Деревянная грамота - Далия Трускиновская

- А тебе-то самой он нужен?

- Да пусть уж заглянет.

Данила вышел на крыльцо и сказал "Ф-ф-у-у-у! .." Потом глубоко вздохнул. Холодный воздух окончательно прояснил мысли и чувства. Кроме того сделалось на душе радостно, хотя поводов вроде и не было. Данила стремительно зашагал по вытоптанной стежке, обогнул угол, Снегу на огороде навалило - выше колена. Данила, высоко задирая ноги, побрел к указанной дыре, обернулся на свои следы и с удивлением отметил, что косолапит почти как Семейка.

Оказывается, прав был Богдаш, подметивший однажды невольное Данилино подражанье старшему товарищу в движениях и в мягкой беззвучной походке...

Протиснувшись в дыру, Данила подождал собачьего лая, но кобель молчал. Тогда парень пошел наугад и у пристроенного к задней стенке подклета сарая столкнулся с хозяйкой, выносящей пустую бадейку. Судя по запаху, там держали поросят. Хозяйка домой не позвала, а обещала прислать Третьяка сюда, на двор. Ожидая его, Данила встал под навес крылечка, чтобы не превратиться в сугроб.

Третьяк вышел к нему, приветственно раскинув руки.

- Гляди ты, сыскал!

Данила объяснил, в чем дело. Пожилой скоморох посмотрел на него внимательно. Может, и догадался, что не самому Даниле его блудный сотоварищ понадобился, а - велено сыскать. Может, и правду сказал, что Томила после той беседы на Красной площади появлялся ненадолго, да и сгинул опять. Понимая, что скоморохи друг за дружку держатся и между собой могут хоть в бороды вцепляться, а никому чужому своего не выдадут, Данила решил хоть про медведей узнать - точно ли привели, да где их держат, да можно ли поглядеть.

Оказалось - живут мохнатые получше иного москвича. Москвич-то порой утром просыпается на печи - а у него усы с бородой в инее. А косолапому так нельзя...

- С горбатыми у нас особая забота, - объяснил Третьяк. - Коли мы хотим, чтобы они нам всю Масленицу отслужили и никого не подрали, их заранее будить надобно. Они же с осени спать завалиться норовят!

- И что же - петуха им к уху подносите? - удивился Данила. О медведях, да и вообще о всякой живности, исключая коней, он знал мало.

- Можно и петуха, - согласился Третьяк, подивившись такому невежеству. Коли тебе его не жалко. Но мы их, горемычных, иначе будим. Они спать залегают, когда холодно делается. Как заморозки - там, считай, горбатого у тебя и нет. И мы их приводим в клети и овины, сговариваемся с хозяевами, и там они спят до Сретенья Господня, а то и подольше, это уж как в том году Масленица начнется. Потом же мы начинаем там печь топить, греть помещение. Горбатый и решит, что весна настала, и проснется! Потом с ним морока - ему поваляться надо, порычать - пробку выгнать.

По круглым Данилиным глазам Третьяк понял, что опять требуется объяснение.

- В гузне у него лайно спекается, надобно избавиться. У тебя что, запора никогда не случалось? Ну, а у него - каждую весну такое, несколько дней мается. А как выгонит пробку - тут мы и ведем его потихоньку в Москву, заранее сговариваемся, где ночевать по дороге будем. Ночевать-то непременно в тепле надобно! Вот привели мы своих горбатеньких, спрятали их до поры на Неглинке...

- Мне бы поглядеть...

- Ну, пойдем, покажу.

Третьяк повел Данилу огородами через два двора, к третьему, где в подклете приютили горбатеньких.

- Вот и ладно, - говорил по пути. - Я сам со вчерашнего дня их не видел. А ведь коли не проверишь - молодые непременно чего-нибудь начудят.

- Это ты про Филатку с Лучкой?

- Про них, про голубчиков. Сейчас ты их, родненьких и увидишь.

Данила улыбнулся. Эти скоморохи были его ровесниками, с ними бы он как раз охотно встретился на равных, ведь как раз общества равных себе и не имел на Аргамачьих конюшнях. Дружок Ваня Анофриев разве что, так ведь и тот уже куда выше званием, потому что - женатый человек...

Двор, где временно поселили медведей, был самый обыкновенный московский с жильем на высоком подклете, с крытым крыльцом, с непременными двумя сараями (хлева Данила не приметил, наверно, был где-то сзади), с банькой и летней кухней на краю огорода. И стоял он по-московски вольготно - даже люди небогатые ставили домишки свои не впритык, а имели довольно места и для двора, и для садовых деревьев, и для грядок.

Навстречу Даниле с Третьяком выскочил Филатка.

- Дядька Третьяк! А я к вам бегу! - не поздоровавшись, выкрикнул он.

И точно, что бежал - тулупчик даже, не вдев рук в рукава, у шеи придерживал.

- Ну, что еще стряслось? - сходу напустился на него старый скоморох. Оставь вас на полдня - непременно напроказите!

- Томила приходил! - чуть не плача, сообщил Филатка. - Лучку сманил к себе в накрачеи! Я просыпаюсь - а он уж и мешок увязал! Я - обуваться, а его и след простыл!

- Разминулись?! - кляня себя за пререкания с Тимофеем и Семейкой, воскликнул Данила. Ведь мог же застать подозрительного скомороха, мог - и проворонил!

- А ты кто таков? - Филатка чуть ли не прыжком повернулся и приоткрыл от удивления рот. - Данила?! .

- Уговорился, выходит, с бойцами на всю Масленицу? Переманили! Ах он блядин сын! Опоздал ты, мой батюшка, - Третьяк обратился к Даниле горестно и вроде бы искренне, уже не видя необходимости выгораживать товарища. Теперь-то хоть ясно, где подлеца искать! На Москве-реке он будет с утра и дотемна. А проку с него?!? Коли он тебе нужен - там его и домогайся! Еще что?

- Лучку-то заменить нужно при медведях!

- Сам знаю! - Третьяк запустил руку под шапку и почесал в затылке. Нестерка согласится?

- Согласиться-то согласится! До Репы не добраться!

Не успел Данила удивиться, как оказалось, что Репа у скоморохов не овощ, а прозвание человека.

- Пьян, что ли? Так вывести его на двор и головой в ушат с водой кунать, пока не поумнеет!

- Поди сам его выведи!

- Ну, вынести! Вдвоем с Нестеркой не донесете?

- Сам его выноси!

Поняв, что дело неладно, Третьяк вздохнул.

- Подсобишь, Данила?

- Как не подсобить!

Они вошли в подклет. Тут было тепло, но не настолько, чтобы ходить без верхней одежды, а тем более - спать.

- Эй, Репа! Куда ты там запропастился? - привыкая к полумраку, крикнул Третьяк.

Ему отвечал человеческий голос - голос страдальца, что третий день животом или чем иным мается, стонет так, что слеза прошибает.

- О-о-ом-м-м! .. - проныл этот грубоватый, но безмерно жалостный голос. Н-не м-м-м-мо-о-гу-у-у-у...

- Что это с ним? - забеспокоился Данила.

- С кем?

- Да с Репой же!

- А что с Репой сделается! Спит без задних ног!

- А-а?..

- Да горбатый это ноет! Ты что - впрямь ни разу медведя не слышал?

- Человеческим голосом?!?

- Так уж у него получается. Ах ты, бес бы тебя побрал! - догадавшись, что стряслось, воскликнул Третьяк.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});