Снова майор Виноградов - Никита Филатов

— Нет. На пол поставил, по-моему…

Насколько помнил Владимир Александрович, никакие сумки с места преступления не изымались. Противореча сам себе, он все-таки поинтересовался:

— А из ваших никто ее прибрать не мог? Под шумок?

— Не-ет, я лично прибирал тут все. Никого же не оставалось… Что, пропала?

— Есть проблемы, — уклонился Виноградов.

— Ценное что-то?

— Вряд ли!

— И я не думаю… — пожал плечами свидетель. — Еще кофе?

— Достаточно. Скажите, я мог бы забрать ваш блокнот?

— Зачем?

— Ну, все-таки определимся с количеством посетителей, кто что заказывал…

— Это ничего не даст! — Собеседник помешкал и, не выпуская из рук, продемонстрировал Виноградову несколько страниц. Они были вкривь и вкось испещрены значками, столбиками цифр, кое-где записи наползали одна на другую, исполненные разными чернилами и, очевидно, в разное время. — Сугубо личные пометки, к тому же не всегда… объективные. Вы понимаете?

Владимир Александрович понимал. Вполне естественная ситуация: если проводить официально все заказы — на налогах разоришься. К тому же, видимо, цены на выпивку и закуску, а также итоговые суммы, предъявляемые клиентам, вовсе не безупречно совпадают с выставленными на стойке табличками.

— Жаль! Ладно…

— Спасибо. Не хотелось бы ненужных вопросов, я и так готов помочь по мере сил.

— Саша, давайте попробуем определиться со свидетельской базой. Из работников кого можно допросить еще? Швейцар — как он?

— С утра отзвонился, выпустили из больницы. Прислать?

— Да нет, не к спеху. Созвонюсь, приглашу… Телефон домашний имеется?

— Конечно! — Бармен выписал нужный номер на листке, спешно вырванном из злополучного блокнота: — Это приятель тестя, дядя Федя… Федор Федорович.

— Смотрю, почти семейный подряд?

— Время такое, только своим доверять можно. Да и то не всегда! — с чувством констатировал свидетель.

— Больше никого из работников не допросить?

— Нет. Жены, слава Богу, не было, уборщица еще тогда не пришла, попозже появляется…

— А посетители?

— Посети-ители? — Собеседник напрягся, и было заметно, что ему хочется как-то отблагодарить Виноградова за отсутствие излишнего любопытства относительно двойной кабацкой бухгалтерии: — Значит, Пушкин был из постоянных…

— Фамилия? — взялся за «паркер» Владимир Александрович.

— Нет, прозвище! Ходит тут, стихи читает — для развлечения публики. Ему, кстати, тоже перепало вчера, но готов спорить — появится, не сегодня, так завтра…

— Есть его данные?

— Нет! Живет где-то у метро, в коммуналке. Жена то ли ушла, то ли померла… не знаю. У него ведь что ни пьянка — то новая история любви. С учетом зрительского вкуса…

— А больше никого?

— Честно говоря, не запомнил. Извините! Но завсегдатаи обычно попозже появляются, я говорил уже.

— Дадите знать, когда этот ваш Пушкин объявится?

— Запросто. Куда звонить?

Виноградов порылся в бумажнике и протянул хозяину визитную карточку:

— Здесь прямой телефон и дежурка.

— Ого!

Владимира Александровича давно уже перестала удивлять реакция собеседников на протянутый им глянцевый прямоугольник с милицейскими реквизитами. Сам он первую визитку завел еще в девяностом, чуть ли не первым в Главке, в основном из соображений пижонства, но со временем уже не представлял себе делового общения без подобной мелочи.

— Вы тогда идите пока, занимайтесь своими делами, а я закончу, допишу тут, о чем мы говорили. А вы черканете…

— Хорошо. — В зале как раз появилась прилично одетая пара с ребенком, и нужно было уделить им внимание, — Прошу! Проходите, присаживайтесь…

Хозяин сорвался с места, а Владимир Александрович стал заполнять размашистым, некрасивым, но разборчивым своим почерком сероватое пространство бланка.

*  *  *

Женское горе — штука заразная. Плотным, почти осязаемым облаком оно расползается вокруг, истекая на собеседника через залитые слезами или, напротив, свинцово-сухие глаза, многократно усиливаясь тысячами едва уловимых штрихов: поза, голос, прическа… Один-единственный нечаянный жест может выплеснуть из-под тоненькой корочки приличий такое, что люди вокруг содрогнутся и потом долго еще будут носить холодок под сердцем.

Уголовный розыск… Большинство из тех, кто не спился вовремя, не ушел, не сумел воспитать в себе носорога, — большинство из них гибнет на пятом десятке с неизменным диагнозом «инфаркт»…

Чужое горе, как и чужие тайны, — это верное средство сократить себе жизнь. И медицина тут бессильна.

— Алле? Саныч?

— Да, слушаю!

Голос в трубке звучал до неприличия громко:

— Как здоровье? Чем занимаешься?

— Да так… — Виноградов уткнулся глазами в стол.

— В баню идешь сегодня?

— Не знаю, наверное.

— Слушай, я тебе про Лысого не рассказывал? Как он позавчера соляры залил вместо девяносто третьего? Эт-то что-то!

— Извини, давай потом? Вечером.

— Занят? — до собеседника наконец дошло.

— Да. Перезвони попозже.

— Так встретимся же? Приходи.

— Ага, постараюсь. Извини! Пока…

— Будь здоров, Пинкертон. Расколи его, гада, по самую задницу! — Виноградовский приятель не очень представлял себе, что такое оперуполномоченный, и считал поэтому, что вся служба Владимира Александровича состоит из хитроумных допросов и яростных перестрелок с бандитами. Сам он работал дизайнером по интерьерам, носил берет, бороду и воспитывал хомяка.

— Прошу прощения. — Виноградов посмотрел на сидящую напротив женщину.

Та молча кивнула.

— Понимаю ваше состояние, но… Такой порядок. Нужно вас допросить, чисто формально, потом — и вещи вернуть, деньги, ценности. Хорошо?

Женщина опять кивнула. Вообще, с того момента как вдова переступила порог кабинета, она не произнесла еще ни слова. Даже, кажется, не поздоровалась, шагнув вслед за дежурным сержантом из коридора и сразу же заняв предложенный стул.

— Давайте, я сначала отдам… — Владимир Александрович решил начать не с протокола, а с более простой процедуры. А по ходу — сориентироваться. — Вот, посмотрите!

Он высыпал на полированную когда-то поверхность стола содержимое конверта.

— Согласно описи… Проверьте.

Женщина, не глядя на сложенный бланк, дотронулась до часов, накрыла ладонью ключи, бумажник.

— Что вы! Может, воды? Одну секундочку…

Но рыдания оборвались, не успев перейти в истерику.

— Простите.

Голос у женщины оказался чуть хрипловатый, вдовий. По прическе, одежде, косметике было ясно, что собой она занималась сегодня без интереса, просто повинуясь привычке воспитанного человека, выходящего на люди, тем более в казенный дом…

— Простите!

Она аккуратно, одно за другим переложила к себе: кошелек, даже не глянув на содержимое, часы мужа, связку ключей… В недоумении посмотрела на доллары:

— Что это?

— Доллары.

И вопрос, и ответ прозвучали невпопад. Поэтому Виноградов пояснил:

— Их обнаружили при вашем муже.

Вдова несколько секунд сидела неподвижно, потом взяла валюту:

— Да, спасибо.

Владимир Александрович снова заметил, что она тихо плачет.

— Пересчитайте.

Женщина отрицательно покачала головой.

— Сколько здесь должно быть?

— Не знаю.

— Хм-м… Простите, но… Простите, это точно ваши деньги? Вы уверены? — засомневался теперь уже Виноградов.

— Наверное… Вы же сказали. — Одной рукой вдова вытирала заплаканное лицо, другой поудобнее укладывала в сумку вещи.

— Я должен оформить показания.

— Оформляйте. — Она не боялась и даже не нервничала, дисциплинированно приготовившись отвечать.

— Итак… Ваши фамилия, имя, отчество? — задал первый, предписанный протоколом вопрос Владимир Александрович.

* * *

Филимонов взял было в руки прихваченную скрепкой бумажную стопку, но потом отпихнул ее обратно Виноградову:

— Давай на словах! А то совсем под вечер башка не варит.

— Вкратце?

— Да. Что она там тебе поведала?

— Сумку искать надо…

— Чего?

— Сумку сперли! — Владимир Александрович в сердцах даже ударил кулаком в подставленную ладонь: — И бармен описал, и вдова подтверждает.

— Насчет чего? — Шеф местного уголовного розыска только что вернулся с совещания по вопросам повышения раскрываемости за счет повальной компьютеризации в условиях дальнейшей демократизации, поэтому соображал сейчас туго.

— Была она у него… — Еще не закончив фразу, Виноградов почувствовал себя героем скетча в стиле новогоднего «огонька».

— Заява есть? — сдвинул брови Филимонов.

— Нету.

— Появится?

— Вряд ли!

— Тогда чего ты дергаешься? — Процентным показателям района по части краж ничего не грозило, и старый сыщик несколько поубавил напор.