ДОЧКИ-МАТЕРИ. Третий лишний? - Каролин Эльячефф

Если инцест между отцом и дочерью мы обсуждаем в главе «Экстремальные матери» и под заголовком «Неполноценные матери», то, как раз потому, что матери играют в нем далеко не последнюю роль, точнее, существует роль, которую они не способны исполнить должным образом. Это роль того самого «третьего», но уже в отношениях отца и дочери. В этом случае мать отсутствует не физически (как в случае отказа от ребенка или ее смерти), а символически, что становится предпосылкой для возникновения инцеста, какой бы ни была степень материнского осознания или ответственности за свое самоустранение. Таким образом, мы имеем дело не только с плохим обращением отца с ребенком, но и с одной из экстремальных форм материнской неполноценности.

Именно роль матери в возникновении инцеста между отцом и дочерью и станет предметом нашего исследования в дальнейшем, а не внутренние причины, подталкивающие к нему отца или последствия этой ситуации для дочери.

Потайная дверь

Роман Кристианы Рошфор «Потайная дверь» (1988) рассказывает об инцесте между отцом и дочерью, которому героиня впервые подверглась, когда ей было всего восемь лет, и эти инцестуозные отношения продолжались почти до ее совершеннолетия, когда они были продублированы «добровольной» инцестуозной связью с ее дядей, братом отца. Все это выясняется за один короткий визит к психоаналитику. Инцест между дядей и племянницей будет распознан и разоблачен, и дочь будет наказана, так как ее отдадут в пансион. В то же время, благодаря этому наказанию у нее появится защита от собственного отца. Один инцест может скрывать другой, и тайна инцеста между отцом и дочерью так и не будет раскрыта.

Отец был отстранен от семейной жизни, когда мать обнаружила, что она беременна (в эту пору им обоим было по девятнадцать лет); он вернется, когда дочери исполнится восемь. «До сего времени он был предельно сдержан. С другой стороны, нельзя сказать, что теперь он изменился». Он не прибегает к физическому насилию, но говорит дочери об «особенных отношениях», то есть об отношениях, из которых исключена мать: «Это восхитительные отношения, только для нас двоих, только ты и я. Особенные отношения. Не упусти свой шанс». Самым обычным, будничным образом он прибегает к шантажу, лишь бы сохранить секрет: он угрожает ей смертью матери («потому что если мать об этом узнает, она выбросится из окна»), или пугает утратой доверия и уважения окружающих («Они тебе не поверят, им понадобятся доказательства, которых у тебя нет. Им наплевать на тебя. И еще они как следует поглумятся над тобой, если сразу не вышвырнут вон»).

Помимо всего прочего, он поставит под сомнение собственное отцовство, пытаясь таким образом оправдать возникновение инцеста: «В конце концов, разве я твой настоящий отец? Никогда нельзя быть в этом уверенным». [...] Подозревая, что он не был моим настоящим отцом, он попал в самую точку: он им и не был, вот так. А мать по воспоминаниям не особенно отличалась высокой добродетелью. Более того, он внушает чувство вины самой жертве, чтобы она страдала от него всю жизнь:

« – Что сделано, то сделано, не стоит к этому возвращаться.

И потом добавил:

– Тебе не стоило все это затевать.

Оказывается, это я все затеяла».

А что же мать?

Мать не выполняет свою защитную функцию, по крайней мере, она не защищает дочь от отца, как не исполняет супружеского долга перед мужем, о чем безжалостно сообщает дочери отец: «Как мне надоели эти вечные мигрени твоей матери, они длятся целыми неделями, а этот джентльмен давно объяснил мне, что она «этого не любит». Неудовлетворенный муж просто вынужден был начать поиски чего-то другого, а «мужчина так слаб», «у мужчин свои потребности, с этим ничего не поделаешь, нужно просто смириться». «И вот я стала запасным колесом и вынуждена соперничать с собственной матерью. Мне обещано покровительство, если я буду ублажать его: разделяй и властвуй».

Оставив вакантным свое место жены рядом с мужем в семейной конфигурации, мать не в состоянии выполнять также свои материнские функции и делает вид, что никогда и ничего не замечает. С точностью до наоборот, дочь сама стала защитой для матери от притязаний неудовлетворенного супруга – ее собственного отца, и это положение сохраняется до самого отъезда, когда дочь, наконец, решает надолго покинуть мать без объяснения причин, после того как едва не решилась пойти на преступление (воровство, проституцию). Настоящая мать заметила бы тревожные признаки, которые так и остались вне ее внимания. Например, хорошую мать встревожило бы падение школьной успеваемости, но она не сумела или не пожелала понять: «Что-то не в порядке? – В знак согласия я обреченно склонила голову. Кто-то не в порядке, – чуть было не сказала я. – Так что же именно? – спросила она. – Я молчала». Кроме того, дочь тошнило: «У меня часто была рвота. Меня отвели к доктору. Он выписал лекарства. Я прочла инструкции. Моего случая не было в списке показаний для их приема. Я спускала их в унитаз. В нашей семье любили порядок и следили, чтобы я регулярно их принимала. Лекарства против моего отца. Смешно».

Вот как в этом романе две девочки подросткового возраста жалуются друг другу на насильников – собственных отцов. Одна подружка рассказывает другой: «Кажется, у меня был классический вариант: это происходило по утрам, когда мать уходила на работу. – А у меня, когда мать спала без просыпу», – делится в ответ вторая». А что же их матери? «Одна моя подружка из-за своей матери никому не могла сказать. – А, точно. Матери – это наш крест. [...] Если бы они знали, они бы выбросились из окна. Он мне так и сказал. Попробуй, рискни тут! Ты никогда не можешь быть уверенной, что она этого не сделает, а она – раз, и окажется там, внизу, на земле». Но жертвы инцеста могут говорить о нем, только если они чувствуют, что перед ними возможный слушатель, что кто-то готов их выслушать и поверить им: «Если бы я увиделась с ней снова, я бы ей все рассказала о том, чего ей следовало бояться. С тех пор прошло столько времени. А тогда я не смогла, а она не хотела». Поэтому слова и не приходили к ним, даже в полицейском участке: «Я вошла и подумала: что я скажу? Как об этом говорить с полицейским? Вечная проблема – как подобрать подходящие слова».

Финал романа написан столь же ярко и выразительно, в соответствии с образом главной героини и всей книгой, далекой от жалостливого тона и патетики. Она наполнена юмором, шутками, и, похоже, именно благодаря им, а также природной ясности ума и некоторой доли хитрости героини (обманывать обманщиков, предавать предателей), ее фантазиям на тему мести (как убить отца), и откровенным рассказам (в школе, в комиссариате, у кюре, с подругами), дочь избегает позиции жертвы. Позиции вечно несчастной, которой все и всегда что-то должны из-за ее страданий и которая никак не может их прекратить из-за того, что рискует потерять слишком многое:

«Откажитесь от иллюзий и уверенности простофиль в том, что нужно все время взрыхлять болезненные воспоминания о прошлых несчастьях, как будто это пожизненный долг, который постоянно требует новой оплаты.

Откажитесь от иллюзий о морали, которую так красиво внедряли вам в грешную душу и которая превращает воспоминания о грязных ситуациях в бесконечно повторяющийся ад юных лет.

Не знаю почему, но это – не по мне. [...] Страдать от того, что пережил страдания, – увольте, нет».

Насилие

Роман «Изнасилование» (1997) Даниэль Сальнав, состоит из «шести разговоров, нескольких писем и одной заключительной беседы» между исследователем-женщиной и одной из опрашиваемых женщин из народа. Эта женщина замужем за человеком, отбывающим тюремное заключение за изнасилование дочери этой женщины и своей собственной дочери – ее падчерицы. Хотя интрига раскручивается стремительно, книга написана почти документально, как будто жанр романа не вполне подходит для описания столь травмирующих событий.

По ходу повествования мы становимся свидетелями трудного признания этой женщины в двойной вине – за преступление своего мужа, а затем и за собственное предательство. Поначалу она пыталась делать вид, будто не осознавала происходящего, и чуть ли не выдавала себя за жертву (в ответ на обвинение, исходящее от дочери), затем лгала, что пыталась защитить дочь и обратиться в правоохранительные органы, но в конечном итоге она призналась, что ее муж насиловал падчерицу с самого раннего детства (а не только, когда та была подростком), и не только падчерицу, но и ее родную дочь. После того, как она попыталась изобразить свою супружескую жизнь безупречно счастливой и гармоничной, постепенно выясняется, что ее сексуальные отношения с мужем прекратились вскоре после свадьбы. Наконец, она подошла и к моменту, когда начался инцест, который она не только не пыталась предупредить или прекратить, напротив, она способствовала ему, заставляя дочь уступить отчиму, чтобы удержать его в доме: «Ты понимаешь, что ты делаешь со своим отцом? Ты что, не видишь, как он устал? Ты хочешь, чтобы он заболел? [...] Глупая девчонка!» С молчаливого согласия, если даже не одобрения матери, насилие над ее родной дочерью совершает человек, который является не только ее отчимом, но и мужем ее матери, – на лицо «символический» инцест первого типа, дублированный «реальным» инцестом второго типа[30].