Литературная Газета 6282 ( № 27 2010) - Литературка Литературная Газета

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 3 чел. 12345

Комментарии: 19.07.2010 14:02:24 - ВЛАДИМИР ЮРЬЕВИЧ КОНСТАНТИНОВ пишет:

"Вот, какой у меня мечта"

Люди моего поколения великий фильм Полоки "Республика Шкид" помнят наизусть. Буквально. Помните, Викниксор всё допытывался у Мамочки - есть ли у него какая-нибудь мечта? А тот на всё отвечал своим знаменитым залихватским "не-ка"... Впрочем, плюшевая скатерть на столе таки вывела его из фрондёрского всеотрицания - "Стырить эту скатёрку и сконстролить из неё рубаху красную. Шик"? "Шик" - соглашался Викниксор. Прочёл я это великолепное интервью и вслед за Мамочкой размечтался. Эх, раздобыть бы какую-нибудь такую скатёрку, такой грантик, такой бюджетный фонтанчик, да сконстролить, ничего и ни в чём не отказывая людям, подобным Геннадию Полоке неиссякаемый источник финансирования хорошего, профессионального НАШЕГО кино. Шик? - Шик! "Вот какой у меня мечта"!..

15.07.2010 16:10:02 - Александр Трофимович Климчук пишет:

Есть ещё умные и талантливые. Спасибо В. Сухомлинову и Г. Полоке за беседу.

Кажущийся хаос жизни

Персона

Кажущийся хаос жизни

СТОЛЬНАЯ КНИГА

Владимир Бессонов. Московские беседы . – М.: ИНТЕРРЕКЛАМА, 2009. – 304 с.: 32 л. ил.

А знаете, иногда вдруг надоедают произведения сюжетные – ну нельзя же, в самом деле, всё время читать или смотреть одни детективы! Да и документально-исторические книги тоже бывают сюжетными. События и факты подгоняются порой под «нужную» концепцию. И тогда хочется… Ну вот взять хотя бы книгу Владимира Бессонова. На первый взгляд её композиция выглядит странноватой. Открывающий книгу раздел «В одной московской улице я помню старый дом…» посвящён архитектуре старой Москвы. Второй – «Забытые имена» – говорит сам за себя: о москвичах, некогда составлявших славу или курьёз города. Третий, «Аптеки для души», и вовсе повествует то о книгах с автографами, то о революции 1905 года с её восприятием через литературу. Особняком стоит раздел «Московские беседы» – ряд интервью с нашими современниками, такими разными, как Григорий Явлинский и Сигурд Шмидт, Людмила Сараскина и Виктор Аксючиц, Ольга Трифонова и Владимир Глоцер. Корреспондируется со вторым разделом пятый – «Из неизвестного и забытого». И вновь – совершенно отдельно часть последняя, «Почти рассказ».

Кто помнит, что украшал собою жизнь Москвы «профессор шансонетного искусства Андрей Захарович Серполетти», называвший себя ещё и «автором популярных реприз, скетчей, стр-р-рашных повестей и рассказов»? Невыдуманной мистикой пронизан рассказ «Штрихи к биографии московского дома» – о доме № 10 по Большому Гнездниковскому переулку, некогда больше известному как дом Нирнзее, по имени архитектора. Запечатлено строение и в строках классика: «Помните, дом Нирнзее стоял, над лачугами крышицу взвеивая?» (В. Маяковский). Здесь квартировал поэт Рюрик Ивнев, у которого в гостях бывали Осип Мандельштам, Арс. Тарковский, Н. Бередгоф, А. Штейнберг… Лестницы и стены помнят не только поэта Велимира Хлебникова, но и бывшего генерального прокурора СССР А. Вышинского. На самом верху здания красуется майоликовое панно «Лебеди и русалки» известного художника А. Головина. А сам дом одно время принадлежал банкиру Д. Рубинштейну, скандально известному «Митьке». Сам же архитектор Эрнст Карлович Нирнзее в 1918 году, когда к власти пришли большевики, покончил с собой, бросившись в пролёт лестницы своего знаменитого творения…

Историй, подобных этой, в книге множество. Они возникают внезапно, неожиданно пересекаются, словно бы без ведома автора. Но всё не так просто. А как? Читайте книгу. И любуйтесь заодно её замечательными фотографиями.

Александр ЯКОВЛЕВ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

«Я такие судьбы наблюдал!»

Портфель "ЛГ"

«Я такие судьбы наблюдал!»

ИНТЕРТЕКСТ

Писатель, переводчик, журналист Анатолий Сергеевич МАКАРОВ родился 12 июля 1940 года в Москве. Окончил факультет журналистики МГУ. В 60-е годы начал печататься в еженедельнике «Неделя», с удостоверением специального корреспондента этого издания объехал всю страну… Как прозаик дебютировал в 1974 году в журнале «Юность» с повестью «Человек с аккордеоном». Она переведена на многие языки, легла в основу художественного фильма и театрального спектакля. Анатолий Макаров – автор романов «Жилплощадь», «В ожидании звонка», повестей «Мы и наши возлюбленные», «Футбол в старые времена», «Последний день лета», «Ночью, на исходе зимы», пьесы «Последний маскарад». Его перу принадлежат книги «Александр Вертинский. Портрет на фоне времени», рассказы, очерки, эссе. Работая в «Неделе» в 1960-х годах, в разделе, в котором печатались советский рассказ и переводная новелла, Анатолий Сергеевич познакомился со многими писателями, подружился с Фазилем Искандером и Василием Аксёновым. При его участии в «Неделе» были напечатаны отдельными новеллами отрывки из «Сандро из Чегема» Фазиля Искандера и рассказы Виктории Токаревой. А также произведения Георгия Владимова, Василия Шукшина, Александра Борщаговского, Михаила Рощина… Последнее время – колумнист «ЛГ».

– Анатолий Сергеевич, поздравляем со знаменательной датой. А положа руку на сердце, считаете свою писательскую судьбу сложившейся?

– Когда я думал о моей писательской судьбе, то приходил к выводу: у меня сбывается всё. Но сбывается в некой «прививочной» дозе. Так, говоря о повести «Человек с аккордеоном», могу нагло утверждать: знаю, что значит проснуться знаменитым. «Человек» был напечатан в «Юности», журнале с тогдашним двухмиллионным тиражом. А читали его миллионов десять. И буквально на следующий день и в течение двух месяцев у меня не замолкал телефон. Через месяц приехали киношники. Ещё через месяц – театральные режиссёры… В Союз писателей меня приняли без книжки – по тем временам большая редкость! Причём рекомендацию мне писали Фазиль Искандер, Александр Борщаговский. К приёму в СП относились серьёзно. И сам вопрос приёма определяла секция, так сказать, на профпригодность. Председатель секции прозы Юрий Трифонов, посмотрев рукопись, сказал: ну что ж, тут всё ясно… Много писем приходило. И лучшие письма – как раз из интеллигентной провинции, университетских городов, республиканских столиц.

– Пока всё хорошо складывается…

– Да, такой хороший момент был в моей жизни. Но старшие и умные писатели меня предупреждали: это начало, а что будет дальше – неизвестно! Наступил период и не очень счастливой литературной жизни. Раньше журналы делали имена своим авторам. Были авторы «новомирские» или авторы «Юности». И надо было в течение трёх лет там три-четыре раза напечататься. А у меня не получилось! Всё заворачивалось. Хотя вроде бы и хорошо ко мне относились… Правда, книжки выходили: и в «Молодой гвардии», и в «Советском писателе»… Переводились. И в кругах профессионально-литературных репутация у меня была неплохая. Серьёзно рассчитывал я на роман «Жилплощадь». На него меня, писателя сугубо городского, вдохновили тогдашние «деревенщики». Я подумал, что история такой вот обычной московской коммуналки, в сущности, то же самое, что история деревни.

– Название романа какое-то…

– Название у меня было выбрано специально несколько эпатирующее – бюрократическое. Хотелось показать, что карьера горожанина – это его попытки получить какое-то место: подвал, потом комнатка, потом получше и в конце концов, дай бог, квартира – и жизнь, в сущности, удалась! Описанный дом реален, он и до сих пор стоит. И всё, что там свершалось на моих глазах, и великое, и страшное, – в нём и во дворе. И случилось странное. Когда я закончил его (в 85-м году) и стал показывать в журналах, то услышал: ну зачем нам такая чернуха! В «Совписе», где ко мне хорошо относились, прозой занимался Гарий Немченко. Он позвонил мне и сказала: на тебя жуткая первая (внутриздательская) рецензия! Обвиняли в антисоветчине. Но издательские работники были людьми опытными и дали роман на рецензирование Володе Цыбину. Он написал доказательно-хорошую рецензию. И таким образом перечеркнули плохую. Но в это время началась перестройка. И то, за что меня упрекали, обернулось противоположностью. До этого была антисоветчина, теперь – «лакировка действительности». В то время как раз по журналам пошёл вал публикаций зарубежной литературы, и моя рукопись «в струю» не попала. И хотя книга вышла приличным по нынешним временам тиражом – 30 тысяч и ожидалось переиздание, но тут всё рухнуло.