Шпионские страсти - Ольга Куно

Я стонала, совершенно не задумываясь о том, слышно ли это за дверью. В конце концов, по легенде меня для того и привели сюда, чтобы изнасиловать. В особо изощрённой форме. И в изощрённости Нарциссу было не отказать. В мире не осталось ничего, кроме его рук и губ, да белого потолка, безнадёжно проигрывающего им в привлечении моего интереса.

Ощутила Нарцисса в себе и зашипела, прикусив губу. Он двигался, одновременно поддерживая мою спину, а я запустила пальцы ему в волосы. Вскоре его рука проникла в столь неосторожно созданное мною декольте. Нырнула вниз, нащупала белую ткань, плотно обматывавшую грудь: такая нередко заменяла корсет девушкам более низкого сословия. Место для мужского пальца всё равно обнаружилось, и он проник под ткань, в ложбинку между грудей. Методичные движения вперёд-назад поначалу не возымели особого эффекта, но постепенно настойчивость оказалась вознаграждена. Бельё стало менее обтягивающим, и Нарцисс сумел просунуть под него руку, сжимая упругую грудь, легко помещающуюся в крупной ладони.

Будто гордясь таким достижением (а может быть, так оно и было), он вошёл в меня особенно глубоко и одновременно по-хозяйски прикусил мою нижнюю губу. Я ощутила во рту солоноватый привкус, но вместо того чтобы попробовать отстраниться, посильнее сжала пальцы. Даже если рискую вырвать клок волос, насильника ведь не жалко, верно?

Вторая рука Нарцисса отпустила мою спину и скользнула под юбку, сперва заставив ещё сильнее раздвинуть бёдра, а затем принявшись ласкать чуть выше той точки, где его тело теснее всего связалось с моим. Я была вынуждена оставить его волосы в покое и опереться руками о столешницу, дабы удержать равновесие. Мысли путались, а загадка осталась только одна: которая часть его тела быстрее доведёт меня до исступления. Грудь тоже не отпускали умелые мужские пальцы, и я металась между конкурирующими за моё внимание ощущениями, начисто позабыв и про камеру, и про стражника за дверью, и про потолок, лишь изо всех сил цепляясь за собственное сознание, стараясь не сдаться слишком быстро, как можно дольше продлить эту сумасшедшую, изощрённую пытку, разрывающую тело и душу на несколько частей.

Когда я наконец сдалась, орала, наверное, так, как если бы мне прижигали раскалённым железом пятки. Движения пальцев Нарцисса не прекращались ещё некоторое время, дразня, издеваясь, удостоверяясь в том, что я дойду до самого конца, не потеряв даже тысячной доли возможных ощущений. Потом рука вновь возвратилась к моей спине, позволяя чуть-чуть расслабиться, а толчки в моём теле стали более частыми, и прекратились лишь после того, как из груди его вырвался практически звериный рык.

Когда я соскочила со стола, едва удержалась на ослабевших ногах и с низким стоном упала на стул.

В камеру я возвратилась только что не с фанфарами. Во всяком случае, мой внешний вид был весьма впечатляющ и не оставлял ни малейших сомнений насчёт того, что именно происходило со мной во время отсутствия. Волосы растрёпаны, платье разорвано в нескольких местах и украшено весьма характерными пятнами, из декольте торчит бельё, на скуле синяк, на шее засос, губа прикушена. С меня следовало бы в срочном порядке писать портрет, но, увы, в соседней камере сидел отнюдь не художник.

Всё тот же стражник молча снял с моих рук кандалы и подтолкнул в камеру. Я покорно вошла, правда, споткнувшись на пороге. Под заинтересованным взглядом соседа справа и сочувствующим — соседки слева доковыляла до стены, села на пол, обхватила руками колени и опустила голову. Во-первых, такое поведение соответствовало выбранному мной образу, а во-вторых, сейчас, когда я прятала лицо, заключённые не имели возможности видеть время от времени появляющуюся на нём улыбку.

К ужину не притронулась. Причина опять-таки двойная: и легенда, согласно которой мне сейчас совершенно не хотелось есть, и качество доставленной в камеру каши. Хоть я и отказалась в кабинете от курицы, простое угощение, которым я всё-таки воспользовалась, было значительно аппетитнее содержимого арестантской миски.

Потом всё с тем же бледным, каменным лицом, без слёз, без жалоб, без истерик легла, повернулась лицом к стене и так провела всю ночь.

Нарцисс снова появился около десяти утра. Раньше было никак не возможно: приличные начальники на заре по коридорам не шастают, они в это время изволят почивать. Десять, сказать по правде, тоже было рановато, но, видимо, слишком долго оставлять меня без присмотра агент просто не желал.

— Эй, Роллес! — рявкнул он, остановившись у двери моей камеры.

Я сидела лицом к стене, обхватив себя руками и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Голос «офицера» заставил меня вздрогнуть и обернуться — реакция, которая последнему, несомненно, понравилась.

— Ну как, поняла, где твоё место? — продолжал глумиться он.

Я промолчала, лишь одарила его ненавидящим взглядом исподлобья.

Нарцисс нахмурился, якобы недовольный таким проявлением характера.

— Встать! — гаркнул он так, что, должно быть, на ноги поспешили подняться все заключённые на этаже.

Я не стала исключением.

— Подошла к двери, быстро! — всё так же громко рявкнул Нарцисс.

Я помешкала секунду-другую, но затем всё-таки послушалась.

«Офицер» быстрым, хорошо отработанным движением просунул руку между прутьями, схватил меня за шею и прижал лицом к решётке.

— До сих пор не поняла, как надо себя вести? — прошипел он, но так, чтобы обитатели соседних камер точно расслышали.

Его вторая рука заскользила по моему платью, жадно обхватила грудь и принялась мять её всё сильнее, будто это вовсе и не была плоть живого человека. Моё лицо исказила гримаса, я дёрнулась, пытаясь отстраниться, но пальцы сильнее сжались на шее, вынуждая остаться на месте. Ещё немного пошарив руками по моему телу агент отстранился сам.

— Похоже, я мало тебя вчера поучил, — заявил он, прищурившись. — Ну-ка, доставь её ко мне в кабинет! — обернулся он к стражнику.

После чего спокойно зашагал прочь.

Стражник зашёл в камеру. После вялого сопротивления с моей стороны руки вновь оказались скованы, и меня, как и накануне, вывели в коридор.

В кабинете снова был накрыт стол, но не как вчера. На этот раз здесь красовалась целая утка, варёная картошка, от которой ещё шёл пар, зелёный горошек, белый хлеб и — на отдельных блюдах — фрукты и овощи в больших количествах.

— Ешь давай, а то в привидение превратишься, — первым делом кивнул в сторону стола Нарцисс.

— А не боишься, что в дверь камеры не пролезу? — полюбопытствовала я.

— Кстати, не самая большая трагедия в жизни, — хмыкнул он. — Брось, тебе здесь не годами куковать. Осунуться всё равно бы не успела.

— Но и растолстеть тоже, — проворчала я, но к столу всё же присела. Есть хотелось, запах был умопомрачительный, да и потом, Нарцисс прав: глобальных изменений в моей комплекции за пару дней произойти не должно. — Я понимаю: мясом здесь некоторых всё-таки кормят. Но разве в тюрьме можно раздобыть виноград? — удивлённо спросила я, покачивая в руке гроздь с крупными зелёными ягодами.

— В тюрьме — нельзя, — отозвался Нарцисс и, повернувшись ко мне спиной, отошёл ко второму столу.

В скором времени мы вновь не преминули воспользоваться этим столом не по назначению, уж коли так складывались обстоятельства. Затем я вернулась в камеру. Следующие пару часов ничего интересного не происходило.

А вот затем события потекли одно за другим. Шум шагов, на который в мрачном мире тюремного этажа реагировали все. Слишком мало здесь было развлечений, да и потом, внеурочное появление посетителей несло с собой как страх, так и надежду.

Первыми появились охранники, разносившие еду. Вроде бы ничего особенного, обыкновенный распорядок дня. Но я заметила, как один из них, дождавшись, когда другой отвернётся, сунул моему соседу в руку свёрнутую в тончайшую трубочку записку. Прочесть содержимое у меня шансов не было, однако о сути послания я догадывалась. Таггарта предупреждали о скором побеге.

Следующими, около часа спустя, тоже пришли двое: уже знакомый мне стражник, прежде сопровождавший Нарцисса, и офицер, которого я видела впервые. Худощавый блондин с правильными чертами лица и жиденькими усиками. Мимо большей части камер он проходил, даже не глядя в сторону их обитателей, возле некоторых останавливался и задавал уточняющие вопросы. Обращены они, как правило, бывали опять же не к заключённым, а к сопровождавшему офицера стражнику. Поравнявшись с моей дверью, блондин остановился. Поглядел на меня с плохо скрываемой насмешкой, потом полюбопытствовал:

— А это и есть та самая циркачка, которой так заинтересовался мой коллега?

Ага, похоже, слухи о похождениях Нарцисса достигли не только ушей заключённых. Что, впрочем, неудивительно. Напротив, было бы весьма странно, если бы стражи, скучающие здесь не меньше узников, пропустили хоть что-то из тюремных новостей.