Будешь моей! - Алина Савельева

и терять уже все равно нечего, если завтра не улечу, так через неделю все равно буду вынуждена. Умирать так с музыкой!

Ожидая, когда Мирон приплывет, я старательно следила за его макушкой, то появляющейся, то пропадающей в густой пене, но, несмотря на попытки отследить перемещения агента Хама, вскрикнула от неожиданности, когда его ладони дотронулись до щиколоток и поползли вверх. От его горячих ладоней, по ногам растекался жар, казалось, что он облизывает меня тем огнем, с которым играл минут пять назад. Кожа горела и покрывалась мурашками в прохладной воде, но он снова пропал, бросив на полпути свои наглые приставания, негодяй!

— Где он? — взбесилась я, не обращаясь ни к кому конкретно, но Вика, стоящая рядом, ткнула пальцем и смотрела мне за спину.

Не могу выносить его безразличие и совладать со своими эмоциями тоже, поэтому от обиды начинаю колотить его в грудь кулаками. За все. За то, что заморочил мне голову, говоря о загсе, и прочие намеки на серьезные отношения, а по факту тупо дрессируя меня, как глупую болонку, чтобы поплыла от внимания такого парня и бегала за ним. И ведь добился своего! За то, что как только меня передали другому сотруднику, сразу свалил. За то, что в машине вместо того, чтобы сказать, что плевать на все эти руины и клады и вместо этого лучше придумать, как нам теперь быть…

— Где мой ноут! — едва не плакала я, уже устав от раздирающих мыслей в этот вечер.

— Вы наказаны за то, что вишню не собрали, — нагло заявляет мне Мирон, ни разу не шелохнувшись от моих кулаков. — Но есть способ проще, ты же знаешь! — скользнув руками под мои плавки, нахал сохранял непринужденный вид, тиская ладонями мой зад.

Совсем без совести, гад! Про вишню мы из-за них и забыли! Вылетев из бассейна, я решительно направилась в заросли. Будет вам пьяная вишня!

Вишни в этом году так много, что под тяжестью ягод ветки склонились к самой земле, и подпорки не спасают. Но хуже всего, что в темноте ягоды плохо видно и приходится их сдирать вместе с листьями.

— Подсветить? — раздался голос Мирона, от низкого хрипа которого моя хмельная голова поплыла еще больше.

— А что, тебя снова кто-то офонарил? — ехидничаю я, оборачиваясь.

— Нет, остальные меня с Макаром и так различают, — ерничал Рон. — Только ты меня помечаешь.

— Я давно вас различаю и без особых примет! Разная походка, манера держать голову, голоса разные, и взгляд, и улыбка, — обижаюсь я на его слова снова. Неужели он думает — я совсем тупая? Разве я еще не доказала обратное?

И еще, когда входит Макар, у всех волосы автоматически дыбом, даже если он ничего не говорит и не делает. У Макара тяжелая энергетика, она подавляет независимо от того, как он относится к тебе. Но этого я говорить не стала, чтобы не задеть братские чувства Рона. Мирон, опершись спиной на ствол садового дерева, наблюдал за моими попытками не собрать вместе с ягодами и хвороста из вишневых веток. Как всегда, спокоен и непоколебим Койот.

Конечно, он же не влюблен в меня до безумия! Не у него мозги напрочь разругались с сердцем!

— Рон, говори прямо, что тебе от меня нужно, и проваливай, — как по мне, так самый простой и действенный способ расставить все по своим местам, чтобы не мочалить одни и те же догадки, сомнения, надежды и тому подобное снова и снова.

Смотрю поверх его головы, потому что одного взгляда в его глаза, снова ловящие отблески света в капкан, для меня достаточно, чтобы забыть обо всем, став его покорной игрушкой.

— Я перегнул палку, да? Извини, но не думал, что ты так это все воспримешь…

Голос у Мирона ровный, уверен в себе, как всегда. Мне бы хоть немного его способностей.

— Про твой план я уже все давно поняла, я не об этом спросила. Что ты еще от меня хочешь, помимо того, чтобы я сидела в клетке дрессированной мышью? — перевожу взгляд на его лицо.

Он как никогда серьезен и хмур, кажется, я перепутала, он не был безразличен, он, как и я, весь вечер в напряжении и, кажется, я догадываюсь, что причина не в пострадавших бубенцах, а в Кевине. Разумеется, Койот уже все узнал у Андрея о нем.

Оттолкнувшись от дерева, Мирон приблизился ко мне, и я могу поклясться, что никогда не видела у него такого глубокого, вдумчивого взгляда.

— Останься со мной, — тихо произнес Мирон, нежно коснувшись моего подбородка и заставляя посмотреть ему в глаза, приподнял к себе мое лицо.

Я хоть и под хмельком, но понимаю, что он не про сегодняшний вечер говорит, а про Штаты. Он не хочет, чтобы я уезжала? Но ведь для этого трех слов недостаточно. Ни тех, что он сказал, ни заветных.

Ореховый оттенок его дыхания, от выпитого коньяка, щекочет мой висок, а затем и шею. Он снова ведет носом по ней, то ли чтобы вдохнуть мой запах, то ли чтобы мне думалось труднее. Теплые ладони Мирона скользят по моей спине, и прижимают ближе. Ох, ты же черт! Такой способ давления нужно запретить! В этих объятьях сложно сказать «нет», только из страха остаться без них.

— Зачем? — не только из упрямства, но и из желания услышать, что-то больше чем «останься», уточняю я.

— Хочу с тобой чего-то больше чем секс, Котенок. Ты мне нравишься, — терпеливо поясняет Рон, а у меня в груди начинает печь, будто на нее приклеили перечный пластырь.

— Я… это слишком серьезное решение, Мирон. Я так сразу не могу,  там у меня все, понимаешь? Вся моя жизнь! — говоря это, я не пытаюсь юлить, просто такие решения нельзя принимать за минуту, тем более не после вереницы коктейлей.

Койот чешет подбородок о мою макушку, теребя пальцами завязки моего купальника на спине и молчит.

Я не признаюсь ему, что уже все варианты давно перебрала в своей голове, но слишком много «против». Я ведь даже учиться тут не смогу, ни в одном Вузе, мое правописание на русском хромает на все тридцать три буквы.

— Мирон? — зову я Койота, который видимо, вышел на связь с космосом и про меня забыл, — Я не планировала заводить тут отношения. Просто… так получилось…

На лицо