Пастыри. Последнее желание - Сергей Волков

Накануне, проспавшись после коньяка, Илья сообщил своим, что Вадим помогает ему готовиться к госэкзаменам, и поэтому он переночует у Завадских – попусту нервировать родителей он не любил. Отец скептически хмыкнул в трубку – мол, знаем мы эти «подготовки», пиво-карты-девочки – но ворчать не стал: Завадские пользовались в семье Приваловых авторитетом.

Потом трубку взяла мама и предупредила Илью, что завтра по случаю хорошей погоды они вместе с Шуваловыми уезжают на все выходные на дачу, и поэтому он должен выбрать время, причем и в субботу, и в воскресенье, чтобы заехать к Шуваловым в Южное Измайлово – покормить рыбок, попугайчиков и морских свинок. Ключи – на зеркале, записка от тети Гали, как кого кормить, – там же. Илья в ответ недовольно промычал что-то: кормление шуваловского зверинца было делом знакомым, но таскаться на окраину Москвы два дня подряд, когда тут такое творится, – это счастье подвалило не очень кстати.

Так или иначе, но проблемы с родителями все же оказались улажены.

Более или менее оклемавшись, с утра друзья съездили на кладбище и навестили могилу Кости Житягина. День выдался сырой, моросило, и не скажешь, что вчера солнце пекло, как в июле.

Костя весело улыбался с выпуклой овальной фотографии, капли дождя играли в догонялки на полированном граните памятника. Ветерок шевелил широкие листья ландышей, посаженных в каменной цветочнице, шуршал зацепившейся за оградку пластиковой ленточкой от чьего-то венка… Все, как всегда, все, как обычно.

Илье, когда они шли обратно по мокрым дорожкам, подумалось, что нет на земле места, более незыблемого в своем постоянстве, чем кладбище. Воистину, отсюда начинается незримая дорога в вечность…

После кладбища отправились на Солянку, по выражению жаждавшего мести Завы, – «на разборку». Вадим подготовился основательно, прихватив с собой целый арсенал – туристический топорик, монтировку, два здоровенных кухонных ножа, вставленных в картонные одноразовые ножны, и баллончик с экстрактом кайенского перца.

– Ты, я так понимаю, сперва хочешь их обезопасить из баллончика, а потом порезать и порубить на части? – иронично спросил Илья, наблюдая за сборами Завы.

– Мужчина без оружия более голый, чем без одежды! – наставительно процитировал кого-то Вадик, засовывая в сумку топорик. – Кстати, может быть, тоже прихватишь чего-нибудь? Могу предложить отцовский молоток, шило и…

– И материну пилку для ногтей. Не смеши меня, ладно? И потом – ты же знаешь…

– Знаю, знаю, – Зава замахал руками. – Ты после войны – убежденный пацифист, оружие в руки не берешь… Особенно арматуру. Все, молчу, молчу! Ладно, поехали.

Пацифист – не пацифист, но Илья и впрямь старался после армии как можно меньше конфликтовать с кем бы то ни было, пытаясь всегда все решать добром. Конечно, в современном, невыносимо сучьем мире, получалось это с трудом, но, тем не менее, получалось.

Конечно, за пять лет, прошедших после возвращения ОТТУДА, воспоминания, по идее, должны были сгладиться, все же время – лучший лекарь, но с Ильей это не сработало. Проклятая память постоянно подстегивала его, являя наиболее шокирующие эпизоды пережитой войны в бесконечных снах.

В этих снах к Илье приходили погибшие пацаны из его взвода и упрекали его в том, что он живой, а они – нет. И хотя вины сержанта Ильи Привалова в их гибели не было, он все равно понимал, что пацаны правы. Просто судьба – это неуправляемая большегрузная машина без тормозов, нагруженная тротилом и несущаяся под гору. Кому-то повезет спрыгнуть, кому-то – нет.

Но страшнее всех был Володя. Он снился Илье не часто, но после Володи Илья просыпался в холодном поту и до утра не смыкал глаз.

Случилось это за неделю до ротации и за три месяца до дембеля. Комбат, подполковник Якимчук, пришел тогда к ним в палатку, сел на табуретку и сказал, ни на кого не глядя:

– Пацаны! Дело такое… Через ущелье в долину идет караван. Духам, которые сныкались в зеленке, едет пластид, выстрелы для гранатометов, патроны, средства связи и еще много чего. Караван, понятное дело, хорошо охраняется… Кроме вас, послать больше некого. Вы – самые обстрелянные, самые опытные тут. Но вам осталась неделя до возвращения. Я все понимаю… В общем, добровольцам через час – сбор возле штаба.

Комбат нахлобучил на голову фуражку и вышел. В палатке некоторое время было тихо, потом пулеметчик Леха Панарин усмехнулся и сквозь зубы процедил:

– Как в кино, сучье вымя…

В отличие от кино, через час у штабной палатки стоял далеко не весь взвод. Жизнь и важнейшее из искусств – все же это очень разные вещи…

Две вертушки высадили их на скалы над самой узкой частью ущелья. Ночь стояла – глаза коли. Ни звезд, ни огонька, и если бы не приборы ночного видения, полвзвода переломало бы себе ноги сразу после десантирования, а вторая половина – чуть погодя.

Рассредоточившись, бойцы затаились и принялись ждать. Сигналом к атаке должна была стать команда лейтенанта Вити Ульянова, который имел в своем распоряжении мощную танковую «Сову».

В волчий предрассветный час, когда мгла сгустилась особенно сильно, в наушниках протрещал голос лейта Вити: «Внимание!», а спустя пару минут: «Огонь!»

К этому моменту все десантники уже отчетливо видели на дне ущелья шевелящуюся змею каравана. Дружный залп из всех стволов разорвал тишину и темноту над горами, трескучее эхо загуляло по ущелью. После пяти минут ураганного огня несколько гранатных взрывов завершили бой. Впрочем, назвать боем эту бойню вряд ли у кого-то бы повернулся язык – со стороны каравана не прозвучало ни выстрела.

– Сержант Привалов! Возьми Христенко, Давыдова, спуститесь и посмотрите, что там и как. Есть ли раненые. Тяжелых добейте, легких – сюда, с собой возьмем. Если что, мы прикроем. Все, вперед!

Спускаться в темноте по практически отвесным скалам – экстремальнее экстрима просто не бывает. Илья ощутил это всем организмом, зависнув над непроглядной бездной. Однако с Божьей ли, с чьей иной ли помощью, но спустились.

Включив прибор ночного видения, Илья двинулся к выделявшимся на фоне темных камней неподвижным телам. Первые неприятные предчувствия шевельнулись в душе Ильи, когда он не обнаружил ни трупов вьючных животных, ни самого груза. Шедший слева Генка Давыдов подлил масла в огонь, удивленно пробормотав:

– Ё-моё, а че, кроме АКМ-ов у них других стволов нету, что ли?

И тут мертвую, в прямом смысле этого слова, тишину, царившую в ущелье, нарушил полный смертной муки голос:

– Володя! Воло-одя-я!..

…Нет на войне врага страшнее, чем инициативный дурак. А когда такой все же находится, да еще и среди тех, кому доверены солдатские жизни, все – пиши пропало. К несчастью, именно это и произошло…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});