Как поцеловать героя - Сэнди Хингстон

— Никки, ты идиотка! Что ты сделала?

Брайан Бору, у которого маска была сдвинута назад, расплылся в широкой улыбке.

— Помимо того, что научилась фехтовать? Николь, все было сделано великолепно! Больше никогда не говори мне, что я тебе поддаюсь!

— Да, неплохо сработано, — согласилась она, подняв маску и наклоняясь за саблей Томми. — Похоже, ты забыл основное правило фехтовальщика: не позволяй сердцу взять верх над рассудком.

Томми был страшно смущен.

— Никки, разве ты не знаешь, что он за человек? Он разбил сердца многим женщинам во всей Европе и оставил после себя уйму незаконнорожденных детей!

— Вот это совершенно не соответствует действительности, — с некоторым раздражением сказал Брайан. — Я никогда не был столь беспечным.

— Я думаю, Том, что тебя дезинформировали. Он всегда предохраняется, — резонно заметила Николь.

— А-а-а! — Томми бросился на Бору, намереваясь вцепиться ему в горло.

— Ни шагу вперед! — предупредила Николь, направив на брата острие сабли. Это было произнесено таким тоном, что Томми похолодел.

— Никки, я хочу лишь оградить тебя…

Трудно сказать, чем бы завершилась эта сцена, если бы в тот самый момент не раздался отчаянный крик:

— Томми?! Николь?! Боже милосердный, что здесь происходит?

Николь повернула голову, затем опять посмотрела на брата. В ее глазах сверкнула такая ярость, что Томми задохнулся.

— Ах, негодяй! — воскликнула она. — Как ты посмел привести ее сюда?

Баронесса Хейнесуорт неуверенно шагнула во двор.

— Твое письмо, Томми, меня очень встревожило. Я поняла, что Николь грозит какая-то опасность.

Николь продолжала смотреть на брата, но теперь ее взгляд сделался умоляющим. Казалось, он мог слышать, как кричит ее сердце: не говори ей, ах не говори ей, Томми! Как часто она просила его об этом, после того как их детские шалости заканчивались какой-нибудь бедой! Однако теперь это вышло за пределы детских шалостей. Бору лишил ее девственности, обесчестил, а стало быть, обесчестил и его!

Его бывший фронтовой товарищ все еще продолжал держаться за шест и, похоже, сохранял полное хладнокровие.

— Леди Хейнесуорт! — сказал он. — Какой приятный сюрприз! Удивительно, что вы так рано поднялись!

— Я ехала всю ночь напролет. Это все из-за письма Томми. И что же я обнаружила? Ровным счетом ничего. Разве я не писала тебе, Томми, что лорд Бору дает твоей сестре уроки фехтования?

— Мисс Хейнесуорт только что продемонстрировала Томми свою ловкость, — ровным тоном проговорил Бору, затем тихонько добавил, адресуясь к Никки: — Подайте мне, пожалуйста, костыли, дорогая!

Дорогая! Услышав это ласковое слово, Томми почувствовал, как у него заныло сердце. Господи! Этот человек даже ходить не может! Какими же сладкими речами удалось ему затащить Никки в постель?

Но затем Томми перевел взгляд на сестру и увидел счастливый румянец на ее лице.

Он никогда не видел ее более красивой. А затем сестра повернулась к матери, и к ней вернулась привычная сутулость и нескладность. Томми не мог не знать о том, насколько суровой была баронесса к Николь, ведь они были близнецами и с детства составляли одно целое. Сейчас ей исполнилось девятнадцать — она стала взрослой. Достаточно взрослой, чтобы последовать велению своего сердца. Какое право он имеет мешать ей?

Но почему это должен быть Бору?

Томми мог бы рассказать матери всю правду, несмотря на свое сочувствие к Ник, поскольку это был его долг, долг брата и защитника. Но затем он посмотрел на Бору, который ковылял на своих костылях к баронессе, и перевел взгляд на Николь. Она шла рядом с ним — медленно, соизмеряя свой шаг с его. И Томми в первый раз повнимательнее взглянул на лорда Бору. Способен ли человек измениться? Можно ли укротить буйное, неуправляемое сердце этого шотландца? И могла ли это сделать Никки, его сестренка? Глядя сейчас на них, Томми был почти готов в это поверить.

Шум на балконе заставил его поднять голову. Стайка девушек в легких весенних платьях высыпала из помещения.

— Доброе утро, Николь! — застенчиво крикнули некоторые из них. — Доброе утро, лорд Бору!

Его светлость остановился, поклонившись при этом так, словно он приветствовал королеву:

— Доброе утро, леди!

— Николь! — раздался голос с другого балкона, где находились воспитанницы постарше, примерно ровесницы его сестры. Окликала сестру девушка с совершенно удивительными рыжими волосами. — Кто это там с тобой? — И после паузы: — Господи! Да это никак твоя мама!

— Тихо, Бесс! — цыкнула на нее невысокая брюнетка и ткнула подругу локтем под ребро.

— Мама, — сказал Томми, — мама, я не знаю, простишь ли ты меня. Дело в том, что я… я… Я простудился! Да, простудился! И у меня была горячка, когда я писал это письмо. Даже не понимаю, о чем я тогда думал. С какой стати Николь могла грозить опасность?

О, каким взглядом одарила его сестра! Ее благодарность, казалось, была безграничной.

— Ой, Томми! — зашептала она. — Спасибо тебе. Слава Богу!

— Простудился? — всполошилась баронесса. — Почему же ты в таком случае стоишь под дождем?

Вдруг открылась еще одна дверь, выходившая во двор, и на пороге появилась изящная женщина в элегантном муслиновом платье в сопровождении более пожилой дамы. Молодая женщина крикнула с едва заметным иностранным акцентом:

— Николь, мне показалось, что я слышала шум кареты. У нас гости?

Почтенная дама, вглядевшись в тех, кто находился во дворе, внезапно напряглась и схватила женщину в муслиновом платье за руку.

— Кристиан, — прошипела она.

Томми увидел, как внезапно резко выпрямилась его мать. Из ее накрашенных губ вырвалось похожее на рычание слово:

— Кристиан…

Графиня Д'Оливери вскинула голову. Ее взгляд встретился со взглядом баронессы.

— Боже, Эмилия! Кого я вижу?

Мать Томми перевела взгляд на матрону:

— Миссис Тредуэлл! Возможно, вы мне объясните, что делает эта… шлюха в вашей академии?

Среди девушек на балконе пронесся гул. Николь перевела взгляд на графиню, потом снова на мать.

— Мадам? — спросила она каким-то странным, жалобным тоном. — Мадам, вы знаете мою мать?

— Я знаю ее очень даже хорошо! — громовым голосом заявила баронесса. — Знаю ее как бессовестную потаскуху!

— Мама! — в смятении крикнула Николь.

— Полагаю, вам лучше придержать язык, миледи, — отчеканил Брайан Бору столь решительно, что по телу Томми пробежала дрожь.

Мать повернулась к искалеченному лорду:

— Ну конечно — она и вы! Ах, Томми, твои дурные предчувствия были вполне оправданны! Здесь могло произойти большое несчастье!