Хроника Горбатого - София Валентиновна Синицкая

Сгорела или на хлеб обменяли. Надо новую искать. Вставай, Чудик, пойдём.

Руна вторая

Васькины родители делают чучелки, а Тролле вешает Полишинеля

В связи с неожиданным наступлением Красной армии началось мощное перемещение финских войск, произошёл отток резервов с Онежских берегов на Карельский перешеек. Васькины истребительные родители в составе батальона НКВД решили воспользоваться благоприятной ситуацией и форсировать Свирь, по берегу которой проходил финский оборонительный рубеж. Но как это сделать? Река хорошо охранялась. Вот что рассказывал Васька школьным товарищам после изгнания фашистских захватчиков.

– В бетонных ДОТах сидели финские миномётчики, смотрели в щели и видели всё, что происходит на воде. Они расстреляли бы наших. Следовало определить расположение огневых точек противника, чтобы жахнуть по ним прицельным огнём. Нужны были координаты, а где их взять? Разведка подкачала. Все понимали, что надо спровоцировать финнов, чтобы начали стрелять и выдали, где прячутся. Кто-то должен был вызвать огонь на себя. И тогда мама стала сворачивать чучелки.

– Как на огороде?

– Да, Варя, как на огороде. Мама их сворачивала три дня и три ночи. Надела на них каски, штаны и рубахи. Получился штурмовой отряд. Командиру папа сапоги свои отдал. Потом сделали деревянные пулемёты и пушки. Солдаты должны были на плотах и в лодках переплыть Свирь и напасть на врага.

– Так они ж не настоящие?

– С ними были настоящие, которые знали, что, скорее всего, погибнут. Им было дано задание вести плавсредства с чучелками под огнём противника. Пятьсот метров в холодной и быстрой воде. Перед отплытием обнялись друг с другом, попрощались.

– И твой папа с мамой попрощался?

– Нет, отца не взяли. Решили, что он недостаточно ловкий и плохо плавает. Управлять плотами и лодками могли только молодые и сильные десантники. А у папы было ранение.

– И что же дальше, говори.

– Обнялись они, значит, попрощались друг с другом и поплыли: толкают в воде плавсредства с чучелками. Финны их увидели и начали стрелять, все свои огневые точки выдали. Наши их засекли и прямой наводкой шарахнули. Десантники плывут к далёкому берегу, усталые, вокруг пули свистят. Финны никак не расчухают, что солдаты соломенные. «Слепые они, что ли?» – думает младший сержант Поджигин, из последних сил толкая лодку вперёд. И вдруг чувствует, что сама поплыла лодка. Кто-то командует: «Навались, раз, и-раз, и-раз, и-раз. Легче гре-есть, береги вёсла, навались!» Высунулся – и глазам своим не поверил: чучела гребут, а командир в сапогах командует. Затарахтели деревянные пулемёты. Подплыли к берегу. «Вёсла в воду!» Командир выскочил и зажёг дымовую шашку. Под её прикрытием началась массовая переправа. Финны испугались, побежали. Ни один из добровольцев, толкавших плавсредства с чучелами, не погиб. Всех участников ложного десанта удостоили звания Героя Советского Союза.

– И соломенного командира?

– Конечно. Он настоящий солдат.

* * *

Гибкости наших военных действий сам Маннергейм обзавидовался. Советские войска нанесли поражение противнику, продвинулись в западном направлении и тем самым создали предпосылки для выхода офицера Тролле из войны. Финнам пришла пора отползать из Восточной Карелии, бросать народные школы, органы печати, концлагеря и прочие очаги просвещения. Арви был вне себя от беспокойства. Его надежды на воцарение Великой Финляндии при поддержке немецких камрадов рушились на глазах.

Анна спросила Ваську, поедет ли он с ней в Хельсинки. Васька сказал, что вряд ли, потому что она, хоть и добрая, но фашистка.

Пришло известие о гибели Йозефа и исчезновении Эйно. Арви приехал к своей лотте, но её не застал, она помогала собираться в дорогу тем немногим «соплемённым» деревенским жителям, которые согласились уйти вместе с финнами. Разговаривая и размахивая руками, бродил по пыльной дороге. К нему боялись подходить.

Разнёсся слух, что «на той стороне ручья», куда новая власть переселила в сорок первом «неправильных» местных, появился оборотень – вторую ночь подряд врывается в избы, вытаскивает женщин, детей, стариков, душит их и развешивает на ёлках.

Анна пошла к мосту. За ней поспешал, пригибаясь к земле, перепуганный староста: «Лахтипистоли у сучки! Я только посмотрю, что будет, только посмотрю».

В первой избе дверь была нараспашку, жалобно блеяла козочка. Под елью сидел Арви. На ветке действительно кто-то висел. Анна закричала – показалось, это Васька. Подбежала и увидела, что болтается Полишинель в Васькином рваном пиджачке и кепке. Людей не было, все разбежались в страхе перед безумным офицером.

С дядей говорить было бесполезно, он ушёл в свой тёмный таинственный мир. С большими трудностями Анна везла Арви домой в Суоми. За спиной осталась советская Карелия – обломок мечты о Великой Финляндии, шумели воды Свири и Вуоксы, гремели раскаты орудий, кричали от боли и радости солдаты, росли белые грибы, в озёрах пахли двадцать вторым номером «Шанель» кувшинки и кубышки.

Руна третья

Проклятие горбатого

Красная армия вытряхнула финнов с территории нашей страны. За шкирятник Анна тащила безумного дядюшку через границу, которая была нарушена три года назад. Арви рыдал, сопротивлялся, потом внезапно успокоился, гордо поднял голову, воздел руки и закричал: «Рота! Труд!» К нему подбежали две санитарки, хотели помочь Анне запихнуть его в грузовик, который должен был ехать на жэдэ станцию. Но с Арви что-то приключилось странное, он вдруг преобразился, стал ещё выше ростом, крупнее. Утерев рукавом сопли, офицер смотрел на Советский Союз и дышал полной грудью. Казалось, что Арви уже не Арви, а кто-то другой, на него похожий, но более сильный, почти могущественный, почти великий.

Отмахнувшись от комара, Арви наложил проклятие на рюсся. Он кричал:

– Вы отняли моё самое дорогое. Эйно больше нет. А Виипури в ваших руках. Я не хотел, чтобы вам достался город моего детства, но не успел его взорвать. Так вы сами его раскурочите, ха-ха! Сначала загадите парадные лестницы, сломаете печи, собьёте лепку. А потом будете поджигать и сносить дома кварталами. Вы своими руками уничтожите то, чем могли бы наслаждаться. Ваши дети не будут греться у изразцовых каминов, вы их разобьёте и выкинете на помойку. Туда же отправится наша дубовая мебель, наш ценный паркет. Сухие подвалы отсыреют и будут забиты хламом. Сломайте нашу канализацию и отопление. Угробьте прекрасную мостовую. Выламывайте гранитные поребрики – таких ни у кого нет, пусть и у вас не будет. Сами! Всё сами! В своей разрушительной силе вы переплюнете даже меня. Я не успел бы уничтожить столько великолепия. Долой кованые ворота! Даёшь помойки в живописных местах! Я вас заклинаю на разрушение красоты и уюта. Не только в моём Виипури. Вы разрушите ваши деревни, родительские дома.