Семейное проклятие - Анна и Сергей Литвиновы

– К-ка-кая дочь? – прохрипела Леся.

– А ты не знаешь? Что, когда Игорь к тебе сбежал, мы с ним ребенка ждали?..

– Но у вас же там что-то… – растерянно пробормотала Леся.

– Да, – спокойно согласилась Вера. – Девочка долгое время росла в чужой семье. Но сейчас недоразумение устранено. Моя дочь здесь, со мной. И, конечно, делить деньги Игоря с тобой и твоим выродком мы не собираемся. Так что выбирай, что тебе больше по душе: отдать все по-хорошему или отправиться на нары. Для сведения: когда человека обвиняют в убийстве наследодателя, его право на наследство, естественно, утрачивается.

– Вы все равно ничего не докажете! – истерически взвизгнула Леся. – Прошло столько лет! Там даже причину смерти установить невозможно!

– Ну, дырку-то в черепе у Игоря нашли, – флегматично пожала плечами Вера. – И следы крови в твоем доме найдут.

– Да черта с два! – Леся, наконец, вспомнила наставления Кольки: не покупаться на шантаж.

Вера же с прежним самодовольством продолжила:

– К тому же вот. На, ознакомься. – Она швырнула к ногам Леси несколько фотокарточек. – Я еще тогда их тебе показать собиралась, да только ты и так «поплыла».

Лесе пришлось, согнувшись в три погибели, поднимать фотографии… Взглянула на первую из них – и кровь отхлынула от лица: она сама… в очень хорошем качестве… стоит с потерянным лицом возле бездыханного тела мужа…

Вера, с удовольствием наблюдавшая за ее агонией, широко улыбнулась:

– Обычно в театрах фотографировать запрещается, но мне уж пришлось немного нарушить правила. А объектив у меня хороший, и режим ночной съемки работал прекрасно.

– Это фотомонтаж! – из последних сил выдохнула Леся. – И вообще снимки… они доказательством не являются!

– Да как хочешь, милая, как хочешь! – не стала возражать Бородулина. – Давай попробуем: я в полицию эти карточки отошлю – и пусть уж там сами решают: фотомонтаж это или нет.

Леся молчала. Она продолжала машинально перебирать снимки. Вглядывалась в мертвое лицо Игоря. В посеребренную вазу – орудие убийства (ее Вера сняла крупным планом). Можно, конечно, утверждать про фотомонтаж – если ты убийства не совершал. Но она-то действительно убила…

И такое Лесю охватила отчаяние, такая безнадежность, что даже Вера ей снисходительно посочувствовала:

– Глупая ты, деревенская девочка.

Вера встала из-за стола. Налила из хрустального графина воды, протянула Лесе стакан:

– На, выпей.

Леся же не сводила глаз с почти точно такой же посеребренной вазы. Орудие убийства – полное нежных, розовых тюльпанов – стояло у Бородулиной на столе.

* * *

Аппаратуры в клубном доме на Остоженке оказалось напичкано достаточно. К тому же охранник прежде, чем пропустить Лесю Бородулину к Вере, потребовал у визитерши паспорт и снял с него копию.

Поэтому – хотя с Аллы Кузовлевой подозрений не снимали – полицейские немедленно направились к Лесе.

Ее дом оказался заперт.

Подозреваемая (вместе со своим троюродным братом и сыном) в этот момент пыталась сбежать из Москвы. Однако пройти паспортный контроль в Шереметьево не успела.

Лесе еще ни единого вопроса задать не успели а она уже разрыдалась и начала рассказывать. И первыми ее словами были: «Вера Бородулина – просто чудовище! Туда ей и дорога: прямиком в ад!»

* * *

Галина Круглова узнала о смерти Бородулиной из новостей и поймала себя на мысли, что она очень рада.

У нее не было никаких доказательств, однако Галина не сомневалась: Вера – ужасный человек. Именно она лишила жизни ее любимого Гену.

Круглова – дока в судебных делах – добилась эксгумации, повторного вскрытия. И следователь подтвердил: «Клофелина ему в водку добавили».

Но тут же разочаровал: шансов найти преступника почти нет. «Геннадий ваш пил один, свидетелей нет…»

А над Галиной идеей опросить Бородулину лишь посмеялся.

Что ж, она могла бы вцепиться в Веру, как когда-то вцепилась в воспитателей, допустивших смерть ее сына. И – может быть – смогла бы доказать ее вину.

Однако не стала этого делать. В память о разговорах про сына Митеньку, которые они вели с Бородулиной все эти годы.

«Бог сам все исправит», – решила Галина.

Так оно и вышло. Создатель сам отправил Веру в ад. Причем очень скоро.

* * *

День для похорон выпал подходящий: серый, дождливый, мрачный.

Впрочем, кладбище предоставило сервис – прокат черных плащей-накидок. Сюрреалистическое зрелище: узнаваемые по телеящику лица в одинаковых простецких нарядах. И с одинаковыми – будто все между собой сговорились! – бордовыми розами.

Для Милены Михайловны секретарша приобрела точно такой же типовой букет.

Вообще-то врач не собиралась идти на похороны. Кто ей Вера? Пациентка, одна из многих. Однако Милене было искренне жаль эту женщину – нетерпимую, резкую. Успешную в бизнесе, но одинокую и несчастную. И погибшую во цвете лет.

– Прости меня, Верочка! – пробормотала врач, когда подошел ее черед бросить ком земли на эффектный полированный гроб.

…Едва отошла от еще разверстой могилы, подскочил вертлявый мужчинка:

– Вы на поминальную трапезу сами или автобусом?

– Нет-нет, я на поминки не собираюсь, – отмахнулась от халдея Милена.

Прокатный кладбищенский плащ отвратительно пахнул резиной, слезы (или то был дождь?) жгли глаза. Да что с ней такое? Почему настолько тяжело на душе? Зачем она вообще отправилась на эти похороны? Куда бы логичнее было просто помянуть Веру в уютном одиночестве кабинета да порадоваться, что вместе с ней навсегда умерла и позорная тайна. Медицинская ошибка. Медицинское преступление…

«Но я хотела как лучше!» – привычно попыталась оправдаться перед самой собой Милена.

И тут вдруг увидела Аллу Сергеевну Кузовлеву. Очень расстроенную. С букетом не бордовых – как у всех – роз, а с белыми тюльпанами. Ничего себе! После всего, что ей пришлось пережить из-за Бородулиной, тоже явилась на похороны. По виду совершенно искренне горюет. И – наверно! – думает про себя: «Пусть Вера умерла. Но на Земле осталась ее дочка…»

Какие они все слепые!

Милена торопливо бросилась прочь с умытого дождем кладбища.

И вдруг услышала, как ей в спину кричат:

– Милена Михайловна, подождите, пожалуйста!

Остановилась, резко обернулась. К ней спешила Алла Сергеевна. Мадонна, блин, с младенцем.

– Простите, но я очень спешу, – раздраженно бросила ей врач.

Сейчас смутится, начнет бормотать извинения…

Однако Алла – хотя глаза и заплаканы – выглядела сегодня куда более уверенно, чем несколько дней назад в ее кабинете. И даже позволила себе усмехнуться:

– У меня к вам вопрос. И на этот раз – в отличие от нашей прошлой встречи – исключительно по медицинскому профилю.

Сделала паузу. Прищурилась. Отчеканила:

– Дело в том, что Вера, когда готовилась к суду по лишению меня родительских прав, подала образцы на генетическую экспертизу. Полагала, что ее биологическое материнство станет в нашей тяжбе весомым аргументом.

У Милены кровь отхлынула от лица. И Алла даже, кажется, с удовольствием вбила гвоздь в крышку ее гроба:

– Результаты экспертизы пришли только сегодня. И они – с вероятностью 99,9 процентов утверждают: отец Зои – действительно Игорь Бородулин. Но ее мать – не Вера.

– Этого не может быть! – пролепетала Милена.

Алла проницательно взглянула на врача:

– А мне – по вашему лицу! – почему-то кажется, что очень даже может.

И, наконец, сбросила не привычную ей маску злого следователя. Воскликнула отчаянно:

– Объясните же мне наконец! Что происходит? Как такое могло получиться? Вы перепутали пробирки? Чьего ребенка я вынашивала?!

У Милены все завертелось перед глазами. Надо срочно придумывать линию защиты… оспаривать результаты экспертизы, конечно, без толку, надо настаивать на врачебной ошибке… господи, как она устала от всего этого…

Аля же прижала руки к груди:

– Милена Михайловна, я вас умоляю! Пожалуйста! Я клянусь, что все равно буду любить и воспитывать Зоиньку, как собственную дочь! Но я должна знать – кто ее мама!

Врач сделала глубокий вдох. Да. Вот оно: решение. Лучший способ избежать огласки и суда – просто сказать Але правду. И взять с нее – честной и правильной! – слово, что она никогда не выдаст тайны.

Милена вдохнула еще глубже и выпалила:

– Хорошо, Алла Сергеевна. Я скажу. Мама Зои Кузовлевой – вы.

* * *

Вера Бородулина была по меркам репродуктологов совсем не старой. И образ жизни вела исключительно правильный: никогда не курила, занималась спортом, алкоголь употребляла умеренно и редко. Но, тем не менее, с ее яйцеклетками на удачу не приходилось рассчитывать. Это Милена поняла после первого же УЗИ. Анализы и наблюдение в динамике диагноз только подтвердили. Вере Бородулиной можно попробовать зачать собственного ребенка. Но лишь спустя год-другой после скрупулезного и длительного лечения. Однако пациентка и слышать не хотела об отсрочке: «Ерунда! В предыдущих протоколах у меня были прекрасные яйцеклетки!»