Ночь без звезд - Питер Гамильтон

в печке — та уже нагрелась до двухсот градусов по Цельсию.

Флориан сунул хлеб в печку, помешал похлебку. Почти все дела переделал.

— Отправлюсь сегодня вечером кое-куда, мальчик, — сказал он Тилу. — Очень уж хочется баранинки на следующую неделю.

Подпрограмма в его макроклеточных ячейках начала обратный отсчет. Флориан написал дополнительный код для таймера, чтобы тот мог отсчитывать как в прямом, так и в обратном направлении. Лесничий устроился в удобном кресле, выключил электрическую лампочку и закрыл глаза.

Программы расцветили темноту разноцветными искрами, и те быстро слились в образ Ангела-воительницы — стандартный символ активации элитария. Появились полоски полупрозрачного цвета, похожие на ковкое стекло, их можно было сгибать, скручивать и растягивать для иллюстрации — в основном для графики, элитарии называли ее икографикой. Раньше, по молодости, Флориан часто пользовался ими, структурируя уравнения. Они помогали создавать трехмерные поля и вводить в них темные буквенно-цифровые символы, создавать матрицы чисел, управляемые уравнениями, преобразовывать физику в математику, объясняя строение мира. Тогда он многого добился в своих творческих начинаниях. Флориан покопался в рутине икографического форматирования и начал добавлять собственный код, улучшая функционал.

Перед внутренним взором Флориана развернулась мысленная картина. Теперь он сидел не в темной избушке в долине Альбина, а на пляже тропического острова. Кожа ощущала солнечное тепло, он чувствовал запах морского воздуха — свое представление о нем Флориан составил по описанию, где-то вычитанному: пахнуть должно было чем-то вроде сладкой розы. Волны плескались у белоснежного песка. Флориана окружал мир «Путешествия Данивана», книги, очаровавшей его в одиннадцать лет: в ней описывалось Бьенвенидо после истребления паданцев, — за этот проблеск будущего он цеплялся в самые плохие дни, а затем и годы.

Картинка выглядела не идеально. В некоторых местах не хватало цвета. Другие участки становились то двух-, то трехмерными. Но Флориан, исследуя способности своих макроклеточных ячеек, стремился улучшить изображения, возникающие в его сознании. Он смог добиться эффекта благодаря коду. Код был королем. Код превратился теперь в его настоящую жизнь.

Флориан откинулся на спинку кресла и включил аудиопрограммы. Они открывались вокруг него, столбец за столбцом, написанные его собственными подпрограммами. Теперь он мог проигрывать музыку из файла. Четкость оставляла желать лучшего, иногда музыка затихала. Во многом это зависело от радио; в долине Альбина сигнал ловился очень плохо: атмосфера влияла на коротковолновые сигналы, а новые станции, ведущие трансляцию на средних волнах из Ополы, блокировались высокими холмами, окружавшими долину.

Но Флориан уже все продумал. Он собирался создать программу, которая сумела бы на основе скудных музыкальных файлов сочинять новую музыку, а он выступил бы в качестве дирижера. Флориан также хотел сконструировать радио, ловящее средние волны, и поставить антенну на вершине холма. И преобразователь, меняющий аналоговые сигналы на цифровые, чтобы макроклеточные ячейки могли принимать их напрямую, тогда ему больше не пришлось бы полагаться на малоэффективные старые уши. Идеи просто обуревали голову лесничего. Теранния присылала ему книги по математике и радиоделу, но в мимеографических копиях с оригиналов не рассказывалось того, чем он действительно интересовался. Учебники снабжали его лишь фундаментальными знаниями, а для настоящего решения проблемы приходилось писать код. Код мог все. Код мог спасти мир.

* * *

Через три часа, после того как стемнело, Флориан поехал на «Опенленде» к озеру в самой нижней точке долины. Зрение элитария позволяло ему не включать фары и видеть зернистый с зеленоватым оттенком пейзаж. Заметить его полноприводный автомобиль могли лишь такие же, как он.

Озеро протянулось на семь километров в длину и три в ширину. В него впадали девять ручьев, из дальнего конца вытекала река Келлехар — один из сотен притоков, впадающих в реку Крисп, которая орошала земли к северу от Сансонских гор вплоть до Притволдса и побережья к западу от Ополы.

Флориан подъехал к окраине поселения ватни и заглушил двигатель. Пришельцы прожили здесь более шестидесяти лет, они поднимались от побережья вверх по течению, а затем спускались вниз по притокам. Ватни старались селиться на берегах озер вдали от больших человеческих городов. Хижины их напоминали длинные цилиндрические конструкции, сплетенные из ветвей сосен и бровников, и вместе составляли один мудреный лабиринт.

Благодаря инфракрасному зрению Флориан увидел яркие алые пятна очага в центре большой хижины, из длинных глиняных дымоходов поднималась более прохладная янтарная дымка. Ватни почти не имели дел с людьми; да и культура их слишком разнилась. На Аквеусе они даже огня не знали. На крошечных островах водного мира никогда не росли деревья. Лучшим созданием их биосферы оставался остроконечный коралловый лишайник. Тем не менее, когда первые семьи ватни прибыли на Бьенвенидо, они с готовностью восприняли нововведение и теперь готовили еду на огне. Рассказывали, будто предки их вспоминали: в мире до Бездны тоже существовал огонь. Популярным предметом торга у них были ножи и простейшие инструменты. В некоторых крупных прибрежных поселениях имелось даже электричество из электросетей Бьенвенидо.

В большинстве поселений ватни обменивали рыбу на человеческие товары. Поселок в долине Альбина снабжал Флориана озерной рыбой, но за далфронд он в основном платил наличными. На эти же деньги он покупал ватни все, чего они пожелают, в универсальном магазине в Ваймондоне, куда ездил раз в две недели за съестными припасами.

Поприветствовать лесничего вышел Мурей. Как и все ватни, он достигал почти трех с половиной метров в длину от носа до кончика спинного хвоста. Тело его напоминало толстый цилиндр весом почти в тысячу килограммов. Тем не менее, несмотря на свою массу, ватни двигались на удивление грациозно даже на суше. Шкура у Мурея, плотный серокоричневый мех, напоминала сросшиеся щетинки, они блестели, словно масляные, и потому казались постоянно влажными. Такой цвет означал, что ватни в самом расцвете сил. Когда ватни старели, шкура их покрывалась красноватыми пятнами.

Мурей пошел к Флориану, переваливаясь на трех сплющенных, похожих на щупальца хвостах, они синхронно извивались по плотной земле, будто змеи. Толстый спинной хвост, самый короткий, использовался только для баланса, когда Мурей находился вне воды, а два нижних обеспечивали тягу. Трисимметричная конфигурация конечностей повторялась и в средней части тела, где находились ласты. Спинные плавники служили обычными плавниками, когда он плавал в воде, а дополнительная пара змеевидных плавников подлиннее оканчивалась клешнями.

Из треугольного рта Мурея торчали три бивня, самый длинный на верхней челюсти загибался вниз.

Три больших золотистых многосегментных глаза смерили Флориана с макушки до ног, и Мурей тихо и протяжно заскулил, словно полоскал горло густым сиропом, одновременно щелкая бивнями.

Флориан использовал программу-переводчик.

— Приветствую, мой друг Флориан с земли, — сказал Мурей. — Сегодня ночью