Маги и мошенники - Елена Долгова

Я испытывал мертвую усталость, ноги не держали меня, мир потускнел, тоска навалилась почти осязаемой, плотной субстанцией. Душевный мир в этот момент слился с физическим – я не отличал воображаемое от реального, демона от человека, слова от фактов, вымысел подметных гримуаров от реальности.

Бес одобрительно кивнул:

– Верно. Ты начинаешь прозревать.

– Ты лжец. Фирхоф бескорыстно помогал мне.

– Ха! Ха! Ха! Да будь Фирхоф приличным человеком, разве стал бы он заниматься делами такого ничтожества, как ты?! Делами чужака, кутилы, бездельника? У порядочных людей достаточно собственных дел, честные церенцы далеки от бессмысленного альтруизма. Твой приятель Людвиг был послан императором Церена, чтобы заманить тебя в ловушку, схватить и доставить в Эберталь на потребу Гагену Святоше.

– Нет!

– Да, дружок, да. Ты не человек – ты machina, приспособление для исполнения желаний.

Я прислонился к стене. Бес лгал – несомненно. Скорее всего, он тонко интерпретировал факты, создавая в моем воспаленном воображении иллюзорную картину одиночества и полного поражения. Все, что я знал о природе таких существ, кричало мне – остерегайся! И, тем не менее, в этот момент я верил ему, верил как брату, как самому себе. Ненависть, отвращение и полное доверие – эта противоречивая смесь способна любого довести до сумасшествия.

– Отлично.

Демон поднялся с табурета и на задних лапах, пародируя торжественную поступь, подошел ко мне. Собачьи лапы ступали мягко, словно они принадлежали волку.

– Отлично. Я успел первым, ты моя добыча, причем на законном основании, ты ведь увел мою жену – не правда ли?

– Убери лапы.

– Это почему же? Кто ты такой, чтобы командовать? Ты, Россенхель, не здешний. Почему бы тебе не вернуться туда, откуда ты явился? О да, я дам тебе такую возможность, но, разумеется, не в одиночестве. Иные миры великолепны, это судьба – мы оба, супруги красавицы Гернот, вместе создадим Портал и вместе проделаем этот путь за Грань! Ты и я.

Клистерет щелкнул клыками, облизал тонкие черные губы розовым языком, выпрямился, стал крупнее – двухметрового роста грубая тварь, поросшая грубым мехом. Пасть лукаво смеялась:

– Ты думаешь, мне нужна была эта площадная шлюха, эта титулованная проститутка – моя жена? Нет – мне нужно совсем иное. Души – пища моя, есть души особого рода, кровь и воображение распахивают двери миров…

Я в страхе отступил в угол. Клистерет приблизился вплотную, в своем нынешнем виде эта тварь никому не показалась бы комичной – передо мною стоял неприкрытый, алчный зверь. Плоские, широкие, стальной крепости мышцы перекатывались под жесткой кожей, шерсть стояла дыбом, источая острый запах хищника. Узкая длинная морда волка смотрела на меня мучительно человеческими глазами – это были глаза сумасшедшего.

Я прижался к стене, помешанный демон потерял способность управлять собственной формой – он несуществующими пальцами попытался ухватить меня за отвороты куртки, но вместо этого разодрал мне когтями шею и грудь.

Теплый ток крови заставил сбросить оцепенение. Я дико заорал, холодный влажный нос волка касался моего лица, шершавый мокрый язык жадно лизал рану.

Наверное, этот крик слышал весь форт. Загремел ключ в замке, распахнулась дверь, через плечо беса я видел перекошенное лицо стража – парень и не подумал вмешиваться, его губы шевелились, исступленно и беззвучно шепча бесполезные слова молитвы. Грузная звериная туша вдавила меня в угол, сторож уже исчез, забыв запереть дверь.

Я закричал еще раз – отчаянно, без слов; моего разума уже касалось безумие.

В этот момент появился Клаус Бретон.

Я прекрасно понимал, что милосердие вождя мятежников носит весьма избирательный характер и, в целом, не ждал от него ничего доброго, но тут уж был рад ему, словно ангелу небесному. По-видимому, Клаус оказался единственным, кто не побоялся схватиться с Клистеретом; не зная предыстории страшной сцены, он, не раздумывая, полоснул зверя клинком. Бес нехотя отпустил меня и повернулся к новому противнику. Шкура на спине волка распалась длинным порезом, вместо крови источая дым, но в ту же секунду края раны схватились, она почти мгновенно исчезла, не оставив даже шрама.

– Ты бы не вмешивался, Клаус, – неожиданно буднично заявил Клистерет.

Я с запозданием заметил, что пасть животного произносит слова с заметным усилием – страшное существо поневоле говорило с уэстерским прононсом.

– Провижу будущее – у тебя скоро будет множество собственных проблем, – чуть улыбнувшись волчьей пастью, пообещал Клаусу бес. – Лезть не в свое дело – в высшей степени дурной тон, к тому же этот человек для тебя бесполезен, не надейся, он не сможет изменить ни твою судьбу, ни будущее Церена.

Мне показалось, что Бретон колеблется, но он, оказывается, просто переменил тактику. Ересиарх вложил в ножны бесполезный меч.

– Убирайся, у тебя нет власти над жизнью и смертью.

– А вот и мимо, а вот ты и ошибся! – смех демона походил на мелкий судорожный лай, с желтых клыков стекала тонкая нитка вязкой слюны, – сейчас я перекушу ему глотку, клыки-то у меня настоящие, и он покорно умрет.

Зубы волка плотно взяли меня за горло, а задержал дыхание, чтобы не чувствовать вони.

Клаус, скрестив руки на груди, скептически смотрел на сцену.

– Он берет вас на испуг, Россенхель. Не верьте – это иллюзия, причем довольно пошлая. Демон по сути великий иллюзионист, но и не больше, это шут, впрочем, довольно неприятный, но совершенно безопасный.

Бес выпустил мою шею и снова обернулся к Клаусу, острые уши зверя напряглись, вибрисы на косматых щеках обиженно дрожали.

– Нет, я говорю правду. А врешь именно ты. Ты вероотступник, Клаус, и не можешь практиковать экзорцизмы.

Бретон рассмеялся, явно потешаясь над растерянностью демона.

– Вот это оборот! Черт, оказывается, пребывает в согласии с императорской инквизицией. Экзорцизм для тебя – незаслуженная честь, я не стану тратить на блошливую собаку молитвы.

Бес оскорбленно тявкнул, сходство с волком уменьшилось, предо мною на задних ногах вновь стояла обычная собака – поджарая, с линялой шкурой и источенными шерстяным клещом ушными раковинами.

Я истерически захохотал. Клаус одобрительно кивнул.

– Верно, Россенхель. Оно питалось вашим страхом, на самом деле это агрессивная, но бессильная субстанция, иллюзия, которая держится на обмане, но не заслуживает ничего, кроме презрения.

Клистерет взвыл, вой закончился утробным кашлем, собака опустилась на все четыре лапы и склонила голову, тяжело дыша; слюна продолжала капать с языка, образуя на полу аккуратную лужицу.

– Уходи, – приказал Бретон.

Пес подчинился, но переступив порог, обернулся. Желтые звериные глаза уже утратили человеческое выражение. Тем не менее, слова, которые с трудом вылаивала собачья пасть, еще можно было разобрать.

– А ведь ты скоро умрешь, Клаус, – сказал бес. – Я вижу будущее, ты умрешь и смерть твоя будет очень страшной. А когда явишься за Грань, тогда мы и поспорим о твоей душе…

Бретон не дрогнул, лишь правильное лицо его на секунду окаменело, но он тут же рассмеялся над мрачным пророчеством.

– Слуга лжи всегда остается лжецом. Что бы ни случилось со мною – я-то верую.

Демон уже исчез. Я тем временем опустился прямо на пол – не держали ноги. Проклятая собака отвозила мне слюной щеки и шею.

Клаус осмотрел меня с презрительной жалостью:

– Здорово вас потрепало. Умойтесь – вам принесут воды. Не стоило сначала связываться с чертом, а потом бояться его до дрожи в коленях. Эти твари столь же пакостны, сколь и бессильны.

Он уходил, не слушая моих благодарностей. Гордыни у этого экзорциста хватило бы на троих.

* * *

Весь остаток дня я провел в сумеречном состоянии души и смутной тревоге. Бес больше не появлялся, мой прежний страх перед ним совершенно исчез, но будущее оставалось неопределенным – друзья мои пропали без вести, сам я лишился свободы, а интуиция настойчиво подсказывала, что уже состоявшийся разговор с Клаусом Бретоном – далеко не последний.

Он пока ни словом не обмолвился насчет гримуаров, но я ничуть не сомневался, что ересиарху Толоссы известна моя тайна.

Я решил было, что меня выдал фон Фирхоф, но потом отказался от этой мысли – не сходилось время. Манера, взгляд, все поведение Бретона выдавали его осведомленность уже в тот момент, когда меня только-только схватили на крепостном дворе.

Должно быть, жара и тревога лишили меня сообразительности – я далеко не сразу вспомнил про ведьму Магдалену. После мучительных размышлений истина открылась мне в самом неприглядном свете: я, без сомнения, был выдан Клаусу колдуньей – чертовка спасала свою жизнь и сводила со мною счеты одновременно.

Ее на первый взгляд беспричинная ненависть имела единственное возможное объяснение – она слишком много знала о моих гримуарах и обо мне.