Украсть сердце Тирана - Ольга Гольдфайн

вслед за Мариной.

Я уронила одинокую слезу, расставаясь со своим прошлым. Увижу ли я когда-нибудь этого мужчину? Смогу ли обнять? Прислониться к надёжному плечу?

Не знаю. Но не забуду никогда, это точно…

Глава 34

Руслан

Моя Вера в последнее время ходила сама не своя: она вздрагивала от телефонных звонков, смотрела на меня отсутствующим взглядом и задумчиво перебирала детские вещи.

Я чувствовал: происходит какая-то хрень. Интуитивно понимал, что встречи с Зарубиной и Шмелёвым пошатнули душевное равновесие моей жены.

Если бы она мне рассказала о них, я бы успокоил. Но Вера молчала, как партизанка, а я не мог устраивать ей допрос. Иначе пришлось бы рассказать, что за нею ходит моя охрана…

Вот так и мучились, как два барана: она думает свои горькие думы, я смотрю на её страдания и не могу ничего сделать. Хоть бы намекнула, что её беспокоит…

День родов приближался.

Мне казалось, что я всё предусмотрел.

Вера наотрез отказалась рожать заграницей, поэтому остановились на элитном роддоме «ЕМС». Сходили на индивидуальную экскурсию, выбрали доктора и бригаду, присмотрели семейную палату.

Естественно, я планировал присутствовать на родах. Иначе как контролировать этот процесс?

В то воскресенье мы долго валялись с Верой в постели. Моя беременная жена нежилась под лучом скользившего по лицу солнца, смешно жмурясь, но не закрываясь.

Я любовался сонной Верой, такой домашней и тёплой ото сна. Прижимал её к себе и зарывался носом в волосы, вдыхая аромат любимой женщины.

— Чем сегодня планируешь заняться? — поинтересовался, наглаживая руками большой круглый живот.

— Наверное, буду рожать, — ответила супруга, накрыв мои руки своими ладонями.

— Это у вас такие шутки, Вера Анатольевна? — улыбнулся и прикусил её кожу на шее.

— Какие уж тут шутки, Руслан Тимурович. Поясницу тянет, живот болит, он опустился пару дней назад. К обеду в роддом поедем.

Меня парализовало от страха. Вся весёлость испарилась, словно её и не было.

— К обеду? Так надо же звонить, собираться, вызывать врача, бригаду! — в панике задёргался.

Вера же сладко зевнула и потянулась:

— А, нет, ни к обеду, сейчас поедем. Кажется, воды подтекают.

Я почувствовал под собой лужу и специфический запах. Растерянно откинул одеяло:

— Воды? Это опасно? Вера, не молчи. Ты в порядке? Сможешь сама встать и одеться?

Вот теперь меня накрыла самая настоящая паника: руки задрожали, голова закружилась, в ногах появилась слабость. Не мужик, а вата. Надо как-то взять себя в руки.

Вербицкая… Сафина. Моя Сафина, тяжело развернулась, обвила меня руками и успокоила:

— Руслан, тебе нельзя волноваться. В крайнем случае рожу дома, я же врач.

— Нет, нет, нет… Вдруг что-то пойдёт не так, у нас нет необходимого оборудования, препаратов, даже не думай.

Я потянулся к тумбочке, взял телефон и набрал номер водителя:

— Коля, срочно подгоняй машину, едем в роддом.

Вера приподняла бровь:

— Зачем так срочно? У меня первые роды, схватки только начинаются, они не сильные. Позавтракать успеем.

Я не выдержал и сорвался:

— Веррра, твою мать! Какой завтрак? А вдруг «кесарить» придётся? Оперировать? Ещё что-то делать?

И тут моя Вера впервые повысила на меня голос:

— Стоп! Отставить панику! Я рожаю, а не умираю. Все женщины рожают. Роды — естественный процесс. И если вы, Руслан Тимурович, станете так нервничать, я попрошу, чтобы вас удалили из палаты.

— Ты не посмеешь… — покачал головой.

— Посмею. Ещё как! Не хватало только опять тебя откачивать.

Я сейчас встану, приму душ, поем, а потом мы поедем в роддом. Кому не нравится этот план, тот остаётся дома, — железно постановила эта бесстрашная женщина.

— Ладно, ладно, сдаюсь, — выставил перед собой руки. — Ты иди в душ, а я пока позвоню кому надо, чтобы нас там ждали.

Готов был взвалить на плечо свою женщину и тащить в больницу, но спокойствие Веры вселило в меня какую-то непоколебимую уверенность, что всё будет хорошо.

И я в очередной раз ей поверил…

Вера держалась молодцом. На схватках только сжимала зубы, лицо теряло краски, бледнело, искажалось мукой, но жена не произносила ни звука.

Я стоял в палате у окна, скрестив руки на груди, чтобы они не тряслись. Стыдно было показать свою слабость.

— Вера Анатольевна, давайте поставим эпидуральную анестезию, — то и дело предлагала врач.

— Не надо, может, так обойдёмся, — отвечала моя храбрая женщина.

— Ну, смотрите, можно и не геройствовать. Ребёнку это никак не повредит, — медики искренне не понимали, зачем терпеть боль, когда можно облегчить процесс.

Не знаю, чем руководствовалась Вера, но я уже сам едва не корчился от мучений, чувствуя страдания жены.

— Вера, давай обезболим. Я знаю, что ты у меня смелая, терпеливая, стойкая, но я хочу от тебя ещё детей. А настрадавшись, ты вряд ли согласишься на следующие роды, — уговаривал супругу.

— Сафин, ты эгоист и тиран. И не буду я тебе больше никого рожать. Я тебе только для этого и нужна, чтобы вынашивать наследников. Правильно Стелла сказала: используешь и выкинешь, а ребёнка заберёшь, — заплакала Вера то ли от усталости, то ли от несправедливости.

Вот, значит, кому надо сказать «спасибо» за то, что жена сама не своя ходила, гоняла в голове всякое непотребство.

— Я этой Стелле язык вырву. Неужели ты не видишь, как я люблю тебя, дуру? Жить без тебя не могу. Что мне сделать, чтобы ты поверила? — присел на кровать и взял жену за руку.

— Ничего… Пусть анестезию сделают… Сил больше нет терпеть… — наконец-то прорвало Веру, и она согласилась на эпидуралку.

Бригада тут же засуетилась, анестезиолог достал всё необходимое.

А дальше всё пошло как по маслу. Вера чётко выполняла указания врача, лёжа на кресле. Я стоял рядом и продолжал держать её за руку. Гладить тонкие пальцы, подставлять свою ладонь, чтобы она могла опереться.

Этот контакт стал чем-то большим, чем просто касание. Казалось, отпущу, и она ускользнёт, исчезнет, как волшебный сон.

Когда раздался крик ребёнка, я вздрогнул. Не ожидал такого резкого и низкого по тону звука.

Мой сын! Такой родной! Такой желанный!

Настоящий мужчина с первых мгновений громогласно о себе завил.

Мне положили малыша на руки, и я почувствовал, что в груди что-то лопнуло. Осыпалось мелкими осколками, освободив от оков моё сердце.

Оно застучало радостно, быстро, легко. Словно вырвалось из клетки, которую я когда-то построил.

Смотрел на сморщенное личико, нахмуренные чёрные бровки, маленький носик и, казалось, не видел никого красивее и родней. Прижимал к себе крохотное тельце и боялся на него дышать.

Вера блаженно улыбалась и наблюдала за мной. Я нежно поцеловал её