Сэвилл - Дэвид Стори

— А какое слово мы употребляем, чтобы отличать нашу систему от так называемой метрической, Сэвилл?

— Не знаю, — сказал он.

Ходжес покачал головой.

— Кажется, я опять не расслышал необходимого дополнения?

— Сэр, — сказал он.

— Сэвилл не знает. Кому-нибудь это известно? Уокер, я полагаю, это превосходит ваши умственные способности?

— Что, сэр? — сказал Уокер.

— Как мы называем систему, опирающуюся на число двенадцать, а не десять? — сказал Ходжес.

— Имперской системой, — сказал кто-то.

— Почему «имперской», Уокер? — сказал Ходжес.

— Она, наверное, связана с королем, сэр?

— Возможно. Вполне возможно, Уокер, — сказал Ходжес.

Он посмотрел по сторонам.

— Вряд ли мне нужно упоминать в классе, уже давно постигающем этот предмет, что такое название происходит от латинского слова…

Он сделал паузу.

— От латинского слова «империалис». Империалис. И означает оно…

— Имеющий отношение к королям, сэр, — сказал кто-то.

— Ну, не совсем к королям. К власти, Стивенс. К повелеванию.

Он снял очки и потер их о мантию.

— Империум — повеление, владычество. Другими словами, система, которая в данном случае имеет отношение к империи.

— Да, сэр, — сказал Уокер.

— Некоторые злополучные государства пользуются десятичной системой, потому что им больше не на что опереться, Стивенс.

Стивенс кивнул.

— Мы же в нашей стране и в тех землях, которые составляют нашу империю, наши владения, Стивенс, пользуемся системой, которая на радость и на горе присуща только нам. То есть присуща повелевающей нации. Империалис, империум. Нации, приобщенной власти, владычеству, Стивенс. Сколько пенсов в фунте?

Стивенс замялся. Он поднял руку, потом опустил ее и мотнул головой.

Это был бледный мальчик с худым лицом. Он сидел прямо перед Колином. Волосы у него были жидкие и длинные, они сальными прядями свисали с его узкого затылка. На спине у него был горб, а ноги у колен вздувались, словно их соединяли шарниры.

— Двести сорок, — прикрывшись ладонью, шепнул Колин в затылок Стивенсу.

— В чем дело, Сэвилл? — сказал Ходжес.

Голова Стивенса задергалась.

— Вы подсказывали ему ответ, Сэвилл? — сказал Ходжес.

— Да, — сказал он.

— Будьте добры встать, Сэвилл.

Класс обернулся.

— Ваша фамилия Сэвилл, если не ошибаюсь?

— Да, — сказал он.

— Может быть, я заблуждался, полагая, будто ваша фамилия Сэвилл, с двумя ли, с одним ли «эл», тогда как в действительности она все это время была Стивенс?

— Нет, — сказал он.

— Так сколько же пенсов в фунте, Стивенс?

— Не знаю, сэр, — сказал Стивенс и мотнул головой.

— Вы не знаете, мальчик? Во имя всего святого, как вы попали в эту школу? На такой вопрос мне ответил бы и пятилетний ребенок.

Стивенс опустил голову и заплакал.

— Не хнычьте, Стивенс, — сказал Ходжес. — Я задал вам легкий вопрос. В этом классе на него ответит любой.

Поднялось несколько рук.

— Сэвилл, не могу ли я получить ваш дневник?

Он достал дневник из внутреннего кармана куртки, сообразил, что Ходжес хочет, чтобы он подошел к его столу, и вылез из-за парты.

— О, разумеется, когда вам будет удобно, Сэвилл. Могу ли я требовать, чтобы вы считались с кем-нибудь, кроме себя! — Он поглядел на Стивенса. — Мне предстоит внести в дневник Сэвилла порицание за дерзость, и вы, Стивенс, получаете несколько драгоценных мгновений, чтобы найти подходящий ответ. Под подходящим ответом, поскольку мы, если не ошибаюсь, занимаемся здесь математикой, я, естественно, подразумеваю верный ответ. Вы поняли, Стивенс?

— Да, сэр, — сказал Стивенс и опустил голову еще ниже.

— Принцип приобретения знаний, Сэвилл, заключается не в том, чтобы приобретать их за кого-нибудь другого, но в том, чтобы приобретать их в положенной — во всяком случае, для этого учебного заведения — мере на сугубо личной основе. Как вы можете выучить что-то, если за вами сидит некто, готовый сделать это за вас? — Он открыл дневник. — Я вижу, вам записана похвала. География, мистер Хепуорт. Не слишком удовлетворительная работа для первого триместра. — Он сделал запись красными чернилами в графе напротив несколько демонстративным движением, чтобы дать классу почувствовать свой гнев. Потом промокнул дневник, протянул его мимо Колина и, вперив взгляд в Стивенса, добавил: — Так к какому же заключению вы пришли, Стивенс?

Только секунду спустя Ходжес осознал, что все еще держит дневник.

Стивенс ответил, потом по требованию Ходжеса повторил свой ответ громче, после чего учитель сказал:

— Вы можете теперь взять свой дневник, Сэвилл.

— Благодарю вас, сэр, — сказал он.

— Сэвилл! Ну-ка, вернитесь назад, — сказал Ходжес.

Он повернулся в проходе, увидел, как краснота медленно поднимается к глазам Ходжеса, и пошел назад к столу.

— Я заметил, что мои ласковые увещевания, Сэвилл, не оказывают должного воздействия. В ваших манерах я улавливаю дерзость, которая, как я замечаю, растет день ото дня, несмотря на все мои старания ввести ее в должные границы. Я попрошу директора поговорить с вами. Сегодня же я больше не желаю видеть вашу физиономию. Уберите тетрадь, выйдите из класса и станьте у двери.

Он сложил учебники и тетради в парту, закрыл крышку и, ни на кого не глядя, прошел к двери, открыл ее и вышел. Коридор был пуст. Он закрыл за собой дверь.

Он стоял, прислонившись к стене. Мимо прошел мальчик постарше. В конце коридора он оглянулся на него и, все еще глядя назад, начал подниматься по лестнице.

Из класса напротив доносилось монотонное бормотание учителя. За дверью у него за спиной слышался тихий голос Ходжеса, а иногда голос отвечающего мальчика, скрип стула или парты. В соседних классах тоже жужжали голоса. Он услышал рев грузовика, проезжающего по шоссе.

Дверь канцелярии открылась, вышла секретарша. Ее лицо разрумянилось и было почти веселым. Она пошла по коридору, держа под мышкой какие-то бумаги.

— Из класса выгнали? — сказала она.

— Да, — сказал он.

Это ведь класс мистера Ходжеса? — сказала она.

— Да.

Она кивнула, поправила бумаги под мышкой и пошла по коридору к учительской в дальнем его конце.

Через минуту она появилась снова и прошла мимо, словно не замечая его. Ее каблуки звонко постукивали по каменным плитам пола.

Она вошла в канцелярию и закрыла дверь.

В школе стояла тишина. Он расслышал где-то вдалеке сердитый голос какого-то учителя, называющий какую-то фамилию.

За дверью позади раздался смех, а затем четкие выкрики «сэр! сэр!», пока Ходжес ждал ответа.

И снова смех.

Дверь открылась, вышел мальчик, посмотрел, направился по коридору к входным дверям и скрылся за ними.

Он вернулся через минуту-другую и вошел в класс.

Колин ждал. Он тыкал носком ботинка в пол, ерзал спиной по стене.

Послышались шаги. По лестнице в ближнем конце коридора кто-то спускался.

На мгновение вырисовавшись черным силуэтом на фоне окна, в коридоре появилась высокая фигура в мантии. Он увидел массивное лицо с крупными чертами. Короткие черные волосы торчали, нависая над тяжелым лбом. Толстые пальцы широкой руки сжимали несколько книг.

Колин шагнул к двери и стал возле нее, заложив руки за спину.

— Что вы тут делаете? — сказал учитель. От него пахло табаком. Зубы у него были крупными и неровными.

— Мне велели выйти. За дерзость, — сказал он.

— Ваша фамилия?

— Сэвилл.

— Какой урок?

— Арифметика.

— А, класс мистера Ходжеса?

— Да.

Учитель помолчал.

— В чем же заключалась ваша дерзость, Сэвилл?

— Я подсказывал.

Учитель некоторое время смотрел на него, потом покачал головой.

— Мы здесь не любим дерзости, — сказал он. — Пользы она никакой вам не приносит, а, пропуская урок, вы задаете себе лишнюю работу.

— Да, — сказал он.

Высокий учитель нахмурился.

— Отойдите от стены, — сказал он и, быстро шагнув мимо него, открыл дверь.

Ходжес, застигнутый на половине какого-то рассуждения, умолк.

— В коридоре стоит мальчик, который говорит, что его выслали из класса за дерзость, — сказал высокий учитель.

За дверью стало совсем тихо.

— Совершенно верно, мистер Гэннен, — сказал Ходжес внушительно, словно отвечая от имени всех.

— Я хотел бы добавить к этому разболтанность, мистер Ходжес, — сказал высокий учитель. — Он стоял так, словно его послали в коридор подпирать стену. — Он повернулся к Колину. — Расправить плечи, подбородок убрать, руки за спину, — скомандовал он.

— Полагаю, кто-нибудь посмотрит, как он стоит, мистер Гэннен, — сказал Ходжес. — Я рад, что вы довели до моего сведения еще один проступок.