Разгадай Москву. Десять исторических экскурсий по российской столице - Александр Анатольевич Васькин

и отлили ее из более дорогого металла – серебра. Вот что писали «Известия Всероссийской художественно-промышленной выставки в Нижнем Новгороде» в 1896 году: «Модель в аршин вышины сработана весьма изящно и легко. На вершине ее установлена фигура гения Промышленности, по мраморному пьедесталу расположено около шести эмалированных медальонов с фотографиями крупнейших инженерных сооружений, построенных фирмой Бари: зданий, барж, резервуаров, паровых котлов системы Шухова. Модель была поднесена конторою фирмы ее хозяину, инженеру А. В. Бари, к недавно исполнившемуся 15-летию ее существования». Эта модель экспонировалась в витрине фирмы Фаберже. Карл Фаберже, кстати, к пятнадцатилетию работы Шухова у Бари изготовил для главного инженера конторы подарок – массивную серебряную рамку, центром композиции которой является все та же обвитая лавром башня, слева от башни фотопортрет Шухова, а под ним – галерея небольших фотографий, изображающих котел, баржу, резервуар и так далее.

Триумф Шухова на выставке – а по-иному никак не назовешь реакцию инженерно-архитектурного сообщества – выдвинул его в число инженеров-новаторов мирового масштаба, о чем свидетельствует то обстоятельство, что попытка воплотить на практике его идеи была вновь предпринята более чем через три десятка лет. На его башню и сетчатые покрытия обратили внимание и за рубежом, где в это время также шли поиски в аналогичном направлении. Разработки Шухова пытались повторять, копировать (например, сетчатые своды Цолингера, Юнкерса), совершенствовать, забывая или не зная о его первенстве, но в конечном итоге все равно признавали Шухова первопроходцем. И в этой связи очень важным было получение патентов на изобретения, показанные на выставке. 12 марта 1899 года после почти четырех лет ожидания Шухов получил привилегии под номерами 1894, 1895, 1896 соответственно на сетчатые покрытия для зданий, сетчатые сводообразные покрытия и ажурную башню. И ведь что интересно – ажурная башня рассматривалась изобретателем не только в металле, но и из дерева. В полученной привилегии 1896 года читаем: «Ажурная башня, характеризующаяся тем, что остов состоит из пересекающихся между собой прямолинейных деревянных брусьев, или железных труб, или угольников, расположенных по производящим тела вращения, форму которого имеет башня…» Башни Шухова стали активно шагать по стране, контору Бари завалили заказами. А вот интенсивное применение сетчатых покрытий, в том числе и в мировом масштабе, еще ожидало своего часа и началось уже после смерти изобретателя, в середине XX века. К причинам нередко относят чрезвычайную сложность расчета металлических паутин, каждая из которых, по сути, является оригинальной. Потому здесь требуется и специальный опыт в производстве и монтаже, и особые материалы. Это означает и другое – слишком новой была технология Шухова для своей эпохи, предвосхитив зарождение архитектурного авангарда и стиля хай-тек.

Первый в мире гиперболоид Шухова, 1896

Это сегодня мы привыкли к сетчатым перекрытиям того же Нормана Фостера (взять хотя бы воздушную крышу Британского музея и многие другие его здания) – да он и не скрывает имя своего кумира Владимира Шухова, из творчества которого черпает неиссякаемое вдохновение, а тогда подхватить эстафету изобретателя гиперболоидных конструкций желающих не нашлось. Требовалось несколько десятилетий, чтобы появилось новое поколение архитекторов – Ээро Сааринен, Оскар Нимейер и многие другие. Да что говорить – сетчатые конструкции Шухова получили развитие даже в аэрокосмической отрасли, в частности при производстве отсеков для космического ракетного носителя «Протон-М». Композитные сетчатые конструкции изготавливаются и для ракетного комплекса «Тополь-М».

Ну а что же стало с шуховскими конструкциями после выставки? Башня сохранилась до сих пор и стоит в селе Полибино Данковского района Липецкой области. Ее возможности оценил богатейший человек России – Юрий Степанович Нечаев-Мальцов, владелец Гусевского хрустального завода во Владимирской губернии и других прибыльных предприятий, меценат, один из главных благотворителей Музея изящных искусств в Москве. Башню разобрали и перевезли в его усадьбу, где под руководством Шухова ее собрали и поставили в парке, где она выполняла первоначально возложенные на нее изобретателем функции водоснабжения. Водой из шуховской башни поливали сад и огород. В 1920-е годы Шухов часто наезжал в Полибино, обожал играть в городки с деревенскими ребятами, а еще устраивал лодочные гонки с жителями соседнего села Стрешнево. Рассказы о приездах изобретателя на липецкую землю передавались из поколения в поколение. В 1974 году башня была взята под государственную охрану и в настоящее время нуждается в реставрации – результат многолетней коррозии…

Но вернемся к московскому гиперболоиду Шухова. Хочется это кому-то или нет, но большевистский переворот (или революция) явился главной причиной, если можно так выразиться, породившей гиперболоид на Шаболовке. 1917 год Шухов и его семья – супруга Анна Николаевна, две дочери и три сына, мать инженера, встретили в доме на Смоленском бульваре, который Владимир Григорьевич купил еще в 1904 году. Шухов был обеспеченным человеком, мог позволить себе очень многое, в том числе и собственный приличный по размерам особняк. Следовательно, он никак не мог штурмовать Зимний дворец с солдатами и матросами, ибо принадлежал к враждебному им классу, у которого надо было все отнять и поделить. Отдельные отщепенцы из этого класса все же нашлись – помогли большевикам деньгами, за что вскоре и поплатились.

Революционные события 1917 года, как бы к ним ни относиться, перевернули вверх дном вековой уклад жизни российского народа и конкретных семей. «Декрет о введении в Российской республике западноевропейского календаря» от 26 января 1918 года стал лишь первой ласточкой по внедрению нового порядка жизни. Вместо старого юлианского календаря, по которому жила Русская православная церковь (а православие было государственной религией), вводился григорианский календарь, по которому жила Европа с XVIII века. Шухов посмеивался над формулировкой декрета: «В целях установления в России одинакового почти со всеми культурными народами исчисления времени». Особенно позабавило его прилагательное «культурный» применительно к народу – значит, есть и «некультурные», какие, любопытно? Именно Ленин, будто предчувствуя, что век его недолог, настоял на одновременном переходе на григорианский стиль, споря с соратниками, предлагавшими не рубить сплеча, а привыкать к нему постепенно, ежегодно сокращая календарь на один день. Таким образом, полностью перейти на новый календарь удалось бы через 13 лет. В итоге вождь настоял на своем – как в воду глядел.

Поскольку Владимир Григорьевич был человеком дисциплинированным, то все пункты декрета в точности исполнил. Он, в частности, гласил: «Первый день после 31 января сего года считать не 1-м февраля, а 14 февраля, второй день – считать 15-м и так далее. До 1 июля сего года писать после числа каждого дня по