Смерть ради смерти - Александра Маринина

– Жаль, что джинсы тоже грязные, – вздохнула она. – Можно было бы зайти в бар выпить кофе, все равно двадцать минут ждать.

– Вы хотите кофе? Я принесу.

– Что, прямо сюда?

– А почему нет? Простите, не знаю вашего имени…

– Анастасия.

– Вадим, – представился он в ответ. – Так вот, Анастасия, валютные гостиницы хороши тем, что в них и порядки валютные. Вы бывали за рубежом?

– Приходилось.

– Тогда вы должны знать, что, оплатив счет в баре, вы можете уносить свой стакан, бокал или чашку куда угодно, хоть на край света, разумеется, в пределах территории гостиницы, и никто вам слова не скажет. Считается вполне нормальным, что человек хочет пить свой кофе там, где ему нравится, хоть на свежем воздухе, хоть на крылечке, хоть под лестницей. Вам что-нибудь взять, кроме кофе?

– Нет, спасибо, больше ничего не надо. Только кофе.

– Может быть, пирожное? Орешки? Сок? Выпить что-нибудь?

– Нет, только кофе, пожалуйста.

Вадим отправился в бар за двумя чашками кофе. Странная она какая-то, непохожая на других, думал он. Когда упала, то чуть не плакала от боли, а ведь не разоралась, не закатила скандал. Деньги согласилась взять только с условием возврата, не любит быть обязанной. В такси с ним ехать отказалась, значит, осторожная. На разговор о больной спине и будущих детях не отреагировала, похоже, замуж она собирается не потому, что беременна. На деньги его не «раскручивает», кроме кофе, ничего не попросила.

Все это было так не похоже на других женщин, с которыми Вадиму приходилось общаться… Он с удивлением почувствовал, что не испытывает уже ставшего привычным дискомфорта, который всегда сковывал его в женском обществе. Да, Каменская не похожа на других, но он почему-то не напрягался, ожидая каких-нибудь выкрутасов. Она казалась ему простой и понятной, не таящей в себе опасных глубин и неожиданных «заворотов». Странно. Может быть, это оттого, что она так некрасива и невзрачна, и он не воспринимает ее как женщину, с которой можно флиртовать, за которой можно ухаживать и с которой можно лечь в постель.

Взяв в баре две чашечки кофе, он осторожно, стараясь не расплескать, принес их в комнату, где находилась химчистка. Каменская сидела в той же позе, в какой он ее оставил, погруженная в глубокую задумчивость. Похоже, она даже не заметила его отсутствия.

– Прошу вас, – он торжественно поставил чашки на низенький журнальный столик возле ее кресла.

Она молча взяла чашку и сделала несколько маленьких глоточков. Вадим смотрел на ее руку, держащую чашку, и любовался красивыми очертаниями ладони и пальцев. Руки изящные, ухоженные, только длинные миндалевидные ногти не покрыты лаком. Такое впечатление, что она знает, какие у нее красивые руки, но не хочет привлекать к ним внимание.

– А курить здесь можно?

– Здесь можно все, – засмеялся он. – Я же вам объяснял. Сейчас я принесу пепельницу из вестибюля.

Вадим принес пепельницу и, пока Настя курила, по-прежнему храня задумчивое молчание, исподтишка разглядывал свою новую знакомую. Странное у нее лицо, черты лица строгие, правильные, прямой нос, высокие скулы, красиво очерченные губы. Но почему-то все вместе производит впечатление невыразительности и бесцветности. Может, оттого, что у нее светлые брови и ресницы, на лице нет ни одного яркого пятна? Если она сделает макияж, то, наверное, превратится в красавицу. Неужели она этого не знает? А если знает, то почему пренебрегает возможностью быть привлекательной? Нет, она решительно ни на кого не похожа.

Через несколько минут барабан остановился. Вадим вскочил, вытащил куртку, на которой не осталось ни малейшего следа грязи, и повесил ее на плечики проветриться.

– Зачем это? – удивилась Настя.

– Пусть запах выветрится. Эти чистящие препараты на удивление зловонны, – пояснил он. – Все равно у вас еще кофе остался, пока и допьете.

– Давайте я запишу ваш телефон, – сказала она, доставая из сумки ручку и записную книжку. – Когда вам можно звонить?

Он продиктовал ей номер.

– Это домашний телефон, так что звоните в любое время, начиная с шести утра.

– Вы так рано встаете? – изумилась она.

– Бывает, и раньше. Но в шесть – как штык. И хотел бы поспать подольше, да пес не дает. Ровно в шесть подходит и в нос лижет, а если я делаю вид, что сплю, начинает одеяло зубами стаскивать. Так что звоните и рано утром, и поздно вечером, не бойтесь, никого не разбудите. Я ведь один живу.

Настя посмотрела на него в упор, но ничего не сказала. Этот взгляд заставил Вадима поежиться. Что это она? Не верит, что ли? Или он где-то переиграл, передернул?

– Спасибо вам, Вадим, – сказала она, надевая чистую куртку, которая все еще сильно пахла химикатами. – Я завтра же созвонюсь с вами и верну деньги.

Она резко забросила на плечо длинный ремень большой спортивной сумки и поморщилась.

– Сильно болит? – сочувственно спросил Бойцов.

– Сильно. Ничего, как-нибудь доковыляю.

– Может, все-таки возьмете такси? Я вас довезу.

– Нет, – жестко ответила она. – Поеду на автобусе. Если хотите, можете меня проводить, сумку дотащите.

Они вышли из гостиницы и медленно пошли к остановке автобусов.

– Сумка у вас тяжеловата для хорошенькой женщины, – пошутил он. – Что в ней? Продукты?

– Не надо грубо льстить мне, я вовсе не хорошенькая женщина. А в сумке у меня всякая ерунда.

– Рабочий инвентарь?

– Ну, можно и так сказать, – улыбнулась она.

– А кем вы работаете?

– Знаете, Вадим, есть профессии, в принадлежности к которым признаваться опасно. Вот скажешь, что ты врач, и тут же собеседник начнет жаловаться на недомогание и требовать, чтобы ты поставил ему диагноз и назначил лечение. Или скажешь, что ты мастер по ремонту телевизоров, и тебя тут же попросят посмотреть чью-нибудь аппаратуру. И делать не хочется, и отказывать вроде неудобно.

– Так вы врач?

– Нет. Я мастер по ремонту телевизоров.

– Что, серьезно?

– Абсолютно. И если вы сейчас попросите меня починить ваш телевизор, я заберу у вас сумку и дальше поеду одна. И пусть вас замучает совесть от того, что несчастная женщина с больной спиной страдает из-за вашей настырности.

Он расхохотался.

– Послушайте, вы совершенно необыкновенная женщина. Мало того, что вы не дали мне по физиономии, когда я вас сбил с ног и нанес ощутимый урон вашей спине, куртке и джинсам, мало того, что вы отказываетесь от безвозмездной помощи, не берете у меня деньги и не хотите ехать на такси, мало того, что у вас удивительно покладистый характер, так вы еще и телевизионный мастер. Так не бывает!

– Почему не бывает? Вот же я, меня можно потрогать, я настоящая. Наш автобус, заходим.

В автобусе Вадим, как само собой разумеющееся, достал из бумажника два талончика и прокомпостировал их.

«А ты еще и выдержанная, Каменская. Ты же имеешь право на бесплатный проезд как работник милиции. Что же ты меня не остановила, когда я доставал два талона? Под телевизионного мастера работаешь? Ну-ну».

Они проехали четыре остановки и вышли. Настя повела его по глухому темному месту, где несколько дней назад он уже побывал.

– Место какое неприятное, – сказал Вадим. – Вы не боитесь здесь ходить одна?

– Боюсь, а что делать? Другая дорога минут на десять длиннее, и, кстати, не намного лучше. Там тоже темно и безлюдно.

Бойцов подумал, что сейчас она расскажет ему о том, как ее чуть не ограбили на этом самом месте. Но она почему-то молчала.

– Попросите, чтобы вас встречали, раз уж вы так поздно возвращаетесь.

– У нас что, вечер бесплатных советов? – усмехнулась Настя. – То вы говорите, чтобы я спину лечила, то даете рекомендации, как мне домой возвращаться.

– Простите, – смешался Вадим. – Я не хотел быть навязчивым. А вы очень независимая, да?

– Да, я очень независимая. Все, Вадим, спасибо, мы пришли. Я живу в этом доме. Давайте сумку.

Он нехотя протянул ей тяжелую сумку и с удивлением понял, что не хочет с ней расставаться. Неужели она ему нравится? Нет, определенно нет, как женщина она не вызывает у него никакого интереса. И в то же время она интересна ему именно как женщина, потому что не похожа на других женщин. Впервые в жизни он разговаривает с женщиной свободно, без скованности и стеснения, разговаривает как с мужчиной. Оказывается, с ними можно общаться вот так просто, легко, получая от этого удовольствие и не думая с ужасом о том, что будет, когда дело дойдет до главного. Потому что с ЭТОЙ женщиной главное – совсем другое. С ней нельзя хитрить, ей нельзя врать. Она слишком… Он даже не смог подобрать нужного слова, чтобы для самого себя сформулировать мысль. Умна? Прямолинейна? Скрытна? Черт его знает, что это за женщина, но если он хочет чего-то добиться от нее, то единственный ключ к ней – это абсолютная открытость. Прямота.

– Простите меня, Анастасия, я не хочу показаться вам банальным и наглым, поэтому не буду намекать на чашку чаю у вас на кухне. Это может быть неправильно понято. Но я хочу, чтобы вы знали, что мне очень жаль, что дорога до вашего дома оказалась такой короткой. Честное слово, очень жаль. Я не спрашиваю, какой у вас номер телефона, но я искренне надеюсь, что вы мне позвоните.