходят, только кухня на улицу глядит. Шумно…

Было шумно, усмехнулся я. Когда тут Юлька бегала, осваивая новую жилплощадь. Затем подружек к себе водила. А после баба Марина внучку нянчила. Ух, как та закричит, бывало, чуть что не по ней! Мелочь голосистая…

Мне вздохнулось.

Наташка с самых майских не заглядывала. Всё работа, работа, работа… Маринка не выдержала в июне, сама съездила в Ленинград. Правнучек проведать. Говорит, как накинулись на нее все трое: «Малина, Малина плиехала!»