Падающая звезда - Кейт Грин

Выстрелы, дырка от пули, пожар, поезд. Интересно, что Мирина изменит в этих сценах. Ния была уверена, что Мирина не оставит для новобрачных счастливого конца. Ния покрутила дешевое обручальное кольцо, которое купила для съемок. Рита и Сэм.

Мирина отодвинула стул назад и продолжала:

– Есть еще эпилог, очень краткий. Камера идет за поездом. По обстановке видно, что прошло много лет. Скульптор идет по вагону-ресторану. За последним столиком он видит женщину в возрасте, очень красивую. Она сидит одна. На ней маленькая черная шляпка, какие носили в тридцатых годах. Точно такая же, как он подарил когда-то своей возлюбленной. Шляпка, из-за которой погибла его натурщица. Скульптор представляется и пробит разрешения присоединиться к ней. Это – та приятная женщина из второй истории. Они говорят о взрослых детях, разводах, путешествиях. Потом идут в ее купе и отдаются друг другу, размышляя при этом, не являются ли случайные связи самой чистой формой любви. Приятная женщина говорит, что давным-давно поняла, как важно уметь воспользоваться случаем. Говорит, что никогда раньше не делала этого, но хочет попробовать. Потом они лежат рядом, отдыхая. Поезд медленно проезжает через небольшой городишко. Они поднимают занавеску и выглядывают в окно. Поезд идет мимо городской свалки, где черный медведь разгребает лапой останки разломанной домашней утвари. Собака с лаем бежит за поездом. Ворона садится на кучку черных автопокрышек. Задние стены домов. Дворы. В одном из них женщина развешивает выстиранное белье. Это – новобрачная спустя двадцать лет. Бывший новобрачный возится с мотоциклом позади дома. Женщина прекращает развешивать белье, смотрит на поезд. Она машет вслед поезду.

Мирина закончила рассказывать и дотронулась до пустого бокала, подавая знак официанту. Джек Дризер первым начал аплодировать Мирине.

Тэсс Джуран отодвинулась на стуле от стола.

– Прекрасно, Мирина. Очень символично. Но зачем рассказывать нам сюжет, если все изменится, как только мы начнем съемки? В первых двух частях тоже все было иначе. Сердитая женщина, я – должна была утонуть, но, когда мы стали работать, – утонул Джек. И приятельница по комнате, как предполагалось, выходила замуж за скульптора в твоем первом сценарии. Тогда зачем ты все рассказываешь нам? Зачем ты обманываешь наши ожидания?

Мирина смотрела, как официант убирает ее суповую тарелку.

– Нужно же начинать с чего-то? Обмануться в надеждах, да? Но вначале ожидания должны появиться. И кто знает, возможно, когда-нибудь сюжет повернется так, как мы ожидали. Любовь восторжествует.

Официант распахнул дверь. К столу стали выносить большие блюда и расставлять перед гостями. На блюдах были разложены перепела с гарниром из запеченного сладкого перца и зеленого винограда. Ния, не отрываясь, смотрела на маленьких коричневых птичек. Отовсюду слышались восторженные восклицания по поводу изящного оформления.

Ния почувствовала отвращение к еде. Она поднесла ко рту салфетку, посмотрела на Харма. Как бы искусно ни были приготовлены перепела… Она извинилась, встала и быстро пошла по коридору в темный дворик. Над холмами сияла желтая луна, как спелая дыня. Кто-то оставил куртку на спинке стула. Ния накинула ее на плечи и села.

Она вспомнила, как у нее перехватило дыхание, когда Мирина рассказывала эпизод с мальчиком, стреляющим из ружья со склона холма. Два дня назад этого не было в сценарии. Неужели Мирине никогда не приходило в голову посоветоваться с ней, узнать, как чувствует себя актриса, когда факты из ее собственной личной жизни перекочевывают в фильм? Эпизод с мальчиком не вписывается в сценарий. Он не является органичной частью сюжета. Если не считать одного – дырка от пули испортила машину.

А кадры с поездом. Неправдоподобно. Вряд ли она сможет ждать, пока Джек вытащит ее из машины, остановившейся на путях. Черта с два! Эта сцена для каскадеров, она не собирается рисковать жизнью. Пусть наймут дублера. Хорошо бы поговорить об этом с Сюзанной. Возможно, она убедит Леонарда в необходимости дублера. Только этого ей и не хватает на съемках, оказаться на железнодорожных путях в автомобиле и попасть под поезд.

– Ния, ты избегаешь меня? – прервал ее размышления мужской голос, она вздрогнула, резко повернулась, вглядываясь в неясные очертания.

Мануэль Моравио появился позади ее стула бесшумно, словно подкравшись.

– Бог мой, Мануэль, ты напугал меня. Я не слышала, как ты подошел. Как поживаешь? Посиди со мной.

Писатель снял черную шляпу, обнажив жесткие седеющие волосы. Он был невысокого роста, с узкой грудью, но мускулистый, с яркими испанскими глазами и мелодичным голосом. Он говорил на безупречном английском. Много лет он прожил в Лондоне. Но все-таки в его речи иногда проскальзывал акцент. Мануэль сел рядом, взял ее руку и поцеловал.

– Ты совершенно игнорировала меня весь вечер.

– Извини, Мануэль. Ты разговаривал с Мириной, а меня втянули в беседу Тэсс и Джек. Ты был сегодня на съемочной площадке?

– Да, но я старался не попадаться тебе на глаза. Знаю, какая ты во время работы – в состоянии транса, не замечаете нас, простых смертных! – он рассмеялся, глаза потемнели.

Из дома слышались голоса и звон посуды. В саду у бассейна ветер шевелил листья деревьев, шелестел в цветах.

– Я очарован, – сказал Мануэль. – Но ты держишься слишком отчужденно. Ты – трудная женщина для сближения. Ты – холодный огонь. Голубое пламя.

– Ты так поэтично выражаешься, Мануэль. Но я совсем не пренебрегаю тобой. Я поглощена своими мыслями, это правда. И не очень веселыми.

Он взял ее руки изысканным жестом, словно собрался пригласить на танец. Он, действительно, прекрасно танцевал народные танцы, выучил множество их еще в детстве. Ния иногда недоумевала от странностей его поведения, противоречивости характера. Вспышки неуемной радости, детское восторженное простодушие сменялись унынием, озабоченностью, неразговорчивостью на много дней. Она ничего не имела против этих качеств, когда работала с ним над фильмом «Крылья». Если он замыкался в себе, у нее было время поразмыслить над ролью, разработать собственное отношение к героине. Во время его творческого отчаяния у нее был простор для действий. Но однажды он не разговаривал с ней и не замечал ее несколько дней подряд, и это ее озадачило. Может быть, она каким-то образом раздражает его? В конце концов, она почувствовала себя отделенной и напрямую спросила, почему он так невнимателен к ней.

– Но у тебя же не было сцен в эти дни, – ответил он. – А когда у тебя нет сцен, я забываю о твоем существовании. Я вспоминаю, что ты – не Соня. А вам, американцам, постоянно требуется внимание, чтобы знать о своем существовании! Вот что я тебе скажу. Мы сейчас с тобой будем танцевать. Танец решит эту дилемму.