Мастер Баллантрэ - Роберт Стивенсон

— Однако вы выражаетесь довольно бесцеремонно, — перебил он меня.

— Если ничто не может заставить вас вернуться назад, — продолжал я, не смущаясь, — то, во всяком случае, приличие требует, чтобы о вашем прибытии было доложено. Подождите здесь с вашим багажом, а я сбегаю в дом и сообщу вашим родственникам о том, что вы приехали. Ваш отец старик, и… и… — я запнулся, а затем присовокупил: — одним словом, приличия должны быть соблюдены.

— Я вижу, мистер Маккеллар, вы человек светский. Но вот что, милейший, выслушайте, что я вам скажу, и запомните это навсегда: вам никогда не удастся заставить меня делать то, что вам будет желательно, я всегда буду действовать так, как мне это будет угодно.

— А, вот как, — сказал я. — Ну, мы еще посмотрим.

И я со всех ног пустился бежать по направлению к дому. Он хотел схватить меня, но не успел и начал звать меня и сердито кричать, чтобы я вернулся, затем я слышал, как он засмеялся и побежал за мной. Но он пробежал только несколько шагов и, как я предполагаю, отстал, потому что я не слышал, чтобы он долго бежал вслед. Во всяком случае, я знаю только то, что через несколько минут я приблизился уже к дверям дома, с трудом переводя дыхание, бросился по лестнице наверх и вбежал в зал, в котором в это время сидела вся семья.

В первую минуту я даже говорить не мог, но, по всей вероятности, присутствовавшие в комнате прочитали на моем лице, что случилось что-нибудь особенное, потому что все трое вскочили с места и взглянули на меня в испуге.

— Он приехал, — выговорил я наконец с трудом.

— Он? — спросил мистер Генри.

— Да, он сам, — сказал я.

— Мой сын? — закричал лорд. — О, что за неосторожность, что за неосторожность! Зачем он приехал? Неужели он не мог остаться там, где он находился вне всякой опасности?

Миссис Генри не сказала ни единого слова, а я даже и не взглянул на нее, сам не зная почему.

— Так, — сказал мистер Генри с глубоким вздохом. — Ну, а где же он?

— Я оставил его в длинной аллее, — сказал я.

— Пойдемте к нему вместе со мной, — сказал он.

Мы вышли вместе с ним и, не говоря ни слова, дошли до круглой площадки, по которой разгуливал мастер Баллантрэ. Он ходил взад и вперед, свистел и размахивал тросточкой. Было еще настолько светло, что можно было увидеть человека, но не настолько светло, чтобы разобрать черты его лица.

— А-а, Иаков! — сказал мастер Баллантрэ. — Вот видишь, Исав возвратился.

— Джемс, ради Бога, на называй меня Иаковом, а называй меня моим собственным именем, — сказал мистер Генри. — Я не стану фальшивить и не говорю, что я очень рад видеть тебя, но, во всяком случае, я приветствую тебя и прошу тебя войти в дом нашего отца.

— Или, вернее сказать, в мой собственный дом, — сказал мастер Баллантрэ. — Или, быть может, ты считаешь теперь, что это твой? Я ведь не знаю, какого ты мнения. Впрочем, что говорить об этом. Из-за этого вопроса мы уже достаточно спорили. А теперь мне очень интересно спросить тебя только вот о чем: уделишь ли ты своему старшему брату местечко у домашнего очага нашего отца? Ты не выслал мне денег в Париж, ну, так и принимай меня теперь здесь.

— К чему эти пустые слова? — возразил мистер Генри. — Ты отлично понимаешь свое положение в доме.

— Надеюсь, — сказал мастер Баллантрэ, смеясь; и этими словами кончился разговор братьев, не подавших даже друг другу руки при свидании после стольких лет разлуки.

Мастер Баллантрэ повернулся теперь ко мне и попросил меня снести его вещи в дом.

Я ничего не ответил, а взглянул только вопросительно на мистера Генри, давая ему этим понять, что я жду сначала его приказаний.

— Пока мастер Баллантрэ находится здесь, в нашем доме, я попросил бы вас, мистер Маккеллар, исполнять его желания, как будто это мои, — сказал мистер Генри. — Извините, что мы постоянно утруждаем вас то одним, то другим поручением, и потрудитесь, пожалуйста, выслать человека, который снес бы в дом вещи мастера Баллантрэ.

На словах «выслать человека» он сделал особенное ударение.

Этими словами мистер Генри сделал косвенное замечание своему старшему брату, а тот был настолько нахален, что, взглянув на меня сбоку, процедил сквозь зубы:

— Потрудитесь распорядиться, «раболепный» мистер Маккеллар. Можно вас так назвать?

Мне кажется, что если бы мне обещали целое королевство за то, чтобы я в эту минуту открыл рот, я и то бы не решился выговорить слово, до такой степени злость и досада сдавили мне горло. Я, кажется, готов был лучше сам снести вещи в дом, чем сказать что-нибудь. Я молча повернулся и пошел по аллее, по направлению к заливу. Было уже совершенно темно, и я, не думая о том, куда я иду и зачем, и позабыв о поручении, которое мне было дано, шел все дальше и дальше вперед, когда я впотьмах наткнулся на вещи мастера Баллантрэ и чуть-чуть не сломал себе, наткнувшись на них, ноги.

Странно, когда я раньше шел за мастером Баллантрэ и нес два пакета, я даже не заметил, что они настолько тяжелы, теперь же я с трудом мог поднять один из них. Вследствие этого мне пришлось сделать тот же путь два раза, снести в дом сначала один пакет, а затем другой, и это заняло у меня довольно много времени, так что я в зал к ужину явился позднее, чем обыкновенно.

Когда я вошел в комнату, приветствия уже кончились, и все общество сидело за столом и ужинало, и когда я взглянул на свое обычное место, то я с болью в сердце заметил, что оно уже занято, и что для меня за столом прибора нет. Мастер Баллантрэ не успел переступить порог дома, как он причинил мне уже две неприятности.

Он первый заметил меня, когда я вошел и с недовольным видом остановился у порога двери. Он вскочил со своего места и сказал:

— Ах, виноват, кажется, я занял место добрейшего мистера Маккеллара. Джон, накрой еще прибор. Я вовсе не желаю расстраивать обычной компании, и стол настолько велик, что мы все отлично поместимся за ним.

Я положительно не верил ни своим ушам, ни своим глазам, когда я услышал, как мастер Баллантрэ, ласково взяв меня за плечи и весело смеясь и извиняясь передо мной, подвел меня к моему обычному месту и усадил. Усадив меня, он стал за стул лорда, и в то время, как Джон накрывал прибор, ласково смотрел на старика. Старик поднял голову и взглянул на сына, и во взглядах как отца, так и сына я прочел такую нежность, что я пришел даже в изумление от такой трогательной сцены.

И в продолжение всего ужина мастер Баллантрэ держал себя удивительно ровно и любезно со всеми. Он не сказал ни одного резкого слова, не позволил себе даже подтрунить над кем-нибудь, он не говорил даже на английском языке, на котором он привык объясняться, так как он казался ему недостаточно мягким, а говорил мягким шотландским языком; все его манеры отличались изяществом, он относился ко всем без исключения с удивительным вниманием, но нисколько не пересаливал, а был любезен в меру. Он угощал меня вином, предлагал мне выпить с ним за мое здоровье, шутил с Джоном, гладил руку отца, рассказывал о различных забавных происшествиях, приключившихся с ним во время его путешествия, вспоминал о прошедших счастливых днях в доме своего отца и производил такое чарующее впечатление как своим поведением, так и своей красотой, что я не удивлялся тому, что миссис Генри и милорд восторгались им, и что в то время, как они смотрели на него, лица у них сияли.