Пышечка - Джули Мёрфи

все это верит и воспринимает все всерьез.

– Ни одна из нас не идеальная конкурсантка, – продолжает она. – Думаю, с этим согласятся все. Секрет в том, чтобы сыграть на наших сильных сторонах. Не сочтите за хвастовство, но я уверена, что лично у меня интервью в кармане. Ну а когда ты, Аманда, проделываешь свои фокусы с мячом в коррекционных ботинках – это чистый восторг.

Я жду, затаив дыхание (ну практически), когда она дойдет до меня и каким-то образом меня вдохновит.

– Ханна, не пойми меня неправильно, но я видела тебя в купальнике, и ты огонь, детка.

У Ханны дрожат уголки губ. Если Милли удастся заставить ее улыбнуться, это будет чудо господне, никак иначе.

– Так вот, как нам сказали на открытии конкурса, это восемьдесят первая годовщина Мисс Лю…

– Стой, а у меня какая сильная сторона? – перебиваю я.

Милли улыбается:

– Разумеется, уверенность в себе.

Я буквально зависаю. Как она видит то, чего я не ощущаю? И какой смысл изображать уверенность, если на самом деле ее нет? Раньше отражение в зеркале нисколько меня не смущало, но Бо все испортил.

Говорят, если нравишься кому-то, проще понравиться самой себе. Но это вранье. Я могу сколь угодно убеждать себя, что жир и растяжки не имеют значения, но все равно это неправда. Даже если Бо на них плевать, мне – нет.

Впрочем, бывают дни, когда мне все абсолютно по барабану и мое тело полностью меня устраивает. Не понимаю: как во мне разом уживаются два этих совершенно противоречивых состояния?

– Тебе есть что добавить, Уилл? – спрашивает Милли.

Я моргаю. Один раз. Второй.

– Нет. Наверно, нет.

Ханна выбирается из-за стола.

– Я пошла.

Аманда шумно втягивает через трубочку остаток газировки.

Я оборачиваюсь и кричу Ханне вслед:

– Кстати, почему ты передумала? Ведь, когда Милли тебя позвала, сначала ты отказалась.

Она оборачивается.

– Меня называют фриком каждый день. Так почему бы не устроить настоящее фрик-шоу?

– Без осанки и конь корова, – бормочет Аманда, когда Ханна отходит на безопасное расстояние.

Милли пинает Аманду под столом.

– Нехорошо ее так называть.

– Она сама не слишком хорошая, – парирует Аманда.

Тридцать три

В этот раз я соглашаюсь прийти к Митчу в гости. Он предложил посмотреть вместе фильм, и я решила, что его родителей не будет дома.

Но дверь мне открывает женская версия Митча в светло-желтой футболке с котятами, играющими с клубками ниток. У меня нет сомнений в том, что передо мной мама Митча. Она перекидывает через плечо кухонное полотенце и заключает меня в объятия.

– Подумать только! – говорит она. – Митч сказал, что ты красивая, но такую красотку я увидеть не ожидала.

Она на секунду отпускает меня, треплет по щеке, а потом буквально втаскивает в дом. Прихожая здесь – как бутылочное горлышко: тесная и забита всяким хламом. Но мама Митча и не пытается меня пропустить.

– Дай-ка как следует тебя разглядеть! – Она проводит большими пальцами по моим щекам, словно утирая слезы.

– Мам!

Она отстраняется, и я вижу густо покрасневшего Митча у нее за спиной.

– Привет.

– Привет, Уилл. – Митч откашливается. – Мам, э-э, мы пойдем наверх.

– Дверь оставьте открытой, – кивает она.

– Успокойся. – Митч машет мне рукой, приглашая подняться по лестнице.

– Это для Святого духа! – кричит его мать нам вслед.

На перекладине в изголовье кровати Митча висят бутоньерки с хоумкаминга[12] девятого и десятого классов. Ленты с бутоньерками – типично южная фишка, и я одновременно обожаю их и на дух не переношу. Лучшие, конечно же, те, что сделаны своими руками. Огромные искусственные хризантемы крепят на картонное основание, к которому снизу приклеивают охапку гигантских лент. И поскольку готовят такие штуковины к хоумкамингу, то выбирают под цвет школьных флагов. На лентах блестящими буквами что-нибудь пишут – к примеру, ваши с парнем имена или школьный девиз. Раньше девушки прикалывали бутоньерки к блузкам, но (и это очередная чисто техасская фишка) у нас какая-то тяга к гигантомании, поэтому постепенно бутоньерки стали настолько большими, что носить их теперь можно только на шее. Парни же – особенно футболисты вроде Митча – надевают на руку мини-бутоньерки, тоже с ленточками. В общем, все это довольно нелепо, но очень в духе Долли.

На стенах комнаты висят постеры видеоигр, и один полностью захватывает мое внимание. На нем изображена девушка: в руках у нее пулемет, а за спиной – полчища зомби. Поверх ее фигуры, во что бы она ни была изначально одета, приклеено вырезанное из бумажного пакета платье по колено длиной. Я указываю на плакат.

– Что это?

– Ох, это все мама. Это моя любимая игра; точнее, она была любимой, пока не вышло продолжение. А маму этот плакат просто бесит.

Он приподнимает бумажное платье, и под ним обнаруживаются короткий топ с глубоким декольте и болотного цвета шорты. Они настолько крошечные, что вполне сойдут за трусы.

– Она ну никак не могла смириться с тем, что у меня в комнате поселилась полуголая девица. Даже то, что она не трехмерная, ее не