Лукашенко. Политическая биография - Александр Федута

Настроение у всех было не то чтобы траурное, а, я бы сказал, катастрофическое: все готовились к отставке. Выступление президента могло означать только одно: конец рыночных реформ в Беларуси.

Но никакой отставки не последовало.

По согласованию с Синицыным «прямой эфир» намеченного накануне «разноса» мы не организовали. Да и разноса не было. Заседание правительства свелось к тому, что президенту разъяснили: на самом деле делается то, чего он и требовал. И все ограничилось разборкой с ценами на творог и выговором за «самоуправство» министру сельского хозяйства и продовольствия.

«Весь этот шум был лишь для публики, — вспоминает Василий Леонов, — а на самом деле он хорошо понимал, что без отпуска цен никаких реформ не сделаешь. Важную роль сыграл председатель Минского горисполкома Владимир Ермошин163. На той разборке он поднялся и заявил бесстрашно: "Александр Григорьевич, позвольте высказаться мне как главному заказчику и потребителю сельскохозяйственной продукции. Вы здесь не правы. У нас за это короткое время серьезно расширился ассортимент продовольствия, повысилось качество продукции. И то, что сделал министр, — показывает на меня, — направлено на то, чтобы было еще лучше. Если мы сейчас все отменим, вернем, что было, будет хуже".

Президент даже стушевался. Его во время полета домой настраивали, убеждали, что вот-вот пойдут массовые демонстрации к резиденции с требованием его свержения. А тут встает мэр белорусской столицы и утверждает, что стало намного лучше, чем было.

Помолчав, президент сказал:

— Я обещал народу вернуть цены назад. Верните хотя бы на творог на несколько дней. Не может же президент обманывать свой народ»164.

Так впервые пришли в столкновение интересы белорусской экономики и популистские основы мировоззрения Александра Лукашенко. В тот момент экономика как бы победила.

Правительство тогда еще нашло в себе силы для противостояния. Кроме мэра белорусской столицы Владимира Ермошина и министра сельского хозяйства Василия Леонова в поддержку продолжения курса реформ выступили премьер-министр Михаил Чигирь, вице-премьеры Михаил Мясникович и Виктор Гончар, глава Национального банка Станислав Богданкевич165.

Негативно отнесся к попытке пересмотра основ избранного курса и глава Администрации Леонид Синицын, отказавшийся делать доклад о политической ситуации в Беларуси и объяснивший это тем, что президентский «прямой эфир» «резко изменил» эту самую ситуацию: «проснулись в одной стране, легли спать в другой».

«Так что же мы будем строить?»

Страна действительно изменилась, причем в один день. Именно 11 ноября 1994 года (день возвращения президента из Сочи) становится первой вехой на пути отказа Александра Лукашенко от каких-либо реформаторских попыток.

Дело в том, что никаким реформатором-рыночником в глубине души Лукашенко никогда не был. А был типичным совковым руководителем, хорошо усвоившим основы советской «науки управлять».

Это еще ленинское положение, известное каждому пропагандисту советских времен, о том, что социалистическим государством можно управлять как предприятием166.

Леонид Синицын вспоминает, как по дороге из Шклова (сразу после победы во втором туре) они обсуждали естественную тему — власть взяли, как теперь будем рулить? «Тогда у него четко звучала мысль о том, что Беларусь — небольшая страна, и ею надо управлять из единого центра, в принципе, как хорошим производственным коллективом». Это понятно. Никакого иного управленческого опыта, кроме опыта управления небольшим производственным коллективом совхоза «Городец», у Лукашенко не было.

Второй принцип «управленческой науки» тоже прочно и неискоренимо усвоен нашим героем. Тот же Синицын рассказывал мне, как в самом начале, после его очередной докладной записки президент собрал совещание по уточнению пути, предначертанного для страны.

«Вы знаете, что такое рыночная экономика, умеете работать в условиях рынка?» — спрашивал Лукашенко у членов своего первого правительства. И получал в ответ уверенное «нет». «А знаете ли вы, что такое плановая экономика?» В ответ — столь же уверенное «да». «Вот, — сказал президент, с присущей ему выразительностью глядя на Синицына, — так давайте и будем строить то, что знаем».

О том, как вело себя правительство, скажем, в 1995 году, вспоминает руководитель «Независимой консалтинговой группы» Эдуард Эйдин. Он в тот период консультировал руководство страны через секретаря Совета безопасности Виктора Шеймана и заместителя главы Администрации Петра Прокоповича. Вот что он говорит:

«Было собрано совещание при президенте по вопросу о целесообразности девальвации белорусского рубля, курс которого до этого был законсервирован на целый год. Присутствовали только "крутые": Чигирь, Мясникович, Шейман, Титенков, Винникова, заместитель министра экономики Шимов, Прокопович, помощник президента Капитула… и я — "еврей с Немиги".

Думаю, всем там было понятно, что дальнейшее удержание Национальным банком курса национальной валюты угробит белорусскую промышленность. Но Лукашенко в то время всегда декларировал сдерживание инфляции любыми методами. Моя же группа подготовила для президента аналитическую записку, в которой обосновывалась необходимость резкой девальвации рубля — сразу и в три раза.

Президент дал высказаться всем. И "все", уверенные, что "совпадают с мнением Хозяина", начали пылко заверять его, что смерти подобно… "отпустить курс рубля". Ничем и ничего не обосновывая. Я просто офонарел. Еще немного — и дошли бы до идеи укрепления "деревянного".

Потом Лукашенко предоставляет слово мне, как бы от Совета безопасности, и, выслушав, констатировал:

— Курс будем отпускать. Координируют эту работу Прокопович от Администрации и Совет безопасности.

И смотрит на меня:

— Эдуард, ты что-то хочешь спросить?

Мне бы, придурку, промолчать. И так атмосфера в зале не была пропитана запахами любви и взаимопонимания. А я возьми да и брякни:

— Александр Григорьевич, а это и есть процесс принятия государственных решений? Я ведь думал, что и Администрация, и Нацбанк, и правительство тоже подготовили свои обоснования. А то как-то вся ответственность кладется на мою группу. Мне бы очень не хотелось подставлять Совет безопасности…

Лукашенко, не говоря ни слова, поднялся и ушел. Остальные шарахнулись от меня, как от чумного. Правда, через несколько дней президент письменно одобрил несколько предложений моей группы, отданные на его рассмотрение еще до совещания»167.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});