Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений - Марк Блиев

Карательная экспедиция грузинских вооруженных отрядов

Между тем обе стороны – и грузинская, и осетинская интенсивно готовились к вооруженному столкновению. Наместник Воронцов удовлетворил просьбу князя Андроникова об организации вооруженного вторжения в Южную Осетию для «усмирения некоторых осетинских обществ». Однако Воронцов предусмотрительно в тени оставлял генерала Андроникова – ему он поручал общее командование военной операцией, начальником же самой карательной экспедиции был назначен полковник Казбек. Андроников, формулировавший задачи военного похода в Осетию, считал, что нужно расширить зону военных операций – провести их не только во владениях князей Мачабели, но и Эристовых, и других помещиков, где крестьяне не платят повинностей. Андроников, как типичный представитель грузинской знати, брал на себя также определение политических установок для экспедиций. В них хорошо просматривались присущие тавадам ксенофобия и чванство, особенно бурно проявлявшиеся перед военным походом. Андроников наставлял начальника экспедиции Казбека «непременно наказать злоумышленных осетин, и неоднократно». При этом подчеркивал, что следует отказаться от тактики русских военных, якобы во время карательных экспедиций ограничивающих свои действия «простым упорством», т. е. обороной. Что касается воинских сил и средств вооружения, то Андроников для вторжения в Южную Осетию предполагал отрядить один грузинский батальон пехоты; отряд милиции из 300 человек, состоявший из жителей Горийского уезда, – отрядом милиции поручалось командовать князю Мачабели, помощнику уездного начальника; князь Кобулов обязывался мобилизовать 150 осетин в Осетинском округе – речь шла о казенных крестьянах, дороживших своим положением и не желавших участвовать в восстании «частных» крестьян; отдельный отряд из 100 человек был сформирован «из дворян Горийского уезда под предводительством уездного предводителя дворянства поручика князя Эристова».

Грузино-тавадский характер вторжения в Южную Осетию предусматривал специальное воинское снаряжение, которым снабжалась карательная экспедиция. Некоторые виды оружия не использовались на Кавказе ранее, даже в Кавказской войне. На вооружении отряда были: «два горных орудия с тремя комплектами зарядов, из коих 12 картечных, по 80 гранатных с зажигательными кусочками истраптиловых с пулями, остальное количество 12 фунтовых ядерных и два лаорста». Андроников объяснял: «если ядерные заряды будут малы для 10-фунтовых орудий, то», как рекомендовал грузинский генерал, «обшить их кожей в столько рядов, сколько нужно будет». Андроников особенно заботился по поводу ядерных зарядов, потому что они были «способны разбивать укрепления и башни». Еще он к этому предусматривал 10-фунтовую мортиру, служившую главным образом для разрушения особо прочных оборонительных сооружений. Грузинский генерал распорядился также «проделать дорогу» в Южной Осетии, чтобы «можно было провести» 6-фунтовую пушку «к какому-либо из пунктов» военных действий; он не разрешал брать «крепостных ружей», как просил полковник Казбек, а настаивал, чтобы стрелки были вооружены пулеметами. Специальные отряды были сформированы для минирования крепостей и жилищ, такие спецотряды предусматривались для наведения мостов и других работ. Продовольствие заготавливалось «из винной и говяжьей порции» на 15 дней. Андроников просил увеличить количество транспорта для подвоза как «артиллерийских снарядов, так и провианта». Генерал Андроников, которому поручалось командование военной операцией, не очень надеялся на свои «полководческие» способности и просил наместника, чтобы на время военных операций к нему прикрепили офицера из Генерального штаба – специалиста, действительно способного руководить боевыми действиями.

Читая документы, связанные с подготовкой вооруженного вторжения в Южную Осетию, с набором воинских средств для истребления нищих, разоренных феодалами югоосетинских крестьян, невольно вспоминаешь о том, сколько крови пролили осетины во имя защиты грузинского народа! – и задаешь себе вопрос, почему же грузины, во все времена хвалившиеся своим благородством, ни разу не встали на защиту соседнего народа, а приходили к нему только с оружием в руках? И совсем простой вопрос – храбрые грузины – «дети Вахтанга Горгосала и Георгия Саакадзе», почему каждый раз, когда персидский шах требовал от грузин, чтобы самый смелый из них вышел и сразился в единоборстве с его воином, каждый раз выходил... почему-то осетин?.. Напомним современным грузинским андрониковым – храбрым, если за ними как «минимум» великая держава, – только два факта из истории Грузии... Это было, судя по всему, в 40-х годах XVIII века, при царе Теймуразе, в молодые годы Ираклия II. Небольшому отряду Ираклия предстояло сразиться с войском Азат-хана, «возмущавшего Персию», воины которого просили поединка с самым храбрым воином Ираклия. Азат-хан согласился на такой поединок и предложил его царевичу. По свидетельству Давида Багратиони, его дед, Ираклий, выставил «наихрабрейшего из всех» осетина Луарсаба Макаева (Магкаева. – М. Б.), воина из Зарамага. Согласно устным преданиям, позже тот же Ираклий II на предложение персидского шаха Ага-Мухаммед-хана о единоборстве был вынужден согласиться, надеясь, что единоборство будет выиграно и шах по условиям такого поединка отступит. Ираклий II обратился к своим воинам в растерянности, увидев перед собой огромного и плечистого богатыря – перса. Выручить царя взялся знаменитый в Осетии Гоци Хетагуров из Нара: он был невелик, сколочен по-горски, сухощав, внешне неказист. Встав со своим конем перед персом-гигантом, он вызвал хохот не только у шаха и его воинов – «ржали даже кони». Но зря потешался шах. Встретившись на скаку, Гоци столь лихо взмахнул саблей, что отрубленная голова перса, словно приклеенная, оставалась на мертвом. «Долго не мог понять шах происшедшее...» Довольный Ираклий II по-царски преподнес Гоци свой щедрый подарок – золотую чашу, до XIX века хранившуюся в Нарской церкви.

Но вернемся к временам грузинского генерала Андроникова, собиравшегося походом в южные районы Осетии и требовавшего для своих войск пушки, мортиры, пулеметы, «ядерные заряды», и обратимся к другой стороне – осетинской. В Осетии знали о суете, связанной с подготовкой крупной карательной экспедиции. Скорее всего, об этом стало известно от самих князей Мачабели, не скрывавших предстоящий поход Андроникова и угрожавших этим походом. Главным достижением осетинской стороны, готовившейся к обороне, являлась встреча почетных старшин, представлявших не только крестьян, прикрепленных к грузинским феодалам, но и казенных, в одной из главных церквей «Хистыдзуар», при которой была принята присяга о вооруженном сопротивлении грузинским войскам. При присяге было принято решение: «буде кто из них нарушать присягу эту или изменит, или же передаст другому что-либо, то, по обычаю их, уничтожить его со всем его семейством, имуществом до основания». Не менее важным было другое решение – «...осетины избрали из среды себя под названием юзбашей», т. е. предводителей, призванных руководить освободительным движением. Всего осетинских старшин, взявших на себя руководство народно-освободительным движением, было более 15 человек. Они составляли Совет старейшин во главе с Тасолтаном Томаевым. Кроме того, само движение было возглавлено Махаматом Томаевым. Последний взял на себя организацию обороны Южной Осетии и являлся политическим лидером, определявшим основные руководящие установки, обязательные для всех участников движения. По данным З.Н. Ванеева, за короткое время Махаматом Томаевым было создано ополчение из 300 человек. Эту цифру приводил в своем донесении полковник Казбек. Консолидация военных сил, ранее стихийных и носивших разрозненный характер, являлась самым важным событием в Южной Осетии. Это хорошо заметил грузинский генерал Андроников. В своем рапорте начальнику Главного штаба Отдельного Кавказского корпуса он писал о своем удивлении, которое вызвало у него объединительное движение, развернувшееся в Осетии в борьбе за независимость. «Я, – доносил Андроников, – никак не поверил бы, чтобы в осетинах, какими знал их прежде, могла содержаться такая перемена, чтобы такое единодушие, такое упорство вообще в задуманном деле могло быть в них так продолжительно. Все обнаруживает, что целая Осетия была напитана мыслью – мыслью восстания. Из всего округа только часть Малолиахвского участка и часть Джавского, т. е. место расположения укрепления и окрестные деревни, остаются еще не приставшими к бунтовщикам и, если эти части не увлеклись доселе общим примером, то должно полагать, что причиной, оставившей их, были и есть присутствие здесь войск».

При вчитывании в донесения Андроникова обращает на себя внимание явное преувеличение политического накала в Осетии, будто угрожавшего всему Закавказскому краю. Во-первых, восставшие не были намерены предпринять что-либо агрессивно-наступательное, они лишь готовились к обороне. Во-вторых, консолидация сил, о которой писал Андроников, охватила осетинские общества только Юго-Осетии, включительно до Нарского общества на юго-западе и бассейна реки Арагви – на восточной окраине. В-третьих, сохранялся разрыв между восставшими, расположенными в горных районах, и готовыми участвовать в восстании крестьянами, жившими на равнине, – в таких центрах как Джави и Цхинвали, находившихся под жестким контролем властей. Что касается Северной Осетии, то она могла лишь сочувствовать крестьянской борьбе Южной Осетии, но практически не имела возможности оказать ей помощь – слишком была оторвана от юга в связи с массовым переселением из нее населения, занятого теперь хозяйственным освоением новой территории. Генерал Андроников, по его собственному признанию, хорошо знал Осетию и прекрасно понимал, что в Южной Осетии, кроме трех сотен боевиков во главе с поручиком Махаматом Томаевым, нет сколько-нибудь серьезной воинской силы, способной противостоять его отрядам, по последнему слову техники оснащенным. Генерал Андроников искусственно обострял обстановку, желая добиться широкомасштабной вооруженной операции – такой, которая бы раз и навсегда развязала югоосетинский тугой узел. Еще в начале мая, когда Андроникову уже стало известно о собрании старейшин у Хистыдзуар, грузинский генерал просил начальника гражданского управления Закавказским краем генерал-лейтенанта В.О. Бебутова «усиления» его отряда «если не регулярным войском, то, по крайней мере, еще милицией». Напомним: наместник в данном случае, отказывая в регулярных войсках, соблюдал указания Николая I, а также ранее принятый закон о карательных экспедициях. Андроников ходатайствовал, чтобы ему выделили из Западной Грузии, в частности из Имеретии, дополнительные силы, считавшиеся более боеспособными грузинскими милицейскими формированиями. В планах князя Андроникова было привлечение к карательной экспедиции самих осетин из числа казенных крестьян, не участвовавших в восстании из-за опасений потерять свое социальное положение: осетинские казенные крестьяне были приравнены к грузинским и платили повинности – 1/10 урожая. В середине мая Горийский уездный начальник мобилизовал 100 таких крестьян, и их готовили к карательному походу. Несмотря на то что они были зачислены в милицию и это только улучшало их социальное положение, завербованные осетины небольшими группами перебегали к осетинским повстанцам. Андроников бил тревогу. Он востребовал полковника Золотарева в качестве одного из командиров карательной экспедиции, объявил блокаду Нарскому, Хевскому, Ксанскому и Мтиулетскому участкам Горийского уезда, т. е. магистральной части Южной Осетии, чтобы осетинским жителям «никаких казенных припасов под строжайшей ответственностью» «не продавали». За соблюдением блокады были обязаны следить осетинский окружной начальник и его помощник. Используя подкупы, Андроникову удалось сформировать в центре Осетии, главным образом в Туальском обществе, «Осетинскую милицию» из 240 человек. Однако и этот отряд постигла та же участь, что и предыдущую сотню, созданную в Горийском уезде. Полковник Кобулов сетовал, что, «невзирая на его приказания и убеждения», «осетинские милиционеры» «самовольно разошлись по своим домам». Князь Кобулов также доносил, что «на верность» осетинских милиционеров «весьма трудно положиться». Выяснилась и другая любопытная деталь – Парки Джанаеву, одному из осетинских старейшин, князь Мачабели дал взятку в размере 150 рублей серебром, чтобы он принял участие в формировании осетинской милиции для участия в карательном походе. Получив деньги, Парки Джанаев, однако, половину этих денег оставил себе, другую отдал старейшинам, которые помогли бежать осетинам из милицейского формирования.