Половина земного пути (сборник) - Анна и Сергей Литвиновы

То была совсем юная — Римме даже показалось, что подчеркнуто юная, — особа. Нежный персиковый румянец, совсем детское платьице, сланцы с бисером, наивный взгляд ярко-голубых глаз… Индийцы из их кафешки, едва завидев вновь прибывшую, просто остолбенели. А романтичный Джонсон немедленно стал выделять ее среди прочих туристок и даже дал ей прозвище Белоснежка.

Мадемуазель (на самом деле ее звали прозаически Людой) не скрывала своего восторга от Индии, куда она приехала впервые, и постоянно повторяла, что все кругом: пальмы, ослепительное небо, cheese and garlic naan [7], романтичные коттеджики, прилепившиеся на скале, — это просто супер, исключительно cool.

Скорбной девица не выглядела. Немедленно по прибытии она направилась на пляж и вернулась оттуда полностью преображенная. В индийском наряде — широченные штаны в стиле Али-Бабы, кофтенка с национальным орнаментом, пальцы рук и ног унизаны дешевенькими блестящими колечками, а предплечье обвивала огромная кобра — татуировка из хны.

Уж на что Римме не нравилась безвременно почившая Матильда, но «белоснежка» Люда той и в подметки не годилась. Понятно, конечно: любой обрадуется, если на него вдруг, нежданно и негаданно, свалится сказочное богатство. Но ты хотя бы видимость создай, что тебе грустно, а не рассказывай всем и каждому, что Матильда человеком была сложным, деспотичным, чрезвычайно властным, с постоянными причудами…

Правда, Люда умершей приходилась не дочкой и не сестрой — всего лишь двоюродной племянницей. Причем виделись они за всю жизнь от силы раз пять, во время редких семейных праздников.

— Когда мне нотариус позвонил, я прямо упала, просто в осадок выпала! — рассказывала девчонка любому, кто готов был слушать. — Я-то думала, что у тети какой-никакой мужик есть, или, может, сиротке из детского дома она покровительствует, или вообще все на благотворительность отдаст, чисто из вредности, но завещание оказалось полностью на меня! Вообще обалдеть, полный cool!

— А зачем ты сюда, в Индию, примчалась? Да еще так быстро? — словно бы между делом спросила Римма. — Ждала б своих денег дома, в России…

Девчонка в ответ вздохнула:

— Так у тетушки в завещании написано: деньги мне отойдут, если я на себя организацию похорон возьму. Сделаю все, как тетя хотела. Чтобы, например, струнный оркестр обязательно играл. И еще много она понаписала…

Да уж, считала Римма, «белоснежке» повезло сказочно.

А вот вокруг Валентина сгустилось еще больше ее подозрений.

Римма, хоть и на отдыхе, а никак не могла выкинуть из головы рабочие мысли. Она, конечно, не следователь, всего лишь секретарша в детективном агентстве, но тут любой задумается. Действительно ли своей смертью умерла Матильда? И не способствовал ли тому всеобщий любимец, недосягаемый инструктор Валентин? Ведь запросто может быть: он Матильду обхаживал вовсе не для того, чтобы устроиться на работу в ее клуб, а куда более смелые планы строил — обаять, обольстить, покорить, а потом инсценировать естественную смерть и прикарманить ее денежки… Правда, Люда говорит, что завещание, оказывается, было давно составлено — пару лет назад. Но ведь Валентин мог об этом не знать! Может, надеялся (или Матильда его в заблуждение ввела), что он единственный наследник. Хотя глупо, конечно. Сначала убедись, что все достается тебе — и только потом убивай…

И почему инструктор столь тщательно скрывал свою связь? Римма уже со всеми участницами семинара успела переболтать, и каждой словно бы между делом задавала вопрос: а не было ли у Матильды романа с Валентином? И все ей дружно отвечали: обольстить обаятельного инструктора еще не удавалось никому. И уж тем более не светило Матильде, далеко не юной и не самой симпатичной дамочке, пусть и с большими деньгами. А спрашивать о столь интимных материях самого инструктора Римма не решилась. Будь она следователем или хотя бы детективом , как ее начальник Пашка, еще можно было бы попробовать, а так… Да Валентин просто посмеется над ней. Или вообще с семинара выгонит — за хамские вопросы.

И потому самочинное расследование девушки само собой заглохло. Да и что ей Матильда? Пусть наглаженный Джай причины ее смерти выясняет. А она будет делать то, зачем приехала на Гоа, — плавать в океане, валяться на песке, заниматься карате и флиртовать с мужчинами.

И пусть с Валентином (действительно, он какой-то недосягаемый, к тому же явный геронтофил) ее роман увял, так и не разгоревшись. Зато второй из имевшихся в спортивном городке мужчин, Евгений Мединов, оказывал Римме самые неприкрытые знаки внимания. Всегда угощал в баре, бежал к ее шезлонгу, если видел на пляже, и даже во время спаррингов — а их двоих, как самых подготовленных, инструктор всегда ставил вместе — постоянно норовил перевести захват в самое настоящее объятие…

Римма, однако, старалась держать Мединова на дистанции. Слишком он какой-то блестящий, одни шлепанцы с «дольче-габбаной» чего стоят. И хвастается все время: образованием, работой, путешествиями, машиной и даже котом — у него какой-то суперэлитный британец, видите ли, имеется, победитель множества выставок. Но ей никогда не нравились мужчины, в одиночку воспитывающие котов. Да и история с малышом Винсентом тоже очков Мединову не прибавила… Поэтому Римма не отвечала на ухаживания Евгения, а вечера стала проводить с компанией веселых студентов-аргентинцев, с которыми познакомилась на пляже.

Те приехали на Гоа безо всяких спортивных целей. Никакого карате и даже классов йоги, которые старается посетить любой прибывший в Индию, — просто много моря и дешевого рома, а еще катание на каяках, гонки на мотобайках и, почти каждый вечер, модные здесь транс-вечеринки, изрядно сдобренные «травкой».

Наркотики, транс и ром Римма не любила, а вот проехаться на мотобайке согласилась. Тут, в Индии, мопед — основное средство передвижения. Не для подростков, как в Европе, а для целых семей. Много раз девушка видела, как на мотике вчетвером едут: управляет папаша, прямо перед ним, у руля, — младенец, за спиной главы семейства — еще одно дите, постарше, а позади всех с трудом притулилась мать семейства. О шлемах, конечно, и речи нет, движение сумасшедшее, но все довольны.

На Гоа правил дорожного движения, заметила Римма, вроде как не существовало. И светофоры почти не встречались. Первым перекресток проезжал тот, кто больше, — автобус или грузовик. Далее наступал черед машин, потом — мотоциклов и мопедов. А последними (даже если они на главной дороге) всегда оставались бедняги-велосипедисты. И все здесь постоянно сигналили. Когда обгоняли, когда тормозили и просто так, от хорошего настроения…

Из их спортивной группы на мопеде один бесстрашный Валентин рисковал передвигаться. Остальные же, когда нужно было куда-то ехать, вызывали «тук-тук» — маленький смешной автомобильчик без дверей. Или крутили, по нещадной жаре, педали велосипеда. Отдыхающие, сидя вечерами в баре, постоянно делились услышанными на пляже страшными историями: кто из европейцев с мотобайка упал, сломал руку, а то и вовсе закончил свою жизнь под колесами фуры…

И когда бестолковая Люда, наследница Матильды, вдруг возжелала арендовать мотобайк («Ой, я, правда, никогда не пробовала, даже в Питере, но все ведь тут ездят! Cool, наверно!»), Джонсон, занимавшийся в том числе прокатом, отказал ей категорически. Сказал, как отрезал:

— Для езды на мотике надо родиться индийцем, а не хрупкой европейской девушкой.

Люда обиженно надула губки, но спорить не стала. А Римма, присутствовавшая при их разговоре, решила: сама-то она просто обязана освоить мопед. Хотя бы для того, чтоб утереть противной «белоснежке» нос.

И вот день настал.

Римма вместе со своими новыми друзьями-аргентинцами явилась в прокат — не к женоненавистнику Джонсону, а в другой. И за скромную сумму в пять долларов стала — на целый день! — обладательницей новенького мопеда. Вместе с ключами ей вручили пластиковый полулитровый стакан — для бензина. Кстати, забавная подробность: горючее на Гоа продают в обычных продуктовых ларьках, и если ты приходишь со своей тарой, предоставляют на него скидку.

Приятели-аргентинцы, правда, предлагали ей поехать с кем-то из них — пассажиром. В целях, как они сказали, безопасности и экономии. Однако экономия в пять долларов погоды не делала, а опыта у аргентинцев было не больше, чем у нее. Поэтому Римма решила: лучше самой убиться, чем стать жертвой неумелого водителя…

Наконец расселись и неуверенным караваном тронулись в путь. Ехать оказалось даже страшней, чем думалось: дороги узкие, а уж европейца за рулем мопеда считает своим долгом обогнать каждый уважающий себя индиец. Аргентинцы — даром что мужики — трусили отчаянно и тащились как черепахи. На каждом перекрестке их колонна задерживалась чуть не на десять минут, опасливо пропуская всех попутных и встречных…