Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 2 - Семён Афанасьев

игнорировал правила приличия, или никогда не знал о них.

По-хорошему, первым должен был ответить начальник образовательного процесса.

— Мои обвинения в его адрес могут быть каким-то образом дезавуированы? Если я выдвину их сейчас, в отсутствие его взрослых представителей? — мгновенно сориентировался преподаватель.

— Нет, — коротко и однозначно ответил общественный обвинитель. — Вы сейчас вводите в курс дела меня. Это не судебные дебаты, не очная ставка в процессе дознания, вообще не процессуальные действия.

— Прелюдия к оным, — подсказал со своего места Хидэоми.

Вообще-то, его коллега из прокуратуры сейчас лукавил. Но в целях экономии времени, можно было пойти и таким путём, тем более что ни о какой предварительной предвзятости дознания речь не шла.

— Он избил меня в моём кабинете. — Твёрдо заявил преподаватель.

Было видно, что эти слова даются ему с трудом.

— Кроме того, его одноклассник находится в больнице с кровоизлиянием в мозг, не знаю, как это сказать по-научному. — Продолжил Садатоши. — Он, — кивок в сторону белобрысого ученика европейской внешности, — немотивированно напал на пятерых учащихся старшей школы, нанес им достаточно серьёзные травмы.

— Орудие? — коротко поинтересовался обвинитель, сверившись с показаниями своего планшета.

— Я не знаю, — с досадой в голосе констатировал педагог. — Учащиеся утверждают, что драка голыми руками. Но что это меняет?

Хидэоми не стал сдерживаться и весело фыркнул, стараясь звучать потише.

— Давайте по порядку, — поморщился представитель прокуратуры. — Где заявление пострадавших учеников? Вернее, их законных представителей?

— У меня ничего нет, — Садатоши быстро поднял вверх пустые ладони. — Меня вон наши вызвали, из-за якобы драки в этом кабинете. — Он кивнул на офицера кобана. — А кстати, и правда. Где официальные заявления остальных пострадавших?

Взгляды правоохранителей скрестились на начальнике образовательного процесса академии.

— Насколько я знаю, эти заявления ещё не были написаны. — Вынуждено признал тот. — Но я более чем уверен, что за ними дело не встанет.

— Звоните, — предложил общественный обвинитель. — Звоните родителям прямо сейчас. Пусть шлют в электронном виде, заверяют собственными цифровыми подписями.

— Моего слова недостаточно? — многозначительно поднял бровь преподаватель. — Если постараюсь, я даже видеофайл найду.

— Ну и я тогда прошу открыть дело на основании моего слова, — мгновенно среагировал белобрысый. — Икару выбросили с третьего этажа эти самые пятеро. Её родители сейчас вместе с ней в реанимации, перелом позвоночника. Ушибы внутренних органов. Сотрясение мозга, кажется, с кровоизлияниями… Они просто физически не успели написать заявления. Мы дружим, поэтому я в курсе! — упредил он неизбежные вопросы правоохранителей.

— Мы не будем забегать вперёд, инициируя производство авансом, — мягко ответил и ученику, и учителю сотрудник прокуратуры. — Лично мой опыт говорит, что в некоторых случаях закон надо соблюдать безукоризненно.

— Если нет заявлений от пострадавших, а сами они живы; их дееспособные законные представители в состоянии выполнять свои процессуальные функции; то дознание не видит оснований для квалификации обвинения, — перевёл на понятный язык Садатоши.

— Давайте лучше разберемся, что тут между вами произошло, — нейтрально предложил его коллега, косясь на разбитый монитор на учительском столе.

— Я уже говорил предварительно, — снова вылез первым учащийся, пожимая плечами. — Беру пятую поправку. Вы же не думаете, что я буду свидетельствовать против самого себя? Допустим даже, только допустим, — он многозначительно поднял палец, — что за позицией уважаемого господина Кавасима стоят какие-то реальные основания.

— Какой грамотный парень, — весело хохотнул общественный обвинитель, переглянувшись с полицейским.

— Доказывать нужно вину, а не невиновность, — вздохнул белобрысый. — Азы юриспруденции. Презумпция невиновности. Я, честно говоря, не имею опыта подобных разбирательств. Возможно, мои юрист и жена отца, когда приедут, как сказал преподаватель, дезавуируют мои слова. Но лично я бы сейчас, по целому ряду личных моментов, очень хотел услышать какие-либо более серьёзные свидетельства собственной вины, чем просто слово против слова.

— Слово против слова? — зеркально повторил последнюю фразу представитель прокуратуры.

Он уже справился с неуместным весельем и выглядел бесстрастным и безэмоциональным.

— Ну да. Моё слово против его слова, что не так? — заозирался по сторонам Асада.

Правоохранители, снова переглянувшись, оставили последнюю ремарку без ответа.

— Я действительно вынужден у вас запросить какие-либо подтверждения ваших слов, — словно извиняясь обратился к педагогу общественный обвинитель. — Вот что имею ввиду…

* * *

Там же, через некоторое время.

— … медицинскую экспертизу можно будет сделать в нашем здании. Попутно, снимается вопрос её валидности в качестве судебного доказательства. — Представитель прокуратуры, не мигая, смотрел на Кавасиму. — Забегая вперёд. Даже если медицинское заключение совпадет с вашими заявлениями, я пока не вижу, как привязывать указанного вами исполнителя к вашему диагнозу. У вас ведется видеозапись в кабинете?

— А сам факт нападения учащегося на меня не является противозаконным?

— Если он вас похлопал газетой по затылку, это хулиганство, — пожал плечами правоохранитель. — Можете исключить его из своего учебного заведения. Через суд добиться запрета, чтобы он приближался к воротам. Принципиален вопрос тяжести нанесенных повреждений.

— Еще штраф можно выдавить из родителей, — подал голос со своего места полицейский. — Если газетой по затылку.

— Да, точно. Ещё штраф.

— Это неслыханно… — было видно, что преподаватель пребывает в явном волнении. — То есть, даже видеозапись того, как он меня избивает, не будет являться доказательством его вины?!

— Факта вины — будет, её степени — нет. А где сама запись? — мгновенно вцепился в последнюю фразу сотрудник прокуратуры. — Вы пока только говорите о ней, но я её ещё не увидел.

— Вы же сами сказали, что это только предварительная беседа? Не процессуальные действия, — парировал начальник образовательного процесса. — Тем более, пока нет законных представителей несовершеннолетнего…

— Они сейчас будут, — подал со своего места голос Асада. — Мне жена отца написала только что. Господа правоохранители, а я могу задать вопрос со своей стороны?

— Да, конечно, — спохватился за двоих Садатоши.

— Мой вопрос прост. Допустим, уважаемый педагог предъявляет видеозапись, где мои кулаки выбивают пыль из его пиджака. А как вы будете доказывать, что имел место жесткий контакт?

— Ты о чем? — заинтересованно вскинулся общественный обвинитель.

— Ну, допустим, я только имитировал удары, — пояснил пацан. — Вот так.

Он встал, подошёл к Хидэоми и выбросил вперед