Земля Богородицы - Елена Прудникова

В богословии спорящие понимали намного больше императора. Но что касается простого народа – тут глава светской власти разбирался лучше.

Давайте представим себе приход – обычную общину. Пресвитер, сам едва понимающий суть спора, пытается, как может, объяснить ее пастве, которая хочет знать, вокруг чего шум (при этом не надо забывать, что в собрании присутствуют как «старые» христиане, так и новообращенные язычники). После его в меру путаной речи встает какой-нибудь зажиточный ремесленник или торговец, уважаемый общиной за обстоятельность, дородность и громкий голос, и задает неизбежный вопрос:

– Ты мне главное-то скажи. Христос – он Бог или не Бог?

Дальше все зависит от священника. Если он придерживается магистрального направления в богословии, то говорит ему: «Не волнуйся, Христос – Бог». После чего уважаемый человек отпускает пару реплик о том, что этому Арию, видно, очень хочется стать епископом, вот он воду и мутит, и все успокаивается. Но если священник, на беду, оказывается арианином и начинает объяснять разницу, из которой выходит, что – да, Бог, но какой-то не такой, следует иная реплика. Уважаемый человек, который еще лет пять назад поклонялся культу Непобедимого Солнца и до сих пор не вполне понимает, чем Бог христиан от Солнца отличается, выпрямляется во весь свой немалый рост, выставляет брюхо и, обращаясь к какому-нибудь приятелю из «старых» христиан, рокочет:

– Ну вот, а ты мне говорил… А видишь как оно на самом деле… Христос – он Бог, но Солнце – главнее!

Немая сцена.

Это, конечно, гротеск, то есть картина преувеличенная. А с другой стороны, в головах простого народа иной раз рождались такие представления… Аж в середине V века папа Лев Великий упрекал паству, что она молится Солнцу на ступенях базилики св. Петра, поворотясь спиной к храму.

Но император Константин уж точно знал, что говорил – вот только Арий его не услышал.

Между тем смута разрасталась. На стороне Ария выступили 12 диаконов, 7 пресвитеров и 2 епископа – почти треть всего александрийского клира – и 700 девственниц. О моряках и докерах ничего не говорится – но можно предполагать, что соседства с семьюстами девственницами в одной религиозной партии они попросту не выдержали, тут нужна привычка. Едва ли его сторонники, особенно девы, разбирались в теории – вероятно, им просто нравился Арий и по какой-то причине не нравился Александр.

В конце концов император Константин решил собрать епископов со всего мира и это дело решить. Он созвал в Никее Первый Вселенский собор, в котором участвовал лично, хотя едва ли стал больше понимать, о чем, собственно, речь. Однако он был намерен разрешить дело миром, и в конце концов собор принял первый христианский Символ веры. А заодно предал анафеме сторонников Ария.

Правда, смута после этого не утихла. Ариане не раскаялись, они продолжали существовать, они и сейчас кое-где, кажется, существуют. Арианский епископ крестил захвативших Рим варваров. Но «уважаемый человек» из далекого прихода мог быть спокоен: ему собор епископов объяснил, что Христос – Бог.

Кстати, совершенно неожиданное подтверждение того, что большинство людей воспринимало этот спор именно как спор о божественности Христа, нашелся у Дэна Брауна. Все тот же «великий теоретик христианства» Лью Тибинг объяснял своим собеседникам:

«– Константину нужно было укрепить новую христианскую традицию, и он созвал знаменитый Вселенский собор. На этом собрании обсуждались, принимались и отвергались многие аспекты христианства – дата Пасхи, роль епископов, церковные таинства и, разумеется, божественность самого Иисуса Христа.

– Что-то я не совсем понимаю, – с недоумением нахмурилась Софи. – Божественность Иисуса?…

– Моя дорогая, – торжественно объявил Тибинг, – до этого исторического момента Иисус рассматривался Его последователями как смертный пророк… человек, безусловно великий и влиятельный, но всего лишь человек… Только на этом Вселенском соборе Христос был провозглашен и официально признан сыном Божиим. В результате голосования».[121]

Таким вот образом в голове американского журналиста, человека грамотного и, может статься, даже с университетским образованием, преломилась арианская ересь.

(Впрочем, что там Арий! Несколькими строчками ниже тот же Тибинг утверждает, что отныне христианину надлежало «искать спасения души через один-единственный официально утвержденный канал – Римскую католическую Церковь». Ладно, я понимаю, книги по истории религии написаны так, что от их грызения даже американские зубы поломать можно. Но ведь в каждой уважающей себя редакции должна быть энциклопедия, и многоуважаемый господин Браун мог бы открыть ее и выяснить, что никакой Римской католической Церкви в те времена не существовало!)

Дэн Браун восхитителен – но вернемся, впрочем, к теме. Примерно такими на протяжении следующих веков были и прочие богословские споры, исследовавшие меру божественного и человеческого в Иисусе. Один собор следовал за другим, причем равно темпераментны были как пребывающие на богословских высотах, так и внизу. Понимали они все по-разному, но вели себя одинаково. Вот отчет императорского уполномоченного о III Вселенском соборе, где речь шла о так называемом несторианстве.

«Чтобы не произошла вспышка драки, я втиснул отряды солдат между сближающимися местами той и другой партии – из-за бешенства, которое не знаю, откуда у них бралось. Те, что примыкали к Кириллу, говорили, что и видеть не хотят Нестория. Хотя я видел, что боголюбезнейшие епископы были неумолимо враждебны друг к другу, но я не знаю, отчего они дошли до такого омрачения».

Естественно, офицеру странно было предположить, что споры о природе Христа могли довести ученых богословов до драки. Но тут надобно пояснить один момент. Лидерами враждующих сторон были Кирилл, архиепископ Александрийский, и Несторий, архиепископ Константинопольский, родом из Антиохии. То есть спорили между собой два давно соперничающих города. А сам собор происходил в Эфесе, где не любили Нестория, а особенно не любили «город-выскочку» Константинополь. Когда Несторий прибыл, его и его людей не пускали в эфесские церкви, а по городу константинопольский архиепископ передвигался лишь под охраной солдат, защищавших его от эфесских монахов.

Впрочем, и сам Несторий был очень примечательным человеком. Бывший игумен одного из антиохийских монастырей, он, став архиепископом, не обрел политических талантов. Прибыв в Константинополь, он первым делом распорядился закрыть арианский храм. То ли никто ему не объяснил, что раз этот храм тут существует, значит, есть тому причина, то ли он никого не послушал. Но дело в том, что арианами в православном Константинополе были императорские гвардейцы – наемники-готы, для них и храм был открыт. В богословских спорах они, надо думать, понимали не больше прочих, однако насилие над собой терпели лишь от своих командиров. Обозленные солдаты в отместку подожгли церковь. В результате сгорел весь квартал, а Несторий получил в городе кличку «поджигатель».

Но особенно новый архиепископ Константинопольский восстановил против себя христиан и, по сути, подписал себе приговор, покусившись на Деву Марию, к которой уже тогда в народе было совершенно особое отношение. «Он ополчился против термина “Богородица”, ссылаясь на своего учителя Феодора Мопсуэтийского, писавшего “Безумие говорить, что Бог родился от Девы. Родился от Девы тот, кто имеет природу Девы, а не Бог-Слово… Родился от Девы тот, кто от семени Давидова”. Но писания Феодора не были известны вне круга ученых-богословов, а Несторий стал проповедовать все это с амвона.

Он говорил, что Дева Мария родила человека Эммануила, с которым соединилось, сцепилось предвечное Слово Божие. Следовательно, она не Богородица, а Человекородица или Христородица. Можно даже говорить Богоприимица, но не Богородица. Ведь всякая мать рождает только тело. А душа – от Бога… Конечно, говорил Несторий, если неграмотной черни нравится говорить “Богородица”, то пусть ее – в виде благочестивого преувеличения мы можем допустить это. Однако истинные просвещенные христиане понимают абсурдность такого словоупотребления».[122]

Теперь уже были оскорблены все, кроме маленькой группки приверженцев пришлого епископа. Тонкое богословие было доступно нескольким десяткам «истинных просвещенных христиан», а народ все понимал гораздо проще. Тут же поползли слухи: мол, Несторий не верует, что Христос – Бог.

Собор же, столь темпераментно начавшийся, закончился тем, что императору пришлось вызвать войска и окружить Эфес, а оба оппонента – Несторий и Кирилл, вместе с неукротимым эфесским митрополитом Мемноном, были взяты под стражу. В конце концов Несторий отправился к себе в монастырь, а Кирилл бежал из-под стражи и вернулся в Александрию, где, в окружении своих сторонников, мог не обращать внимания даже на самого императора: достать его оттуда можно было, лишь взяв город военной силой.