Бедржих Сметана - Зоя Гулинская

Опустился занавес. Раздались громкие аплодисменты. Много раз выходили молодые артисты раскланиваться, а зрители все шумели. Они вызывали Бедржиха Сметану, руководителя и организатора школы. Выйдя на сцену, Сметана приветливо раскланивался, продолжая недоумевать, как могло остаться незамеченным чудовищное искажение. Но все считали, что первый спектакль оперной школы прошел блестяще.

Через несколько дней Сметана уехал из Праги. Это лето он решил провести в Овчарнах у Софиньки. Он надеялся, что тишина и покой этого заброшенного уголка да заботы любящей дочери помогут ему восстановить утраченные силы.

…В Овчарнах Сметана много гулял. Владения князя Гуго Таксиса простирались на многие километры. Зять Сметаны служил у князя лесничим и часто бывал в разъездах. Сметана каждый раз охотно сопровождал его. Пока Шварц объезжал какой-нибудь участок леса или вел переговоры с лесорубами, Сметана располагался где-нибудь поблизости на опушке, вынимал бумагу, карандаш и рисовал. Еще в юности он увлекался рисованием и посвящал тогда этому занятию многие часы. В былые дни, когда расцветала его нежная любовь к Катержине, он часто рисовал ей в альбом…

Иногда они со Шварцем охотились и, пробродив целый день в лесу, приносили Софиньке свои трофеи. Однажды, забравшись в густую чащу, Сметана вдруг остановился, пораженный замечательно чистым звуком флейты. Он раздавался откуда-то из глубины леса. Невидимый музыкант старательно выводил длинную-длинную ноту. Заинтригованный Сметана спросил спутника, который не только прекрасно разбирался в лесных голосах, но даже умел многим из них подражать, кто из пернатых обитателей мог издавать такой звук. Но Шварц с недоумением глядел на тестя — он ничего не слышал. Они шли, пробираясь сквозь кустарник, выходили на полянки, а загадочный музыкант, как казалось Сметане, следовал за ними. Потом все прекратилось. Как Сметана ни напрягал слух, как ни прислушивался, больше ему не удалось уловить поразивший его звук, так сильно выделявшийся среди многоголосого лесного хора.

Вечером Сметана рассказал Софиньке о случившемся, весело подшучивая над ее мужем. Можно ли так увлечься охотой, чтобы даже не слышать великолепного лесного флейтиста и не оценить его? Рассказ отца взволновал Софью. Она радовалась, что к нему снова вернулось хорошее, веселое настроение. Но ее все больше и больше беспокоили те загадочные звуки, которые он будто бы слышал по временам. Перед приездом отца она привезла один из его инструментов и пригласила мастера настроить. Она хорошо знала, как не выносит отец фальшивых звуков. Однако, усевшись по приезде вечером за фортепьяно, Сметана сказал, что еще никогда не играл на таком расстроенном инструменте. Между тем Софья, сама хорошо игравшая, не заметила никаких погрешностей. Тогда она ничего не возразила отцу, чтобы его не раздражать. Да и тот случай в театре, о котором Сметана рассказывал, казался ей весьма загадочным. Она начинала подозревать, что с отцом делается что-то неладное. Флейтист в лесу был новым подтверждением этого.

Через несколько дней слуховые галлюцинации усилились. И Сметана начал понимать, почему никто из окружающих не слышит той флейты, звук которой он часто различал даже среди ночной тишины. Это был один из признаков нарушения его слуха.

Вначале Сметана не хотел лечиться. Он надеялся, что отдых и тишина окажутся лучшим лекарством. Но симптомы болезни повторялись и усиливались.

«У меня закладывает уши и временами кружится голова», — записал он в дневнике 28 июля 1874 года.

Обеспокоенный здоровьем Сметаны, Шварц повез его 1 августа в Прагу, чтобы посоветоваться с врачом. После длительного исследования доктор Зоуфал, лучший специалист по ушным болезням, предложил сделать несколько горячих воздушных ингаляций.

Встревожились и друзья Сметаны. Надеясь, что противники композитора, узнав о его болезни, хотя бы на время прекратят свои нападки и оставят мастера в покое, они сообщили в одном из номеров «Далибора»: «Капельмейстер Бедржих Сметана заболел в результате непрерывных волнений, которые ему последнее время причиняла известная группа лиц. Нервы его так напряжены, что на некоторое время он должен совершенно избегать каких бы то ни было занятий музыкой и любого умственного напряжения и в высшей степени нуждается в бережном к себе отношении. В оперной деятельности его могут на это время заменить капельмейстеры Чех и К. Бендль, занявшись, в частности, подготовкой новинок, показ которых нельзя откладывать».

Однако, они очень ошиблись. Слишком далеко пиводовцы зашли в своей травле, чтобы теперь считаться с болезнью композитора. Никакие человеческие страдания не могли смягчить их сердца. Они упорно продолжали свою линию, попутно издеваясь над друзьями и почитателями Сметаны, тяжело переживавшими постигшее его несчастье.

«Мы узнали, что у господина капельмейстера Бедржиха Сметаны началось серьезное нервное заболевание, — писала «Музыкальная газета». — Ничего удивительного! Непрерывные волнения, которые ему уже давно причиняет известная группа лиц, могли бы с течением времени подорвать здоровье и более крепкого человека… слышать над собой вздохи и жалобы некоторых «болельщиков», которые, чтобы казаться чем-нибудь издали, стараются протолкаться поближе к таланту, — это мог бы стерпеть человек немного более крепкого склада, чем господин капельмейстер Сметана. Если сам господин Сметана не выступит против этого расхныкавшегося сброда и не запретит категорически им всем унижать его, ломая руки над ним, то это приведет к тому, что его блестящая репутация как выдающегося пианиста и необыкновенно одаренного композитора сменится убеждением в его неслыханном убожестве. Непрерывно возрастает число тех, у которых с его именем связывается представление только как о совершенно больном человеке».

С неслыханной дерзостью обнаглевшие ригеровцы называли «расхныкавшимся сбродом» лучших представителей чешской культуры, окружавших Сметану. Среди них были такие замечательные люди, как Ян Неруда. Вероятно, ни одна змея не смогла бы дать столько яда, сколько влили авторы статьи в каждое слово, в каждую фразу ее. Эта группа консерваторов, не желавших понимать, чем является Сметана для родной страны, или, быть может, слишком- хорошо понимавшие это, продолжала травить мастера и тогда, когда всем стало известно, что здоровье его в угрожающем состоянии.

Сметана уже почти ничего не слышал правым ухом, а левым — с трудом, прибегая к помощи слухового аппарата. В таком состоянии о дирижерской деятельности нечего было и думать, тем более что врач, лечивший Сметану, настаивал на полном покое. Он убеждал композитора ради сохранения слуха на время отказаться от музыки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});