Ночной ураган - Кэтрин Коултер

Алек немедленно постарался отделаться от этих возмутительных мыслей и объявил:

— После того как я возьму все в свои руки, придется постараться найти тебе мужа, чтобы твое время было занято теми вещами, которые приличествуют женщинам. Больше на верфи ты не появишься. И мужчины вздохнут свободно.

— Нет! Никогда! И кроме того, Алек, мне не нужен никакой муж. Никогда, вы меня слышите? И прекратите издеваться надо мной. Никогда, никогда не позволю ни одному идиоту мужчине командовать мной и приказывать, что делать!

— Господи, какой ужас! В жизни не подумал бы, что ты так тяжело воспринимаешь подобные вещи! Послушайте меня, мистер Юджин, ваше непонятное вмешательство в дела верфи так или иначе должно прекратиться.

— Вмешательство! — взвизгнула Джинни так неожиданно, что Алек даже вздрогнул. — Это моя верфь, Алек Каррик, и я буду управлять ею, и вы слова против не скажете, иначе…

— Если она останется твоей, значит, просто перестанет существовать. Неужели ты способна быть настолько слепой, Джинни? Ты можешь почти или совсем не уважать мужчин, но это они правят миром, и тебе лучше принять это. Можешь не соглашаться, но не понимать этого нельзя. Ты можешь действовать за сценой, но не подделываться под мужчину. Больше этого не будет, ясно?

Джинни судорожно сжала кулаки, пытаясь побороть накатывающее волнами раздражение и такую ярость на этого тупоголового идиота, что боялась задохнуться. Наконец ей удалось выговорить, достаточно спокойно, не вступая в перебранку:

— Гонки состоятся, как только «Пегас» будет достроен, примерно через полторы недели начиная с сегодняшнего дня.

— Значит, вы принимаете пари?

Джинни намеренно пристально оглядела его и ледяным тоном сказала:

— Насчет того, чтобы лечь с вами в постель? Знаете, барон, вполне вероятно. Вы, мужчины, по-видимому, считаете подобные забавы лучшим развлечением…

— Вам следовало бы помнить… или вы настолько забывчивы? Я действительно подарил вам наслаждение и буду продолжать это делать каждый раз, когда мы окажемся в постели, это и больше, Джинни, гораздо больше.

Джинни хватило мгновения, чтобы прийти в себя:

— Ну и ну, барон, вы кажется уверены в том, что лучшего любовника не найти во всем цивилизованном мире…

— И нецивилизованном тоже, осмелюсь сказать. Девушка с великолепным безразличием пожала плечами:

— Ну что ж, почему нет? Я женщина, а не глупая девчонка, и могу делать все, что пожелаю. Если желаете хвастаться, и бахвалиться, и провозглашать себя великолепным любовником, кто я такая, чтобы не верить вам и упустить случай приобрести столь восхитительный опыт? В конце концов вряд ли мне придется проводить эксперимент больше одного раза.

— Наоборот, Джинни, — вкрадчиво перебил Алек, — именно я буду вынужден проводить этот, как ты выразилась, эксперимент, поскольку женщина является в таких делах пассивной стороной. Я — мужчина, от меня требуются действия. Женщина… э-э-э… по своей природе иная. Ожидается, что она будет спокойно лежать на спине, или на боку, или встанет на колени… Вы, конечно, понимаете, о чем я.

— Да нет, не понимаю. И понимать не хочу. Как я уже сказала перед тем, как вы столь грубо оборвали меня, не желаю проделывать это больше одного раза.

— Захочешь, дорогая моя, обязательно захочешь, — рассмеялся Алек.

— Что именно?

— Захочешь, чтобы я любил тебя снова и снова, не только однажды. Захочешь меня опять и опять, Джинни, и, если согласишься, я готов побиться с тобой об заклад и на это. Ну, что скажешь?

— Скажу, мерзкий идиот, что ад — слишком приятное место для вас.

— У вас удивительно острый язык. Я аплодирую вам, мистер Юджин. Меня восхитительно быстро и ловко поставили на мое жалкое мужское место. Так вот, я передумал….

— Но вы не можете?

— Мы еще не ударили по рукам, мистер Юджин. И поскольку вы привыкли разыгрывать из себя мужчину, значит, должны знать, что сделка не состоялась, пока участники не обменялись рукопожатием.

— Насчет чего вы передумали?

— Я хочу тебя в своей постели сейчас. Сегодня вечером. Не желаю ждать, пока мы вернемся из Нассау.

— А вот и Джейк. Вы, кажется, знакомы с ним. Он один из людей мистера Ферринга, работает в парусной мастерской и привел Холли с собой. Не стоит ей быть сейчас на палубе, среди такой суматохи. Я могу показать ей каюту капитана.

— Она скорее захочет увидеть, где живут матросы.

— Я покажу ей все, каюты и кубрики. Все равно нужно поговорить с Джейком. Холли может пока все осмотреть.

— Когда вы подниметесь наверх, Джинни, я ожидаю ответа.

— Вы умрете молодым, барон, и от рук какой-нибудь разъяренной женщины, не сомневаюсь в этом.

— Только не от ваших рук, девочка моя, не от ваших.

«Вряд ли это совпадение», — подумал Алек, заметив, что, как только Джинни исчезла внизу, Босс Лем немедленно спустился со своего ужасно неудобного насеста, словно не мог дождаться, пока застанет Алека одного.

— Мачты отличные, — заверил он, посылая за борт струю табачной жвачки. — Америка поставляет лучший лес во всем мире, как известно, да и мачты тоже.

— Я слыхал, что вы выдерживаете дерево в грязной, застойной воде, чтобы в нем не заводились черви и жучки.

— Совершенно верно. Эти черви просто отравляют нам существование. Вы, конечно, знаете, что мы покрываем все дубовые доски смолой, потом слоем войлока и тонкой облицовкой из белой сосны. А корпус ниже ватерлинии обит медью. Это прекрасно предохраняет от проклятых древоточцев, благодарение Господу.

— Действительно.

— Это, конечно, не мое дело, сэр, но я все-таки не могу не беспокоиться о том, что будет с верфью. Джеймс Пакетов — мой друг, и его дочь — тоже.

— Да, Джинни мне говорила. Один из немногих мужчин, который готов работать с ней и на нее.

Босс Лем, очень тощий индивидуум средних лет, казалось, сосредоточенно жует табак, одновременно размышляя над сказанным.

— Да, девочка смышленая, палец в рот не клади. Попробуй только подойти к ней с неисправной помпой, или якорем, или снастью какой, она на все ответ найдет. Только вот беда, не может она быть грубой да орать, словом… как мужчина… резкой… вы меня понимаете. А даже если и могла бы, ее никогда не примут. И она вечно переживает из-за оскорблений и ругательств, а можете прозакладывать все свои английские гинеи, что она лишь это и получает от мужчин. Не только от всех известных граждан в Балтиморе, но и от многих рабочих. Смотрят на нее так, словно она должна немедленно лечь перед ними на спину и расставить ноги. Просто от злости лопаются, когда она отдает им приказы. Сам-то я особой разницы не вижу. Другое дело, если бы у нее мозгов не было!