Чародейка на всю голову - Надежда Николаевна Мамаева

перворожденными за равных.

Дьяр обернулся и уже было хотел спуститься в каюту за оговоренными деньгами, как я протянула ему кошель. Напарник принял его, не оборачиваясь к капитану, открыл мешочек и, отсчитав положенное, прошептал мне: «Умница».

А затем, повернувшись, сделал два шага к эльфу, но перед тем, как отдать деньги, задумчиво утонил:

– Когда отчаливаем?

– С заходом солнца, – отозвался остроухий, подходя к Дьяру и беря у того мзду.

– Хорошо, я к этому времени вернусь. А пока принесите еду в каюту для моей спутницы. – И напарник указал взглядом капитану на меня.

Недоумевала я недолго. Дьяр, пояснив, что ему нужно кое-что купить в городе до отбытия, ушел.

Остались я, капитан и Смерть.

– Госпожа Смерть еще меж нами? – первым делом уточнил эльф.

– Тут-тут я, касатик, – игриво отозвалась костлявая.

Я подтвердила, что да, Хель в наличии. И попыталась донести мысль, что она, возможно, будет в базовой комплектации дирижабля на все время нашего путешествия до столицы. Капитан, и до этого бывший от некромантки на борту в легком негодовании, и вовсе опечалился. Выразительно так, что аж матросня, сновавшая поблизости, но не рисковавшая подходить, заслушалась. Видимо, капитан истово бранился еще и оттого, что приказать Хель, как мне, «держаться от его личей подальше» он не мог.

Я же, проигнорировав его речь, лишь напомнила:

– Хотела бы заметить, что нас, магов Смерти, не стоит обижать хотя бы потому, что неизвестно, к кому в случае обиды мы пойдем жаловаться.

На меня посмотрели, хотя по ощущениям – измерили и взвесили, и вынесли вердикт:

– Ты не некромантка. Ты само зло во плоти!

– Да, – не стала отпираться я. – Причем зло голодное. И оно отправляется в каюту ждать обещанный обед.

Я повернулась и пошла к лестнице, отчетливо услышав, как остроухий скрипит зубами. Рядом плыла Хель. И (вот странность!) не пыталась меня провоцировать. Последнее было еще подозрительнее, чем улыбка костлявой.

– Тиг, – наконец заговорила чернобалахонница, когда мы оказались внутри каюты, – у меня к тебе есть деловое предложение.

– Какое? – насторожилась я.

– Хочешь, чтобы я недельку не пыталась тебя убить?

Я едва не поперхнулась воздухом. Дожили! Смерть мне неприличности, ей по должности не положенные, предлагает.

Вместо ответа лишь заинтересованно изогнула бровь. Хель посчитала это согласием и начала:

– Помнишь, мне в Рутке поплохело? Мне! Вечной!

Я кивнула, не перебивая.

– Так вот, я метнулась выяснить, в чем дело, и оказалось… – Впервые я видела Хель столь смущенной. Она даже на миг замялась, словно набираясь смелости для признания: – Мой алтарь в столице… Представляешь, его приказано перенести из центра города ближе к погосту. А на этом месте поставить дом.

Я вспомнила, как в советское время целые улицы кирпичных пятиэтажек двигали вместе с фундаментами, чтобы проспекты расширить, и прикинула, как это может выглядеть в Эйсе. И под впечатлением от картины, нарисованной воображением, выдала:

– Зачем вообще строить на месте твоего алтаря какой-то дом?

– Не какой-то, а публичный! Даже не доходный, не торговый, а элитный бордель, едрит их Апокалипсис за пятку! Дескать, с него прибыли больше всего. Это оскорбление. Меня. Личное. И я этого не прощу! – она прошипела последнее так многообещающе, что я поняла: тем, кто это решил провернуть, крышка. – Но убить я сама этих гадов не могу, поэтому предлагаю тебе сделку: ты за меня мстишь, а я, так и быть, не пытаюсь расшатать твое магическое здоровье.

– Под «сделкой» ты имеешь в виду, что не будешь меня эти дни бесить, чтобы некромантский дар не рванул водородной бомбой? А я в это время, мстя за честь твоего алтаря, буду сама пытаться самоубиться? То есть умру в любом случае?.. – уточнила я без всякого пиетета к бессмертной компаньонке. – Знаешь, предложеньице у тебя из серии: не хочешь быть патриотом – не будь! Флаг тебе в руки!

– Ишь, дерзкая какая, – с интонацией: «Ну ты и грубиянка!» – протянула Хель.

– Дерзость – лишь четкая формулировка мысли, без толики лжи. – Я философски пожала плечами с видом инвестора, который ждет других, более заманчивых предложений по вложению капитала.

Смерть недовольно побарабанила костяшками пальцев о черен косы.

– А если не неделю, а, скажем… две? – Видно было, что она столь щедрый дар оторвала от самого сердца.

– А как насчет всей моей жизни? Лет так… – Я призадумалась: сколько в этом мире в среднем живут? И на всякий случай, как мне казалось, произнесла с запасом: – Лет сто.

Смерть так выразительно сжала косу, что и гадать не нужно было: на месте древка она представляла мою шею.

Ну а я, выражусь местным языком, начала ковать проклятье, пока горячо. В смысле, договариваться со Смертью, пока она на это готова. Правда, желательно это было сделать на выгодных для себя условиях. В идеале – выторговать у Хель жизнь.

Для костлявой же оптимальным было, чтобы я безропотно согласилась помогать, а после мести сразу же легла в гроб и ручки на груди сложила. В общем, нашла коса на камень, демон – на экзорциста, а воскресшая – на Смерть.

Торги вышли эпичными. Если бы их увидел капитан дирижабля, то наверняка прослезился бы от умиления. А его скаредная натура узрела бы во мне сестру по духу.

– Вот никогда бы не подумала, что соглашусь на подобное, но преисподняя с тобой!.. А заодно и с моим отпуском. Честь важнее какого-то пляжа и моря. – Хель выдохнула и предложила: – Ты за меня отомстишь, а я, так и быть, закрою квартал с твоей числящейся на балансе душой. Но только сначала трупы, потом гробы – тьфу, оговорилась! Греби, говорю, от меня в свободное плавание. Не буду тебя преследовать. Все равно вы, некроманты, быстро в этом мире помираете, если силой вовремя управлять не научитесь. Так что свидимся…

В этой сделке меня устраивало все, кроме одного: я понимала отчетливо, ясно, что не смогу выполнить ее условие. Убить не смогу. А Хель жаждала именно смерти осквернителей. Всего миг я раздумывала: сказать ли костлявой честно, что я не в силах отнять чужую жизнь?

Но я решила, что в сложившейся ситуации выгодней все же промолчать о некоторых пацифистских наклонностях собственного организма. Так хотя бы и от ответственности уйду, и золотом, к которому приравнивается безмолвие, обзаведусь. Правда, злые языки трепали, что сей металл, рожденный тишиной, зачастую обладает фальшивым блеском… И я решилась, протянув руку со словами:

– Договорились, госпожа Смерть.

Да, понимала, что солгала костлявой. И что потом придется за это ответить. Но пока… пока я выиграла время.

В общем, в очередной раз жизнь толкала меня