Зелье моей судьбы - Виктория Серебрянская

Как неловко!

Эльф тяжело дышал и сверлил нас злым сапфировым взглядом:

– Я всегда знал, что все ведьмы – потаскухи! И ты не исключение! Не успела заполучить мой браслет, как уже тискаешься с моим злейшим врагом! Иди сюда немедленно!

Альродориэль сделал стремительный змеиный выпад и вцепился в мою руку, явно намереваясь выдернуть меня из ректорских объятий. Предчувствуя боль, я съежилась в руках дракона. Но лорд Солльер не дал обидеть, перехватил наглую конечность эльфа и веско припечатал:

– Уймись, Альродориэль! Не знаю, чем ты слушал, и куда смотрел! Но я имею точно такое же право на Далли, как и ты! Посмотри на ее руки и на свои. Мы оба – ее супруги божьей волей. Странно, что ты этого еще не понял.

Как –  оба супруги???

Я выкрутилась из мужских объятий и встала рядом с ними, чуть в стороне, недоверчиво глядя на дракона:

– Это шутка?

Где-то в глубине души я понимала, что никто и не думал меня разыгрывать. И первое понимание свершившегося пришло ко мне еще там, на полянке. Когда я увидела на каждом своем запястье по браслету. Но вот осознать, принять свершившийся факт оказалось непросто. Меня всю жизнь воспитывали в понимании того, что я пройду по пути матушки и ба. Повторю судьбу сотен и сотен ведьм, проживших подобную жизнь до меня. И я вообще никогда не слышала о таком: чтобы в брак вступали трое.

– Эльфы не создают гнезда и не живут в разврате! – Яростный рык второго моего… мужа ударил по ушам. – Мы благочестивы! И живем семьями! И по любви!

На миг мне стало тепло на душе. Надо же. А ведь про эльфов болтают, что они холодные, надменные и заносчивые. А они, оказывается, семьи создают по любви.

– Наверное, именно из-за своего благочестия у каждого уважающего себя эльфа должно быть не менее двух любовниц! – Едкий голос дракона разрушил хрупкий росток тепла в моей душе. – И, наверное, только потому, что семьи создаются исключительно по любви, у вас так мало детей. – Ректор презрительно скрестил руки на груди. – Начинаю думать, что все сплетни о твоей мудрости и дальновидности, как правителя, Альродориэль, просто досужий вымысел. Ты ведешь себя как избалованный и глупый мальчишка!

– И в чем же, скажи, моя избалованность? В том, что отказываюсь делить со своим извечным врагом свою жену? Или в том, что мне противна сама мысль об этом, так называемом «браке»? Если так, то да – я глуп! Потому что потаскушке-ведьме не бывать повелительницей эльфов!

Ведьм оскорбляют очень часто. Особенно не одаренные, опасающиеся нас. Но услышать такое… такую характеристику от того, чей браслет холодит мое левое запястье?.. А остроухий никак не затыкался. Наоборот, в его голосе вместо рыка начали проскальзывать визгливые нотки:

– Я запру ее в самой дальней комнате дворца! И буду выпускать только тогда, когда нужно будет подпитать Перводрево! И все эльфы меня поймут и поддержат! Найдется море тех, кто согласится родить мне наследника и без брачного браслета!

– Ну хоть понимаешь, что браслет не снять! Уже хорошо. – В голосе ректора звучала ничем неприкрытая издевка. – Только ты не учел две очевидные вещи: этот брак благословлен самой Пресветлой, – кивок дракона в сторону постели, – и не только тебе нужен наследник. А я уже попробовал разрушить помолвку адюльтером. И ничего не вышло. Поэтому я категорически не согласен с вашими планами, – издевательский полупоклон дракона в сторону эльфа, – ваше светлейшество! Хочешь разрушить собственную жизнь и жизни своих подданных – не смею задерживать! А Далли я забираю! Меня она полностью устраивает в качестве супруги. Я…

У меня жутко разболелась голова. Первородные вели себя как два петуха на навозной куче, не могущие без драки поделить территорию – меня. И слушать их вопли дальше уже не было никаких сил. Сказывалось ли нервное напряжение последних дней, совершенно безумная ночка или тот снежный ком событий, который свалился мне на голову, но я не выдержала и заорала, перебивая своих «мужей»:

– Заткнитесь!!! Оба!!!

В другом каком-то случае я бы, наверное, испугалась вытянувшихся лиц и потемневших глаз обоих первородных. Но я уже дошла до той самой знаменитой точки, за которой уже ничего не страшно. Поэтому, не обращая внимания на их нежные чувства, прошипела ни на кого не глядя:

– Вон отсюда. Оба. Идите грызитесь где-нибудь в другом месте, подальше от меня. Ло…

Меня перебило змеиное шипение остроухого:

– Ты что себе позволяешь, тварь? Как ты смеешь меня, повелителя, выгонять из собственного дворца?! Да я…

Это оказалось последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Стало очень горько и больно. Богиня пообещала, что все будет хорошо? А где оно, это «хорошо»? И когда настанет? Перед глазами все потемнело. Хватит с меня оскорблений! Раздался противный треск. Кто-то, кажется эльф, протестующе завизжал, и тьма перед глазами рассеялась.

Ничего нового я не увидела. Проросшие мощные корни, похожие на узловатые и шишковатые руки, испортили пол в комнате и скрутили обоих мужчин. Дракон, видимо, не сопротивлялся. И его поверх плеч обвивал только один толстенный, в мою руку толщиной, корень. Зато дергающегося остроухого повелителя спеленало так, что только по отдельным, свисающим между корнями прядям светлых волос можно было догадаться, кто болтается в воздухе прямо передо мной.

Горькое удовлетворение накрыло меня с головой. И я, не задумываясь, скомандовала:

– Дракона за дверь, эльфа в окно. И подальше. Пусть немного остынут перед тем, как друг друга снова найдут и начнут делить шкуру неубитого медведя. А я хочу остаться одна. Мне нужно подумать.

И окно, и дверь распахнулись немедленно. Словно невидимая рука толкнула одновременно и по команде.

– Далли…

Голос ректора снова стал бархатным. И я не смогла не посмотреть в его сторону:

– Прости, я снова забылся. И я не сержусь и не обижаюсь. Заслужил это. – Скупой кивок в сторону толстого корня. – Я ухожу сам. Не нужно меня выбрасывать. Отдыхай. Если понадоблюсь – ты знаешь, как меня можно позвать. Я тебя услышу даже из-под земли.

Корень на плечах лорда Солльера распустил петлю, и дракон получил относительную свободу. Впрочем, ректор не обманул, и видимо магическое растение это почувствовало. Дракон повернулся и с достоинством покинул комнату, на миг задержавшись в дверях, чтобы низко мне поклониться.

Очень странно, но это проявление вежливости и уважения от первородного не вызвало никакого отклика