Охотники за ФАУ - Георгий Тушкан

Баженов познакомился с невысоким, худеньким школьником с погонами лейтенанта— командиром взвода Ольховским, выделенным, чтобы занять оборону на острове, и несколько удивился выбору комбата. Может быть, комбат считает островок плацдармом, не стоящим внимания, и посылает туда тех, кто ему не нужен?

— Зря вы подозреваете меня, что я действую по принципу «на тоби, боже, шо мени не гоже», — возразил Сапегин, когда Баженов прямо спросил его об этом… — Если б вы были охотником…

— Я охотник!

— Тогда вы должны знать, что нет более настойчивой, самозабвенно увлекающейся, не жалеющей своей жизни охотничьей собаки, чем маленький фоксик.

— Образ убедительный, хоть и не слишком лестный для характеристики офицера. В общем, вы хотите сказать, что не надо судить по наружности лейтенанта Ольховского о его качествах?

— Это не человек — это динамомашина в сто человеческих энергий! Да вы сами в этом убедитесь.

На лодке А-3 поплыли к острову.

Саперы разминировали восточный берег и заминировали западный теми же немецкими минами. Солдаты рыли новые окопы на западном берегу, в лозняке.

Баженов наблюдал за Колей Ольховским. Лейтенант поспевал всюду, приказания давал толковые, а если ошибался, не стеснялся исправить свою ошибку: конечно, не надо брать креплений из гитлеровских окопов на восточном берегу, как он вначале приказал, — ведь противника можно ожидать и с тыла. К тому же в восточных окопах можно будет отсидеться, когда противник будет бить по западному берегу, где окопы надо укрепить вербами и лозняком. Без креплений нельзя: песок.

Была в Коле Ольховском удивительная смесь романтических мечтаний о подвиге и трезвого расчета; подражание суворовскому аскетизму — и безмерная любовь к сладкому; гордое «я» — и умение принять разумный совет, пусть даже противоречащий его решению. Вообще же Коля Ольховский стремился подражать Сапегину, особенно в уважительном обращении с бывалыми солдатами. Он ел с солдатами, рыл землю вместе с ними.

По острову гитлеровцы не стреляли, считая его, видимо, занятым своими же солдатами. Наши же бойцы, работавшие на западном берегу, старались не показываться из лозняка, хоть на них и были немецкие плащ-палатки.

Радист Сапегина прежде всего занялся трофейной рацией. Радиоволны и позывные противника были ему известны, но если б он начал передачу, гитлеровцы в городе легко бы опознали не тот голос (не тот «почерк»), хотя таблица кода и была при рации. Поэтому радист начал работать так, будто рация испорчена. Он дал кодовый сигнал «прекращаю работу из-за неисправности аппарата».

Ефрейтор Фаст, ради которого приехал Баженов, оказался мертв. Да и как он мог быть живым, если его сначала оглушили таким ударом, что у него лопнул череп, а потом пристрелили пулей в затылок, как и остальных девять гитлеровцев.

— Да, я сказал неправду, — сознался перебежчик. — Хотел, чтобы кто-нибудь приехал сюда и своими глазами убедился, а то ведь генерал нам не верит!

Оружие убитых, зарытое в лозняке, не представляло для Баженова интереса. Коля Ольховский с увлечением объяснял Сапегину, как он залповым огнем из окопа сразу же срежет гитлеровцев на катере.

— Вот если б удалось захватить их живыми… — сказал Баженов.

— Да и катерок бы нам не помешал, — поддержал Сапегин. — Легче стало бы захватывать «языков» на том берегу.

— А мы так и сделаем, — горячо зашептал Коля Ольховский. — Пусть выйдут, а мы их схватим на берегу. Без выстрела. Кто будет сопротивляться — ножами.

— А моториста? — спросил Сапегин.

И чем дальше обсуждали, тем больше рождалось новых «вариантов».

Договорились до того, что хорошо бы на этом катере переправить взвод с огневым усилением на тот берег и под видом сменившегося гарнизона захватить сахарный завод, стоящий у самого берега…

Это так распалило воображение Коли Ольховского, что он тут же начал развивать, как он, захватив завод, будет овладевать домами и улицами города. Послушать его — судьба города зависела только от того, удастся ли «коменданту» острова захватить катер или нет. Подозвали перебежчика.

— Слушай, — обратился к нему Баженов, — если хочешь остаться в живых, говори только правду…

— Одну секунду, — прервал его Сапегин, — тебя, друг, как величать?

— Бывший боец Перепелкин.

— Как имя, отчество?

— Мое?

— Да, твое.

— Семен Семенович.

— Вот что, друг Семен Семенович, — начал Сапегин. — Ты поступил как герой, перебив этих гадов. Оправдался! Но еще больше будем тебя уважать, если ты поможешь нам захватить немецкий катер, а главное — захватить живьем моториста. Как думаешь, справимся?

— Очень трудно будет.

— Ты все условия знаешь, например, какие опознавательные знаки подает катер?

— Мигнет три раза красным глазком фонарика.

— А вы как отвечаете?

— Три раза зеленым и раз белым.

— Фонарик с цветными стеклами есть?

— Есть.

— А как происходит смена? Как бы ты организовал захват?

Катер стоял, уткнувшись носом в берег. Мотор работал на холостом ходу. Автоматчик, в прошлом керченский рыбак с сейнера, знакомился с мотором. Раненый немецкий моторист нехотя давал объяснения. Баженов переводил.

Трупы гитлеровцев стащили в одно место. Сержант обыскивал их, собирая документы. Лейтенант Ольховский и Сапегин выбирали кандидатов для первой группы. Нужны были люди смелые, дерзкие — и автоматчики, и пулеметчики, и саперы.

Сапегин настаивал, чтобы взяли с собой побольше гранат, особенно противотанковых. А их оказалось всего пять штук. Можно было послать катер на берег, но надо было спешить, чтобы гитлеровцы не заподозрили неладное.

Лейтенант Ольховский приказал первой группе грузиться. Еще и еще раз, уже на катере, он напоминал о порядке высадки на том берегу и повторял каждому его задачу.

Перебежчик Перепелкин вначале отказывался плыть, но Сапегин обещал, что его вернут с первым же обратным рейсом.

Со вторым рейсом отправятся минометы, мины, противотанковые гранаты, ПТР и еще один взвод.

Катер отбыл. Время шло. Стрельбы не было слышно. Ждали. На свой берег отправили двух раненых и боевое донесение командиру полка о выполнении задания и принятом решении.

Кроме того, Сапегин просил командира полка организовать артиллерийскую поддержку. В случае атаки гитлеровцев — окаймить сахарный завод заградительным огнем. Пристреляться можно было утром.

Со стороны сахарного завода донеслась наконец пулеметная стрельба и выстрелы пушки в сторону Днепра.

— Контратакуют? — спросил Баженов.