Лесные дали - Шевцов Иван Михайлович

Ярослав был рад. Достал из кармана два кусочка сахара, дал один Лелю.

- А теперь пойду с Байкалом поздороваюсь.

- Иди, здоровайся. А как же.

Афанасий Васильевич взял оба чемодана и понес их в дом, а Ярослав, угостив лошадь сахаром, ласково прижался щекой к горячей шелковистой шее. Байкал отвечал негромким ржанием.

- Ну хорошо, хорошо, дружок. Соскучился. Понимаю тебя. Я, брат, тоже соскучился. Вот немножко передохну, поговорим со стариком, а тогда с тобой сделаем прогулочку по участку. А теперь гуляй, гуляй.

И похлопал коня по широкому крупу.

Ярослав подошел уже к калитке, как снова залаял Лель и бросился к забору: Алла, смущенно и радостно улыбаясь, шла навстречу. Без слов они бросились друг к другу, замерли в долгом поцелуе, и ничто уже не сдерживало их - даже окно, в которое смотрел Афанасий Васильевич, услыхав лай собаки; не мог бы остановить и Погорельцев, окажись он здесь… Ярослав слышал только ее мягкие, теплые, как дыхание, слова: "Совсем заждалась…" - да губами ощущал ее слезы.

Потом она спрашивала что-то о поездке, он отвечал односложно, невпопад, не сводя с нее жадных влюбленных глаз, и с надеждой думал: "Значит, решилась" Он взял из ее рук корзину, восхищался грибом-великаном который можно в Москву на выставку отправить, но прежде надо обязательно показать Афанасию Васильевичу. А для Аллы гриб был достаточным предлогом, чтобы войти в дом. И она вошла. На Афанасия Васильевича гриб произвел впечатление, но старик уже знал, что дело конечно, не в грибе. Любовь трудно скрыть. Влюбленных с головою выдают глаза, лицо и голос.

"Однако дело далеко зашло, как бы не было худо", - с тревогой подумал старый лесник, сказал:

- Вот, не дождался тебя Николай Мартынович. Понравился ты ему.

Алла подарила Афанасию Васильевичу грибы, потом заторопилась, стала быстро прощаться. Ярослав пошел ее провожать. Шли лесом, избегая дорог и троп. Солнце висело низко над горизонтом, и лучи его уже не пробивали толщу деревьев. В лесу сгущались легкие сумерки и бродили первые волны прохлады. Ярослав рассказывал о Болгарии. Потом вдруг спросил:

- Ты придешь домой с пустой корзиной. Что подумает Валентин Георгиевич?

- Мне все равно, что он подумает, - ответил Алла.

И опять обожгла мысль: "Значит, решила". Спросил:

- Ты случайно оказалась возле нашего дома?

Она молча покачала головой.

- Я знала, что ты сегодня приезжаешь.

- Откуда?

- Погорельцев сказал. Думаю, нарочно. И все понял. Я не могла скрыть, не умею притворяться. Он догадывается.

Что-то большое и нежное разрасталось в нем стремительно и несокрушимо. Нет, больше нельзя тянуть, нужно решать. Остановился, посмотрел на нее в упор блестящими глазами, сказал дрожащим голосом:

Алла… - И запнулся, ему не хватало воздуха.

Что? - тепло выдохнула она.

Я так спешил сюда… И так рад. Я счастлив сегодня… Я самый счастливый на земле человек…

Оба они остановились перед покинутым горе-туристами "стойбищем". Похоже было, что проведшие здесь сутки, а может и больше, дикари обитали в большом шестиугольном шалаше, сооруженном из молодых жердевых елок и лапника. Остовом, к которому приколачивались жерди, служили шесть старых елей. Внутри шалаша горел костер, головешки от которого валялись тут же вперемешку с битой стеклянной посудой и пустыми консервными банками. Стволы и хвоя всех шести елок были опалены огнем. Рыжие почти до самых вершин, они производили жалкое впечатление. Казалось, вопиют и взывают о помощи. Уходя, туристы подожгли свой шалаш, устроив своеобразный прощальный костер.

- Нет, это не люди, - как стон, вырвалось у Ярослава. - Откуда такие берутся?

- Мог быть большой лесной пожар.

- И я об этом же. Диву даюсь, что помещало огню пойти дальше.

Ярослав представил себе встречу лесников с этими преступниками. Филипп Хмелько прошел бы мимо, сделав вид, что ничего не заметил: мол, лучше не связываться. А Чур? Чур, пожалуй, подошел бы, поругал и попросил бы на чекушку. А Рожнов? Как бы он повел себя? Подошел бы Афанасий Васильевич - обязательно с Лелем - и всю эту компанию доставил бы в лесничество. Нет, от Рожнова преступники не смогли бы уйти.

Но факт оставался фактом: загублено шесть спелых елок да штук шесть молодняка. Произошло это в его отсутствие, но Ярославу от этого не легче, потому что не легче от этого лесу - великому многострадальному молчальнику.

Алла уловила на его лице напряженную работу мысли с оттенками досады и огорчения. Она хотела спросить, о чем он думает в эту минуту, но вместо вопроса сказала, протягивая руку:

- Мне пора. Дальше не провожай. Афанасий Васильевич заждался тебя. Что он подумает о нас?

- Он догадывается… И ничего плохого не подумает. Он добрый. Все поймет правильно, как надо. Я с ним сегодня поговорю. Ты перейдешь в его дом? Да? Перейдешь? Мы так решили?.. Ты молчишь? Ну скажи "да"…

- Да… - тихо сказала она. - Да, Слава. Я больше не могу… там, с ним… Понимаешь - лгать не могу… И сказать не решаюсь… Мне жалко его. Он пропадет без меня, сопьется. И грех этот ляжет на мою душу.

Что сказать ей на это, чем утешить? Ярослав не знал. Молчал, думал. После долгой паузы, произнес:

- Этот грех мы разделим пополам. Все будем делить пополам, счастье, радость, грех и печаль… Сегодня ты скажешь ему?

Она не спешила с ответом. Она определенно не знает, но сердцем чувствует, что ей еще нужно время.

- Не знаю… Ты сначала договорись с Афанасием Васильевичем. Это важно - где нам жить

- Хорошо, я сегодня же… Ты такая нерешительная. Что тебя держит?

- Сомнения, сомнения, - проговорила она. - А что, если это просто вспышка, фейерверк? Пройдет немного времени - и все погаснет. Для меня это будет конец.

- Ну зачем, Алла, - с болью сказал он. - Не надо. Никакая не вспышка. Это навсегда. Не веришь?

- Хочу верить… И боюсь… На меня это не похоже. Я всегда была решительной. И я решила. Слышишь, Слава, решила! Только дай срок. Лучше узнаем друг друга, хорошо?

- Как знаешь - я подчиненный, - ответил он упавшим тоном.

Они вышли на дорогу, идущую к селу. Она была освещена косыми лучами предвечернего солнца. Сзади послышался шум мотора: вздымая пыль, мчалась "Волга". Шофер резко затормозил. Из машины раздался бойкий голос председателя колхоза:

- Привет грибникам! Да что-то у вас в корзине пусто? Не везет?

- Кому в грибах не везет, тому в карты везет, - пошутила Роза. - Далеко ли путь держите?

- В Словени.

- Тогда садитесь, живо! - скомандовал Кузьма Никитич.

- У вас одно свободное место. Садитесь, Алла Петровна, - сказал Ярослав.

- Садитесь оба. Места хватит. Машина у нас резиновая. В тесноте, да не в обиде, - тоном приказа заговорил председатель, и Ярославу ничего не оставалось делать, как втиснуться вместе с Аллой на заднее сиденье. В пути Кузьма Никитич полюбопытствовал:

- У тебя что за дела в Словенях?

- А я до Чура. Дело есть.

Кузьма Никитич не умел молчать. Спрашивал Ярослава:

- Ну как поездка? Хороша страна Болгария?

- А Россия лучше всех, - отвечала за него Алла.

- Ты откуда знаешь? - ворчал председатель. - Болгария - страна интересная. Народ боевой, героический и трудолюбивый. Я бывал у них, тоже с делегацией колхозников ездили. - И вдруг без перехода, но с явным намеком: - Погорельцев тут без тебя скучал. Верно, Алла Петровна? Подтверди - скучал ведь…

- Что-то не замечала, - с некоторой неловкостью отозвалась Алла.

- Невнимательна, значит, - резюмировал с подначкой председатель. - Надо быть повнимательней к мужу.

Его слова неприятно жалили.. Это чувствовала не только Алла, но н Роза и Ярослав. Роза опасалась, что увлекшийся Кузьма Никитич и дальше будет разбрасывать свои колючки, шепнула Алле:

- Может, сойдем здесь, пройдемся. Им ведь направо к Чуру.

- Остановите, пожалуйста, - сказала Алла, и они вышли перед селом у речушки.

О том, что Алла встречается с Ярославом, Роза догадывалась. Однажды председатель колхоза сказал ей: